Имеет ли слово силу и вес? Как влияли на людей время и история в эпоху Средневековья, в XX веке, в наши дни? Эти вопросы Водолазкин задаёт в своём новом романе. Остров более всего похож на Византию – не на Россию. Сложные политические вопросы решаются здесь с поистине константинопольской жестокостью и коварством, а среди героев читатель без труда узнает клонов известных персонажей византийской истории. Регент Юстин напоминает императора Юстиниана, его жена Гликерия своими чертами схожа с императрицей Феодорой, а в градоначальнике Амвросии, по приказу Юстина изгнанном из столицы и ослеплённом, прослеживаются черты великого византийского полководца Велизария.
В декорациях не существующего в реальности Острова столкнулись несколько черт европейских государств и характеры непохожих друг на друга людей: жадных до власти правителей и мудрых нестяжателей, молчаливых монахов‑летописцев и громогласных площадных ораторов, консерваторов, защищающих прошлое, и новаторов, устремлённых в будущее...
Этого Острова нет на карте, но в то же время он узнаваем, и то, что такое могло быть, не вызывает сомнений. Здесь империи рождаются и приходят в упадок, а отношения между людьми остаются прежними, как и столетия назад. Чистая и бескорыстная любовь здесь длится не три года, а всю жизнь. «Оправдание Острова» – это глубокое размышление о сути времени и смысле истории, текст его мимикрирует под хронику, которую комментирует княжеская чета — Парфений и Ксения.
Обложка книги. Изображение: Издательство АСТС одной стороны, они средневековые князья. С другой – персонажи, живущие абсолютно вне времени. Всеобщее здесь соприкасается с личным, а трагизм – с гротеском. Светлейшие князья и председатели Острова Парфений и Ксения являются здесь и хронистами, и пророками, а ещё среди персонажей встречается повелитель пчёл и говорящий кот.
«Остров – это не пустой звук для петербуржца, – комментирует свой роман житель Петербурга Евгений Водолазкин. – Остров предполагает границу. А границы помогают выяснить содержание собственного „яˮ. Поэтому многие и любят границы. Если границ нет, то „яˮ переходит в чужое „яˮ. А в Петербурге люди персонифицируются, они индивидуалистичны».
Парфений и Ксения, живущие вне времени, могут рассуждать о теории эволюции и заблуждениях Чарльза Дарвина, о том, почему в центре средневекового мира был Бог, а в центре нынешнего – человек. Они заполняют анкеты и ездят за границу, где пьют кофе с круассанами в тихом кафе, участвуют в создании фильма по мотивам их жизни... Это средневековые князья-долгожители – они живут 374 года. Времена меняются, эпохи сменяют друг друга, а они наблюдают за этим, отслеживают время, рассуждают о ходе времени. А иногда их привлекают к правлению в качестве властвующих князей. И когда остальные современники входят в зрелый возраст 30 лет, то у этих князей только-только заканчивается детство. А почему и зачем главным персонажам – Парфению и Ксении – дарована такая долгая жизнь, читатель узнает только на самых последних страницах.
Хроника времён, которую описывают на Острове, стартует от момента крещения и завершается периодом, похожим на современность. Сменяя друг друга, хронисты (которые пишут то архаическую летопись, то текст с помощью энергичного языка современных медиа) излагают цепочку исторических событий, с неизбежностью включающую в себя междоусобные распри, вероломство, неурожаи, стихийные бедствия, пророчества, генеалогические фальсификации и многое другое.
Разговоры, которые ведут между собой князья, достойны внимания:
«– Основной вопрос только один, – Парфений поднёс чашку к губам, – и касается обстоятельств создания мира. Средневековье отвечало: мир создан Богом. Что говорит об этом современность?
– Ну, во‑первых... – рука Филиппа описала дугу.
– Современность говорит: не знаю, – подсказал Парфений. – И отчего‑то мне кажется, что другого объяснения у науки никогда не будет».
Кроме каких-то исторических аллюзий на Византию, Европу и Россию, которые в какие-то моменты можно узнать в книге, здесь отчётливо различимы этические вопросы, волнующие автора, есть и парафраз библейских тем.
Водолазкин изящно переплетает время, исторические события, которые были на самом деле, и вымысел. Вот наследник престола играет в «ножички» и лишь по счастливой случайности уберегается от пущенного ему в сердце острого лезвия.
А вот князь выходит с подданными на берег моря и творит молитву, после которой полчища саранчи тонут в море, едва не добравшись до суши и не пожрав всё выращенное на ней. И это уже воспоминание о Ветхом Завете.
Писатель размышляет о праведности, которая на сей раз оказывается вполне совместима со скандалами на коммунальной кухне, и об искуплении или покаянии, которое вовсе не обязательно предполагает изначальное наличие греха.
В одном из своих интервью по случаю выхода новой книги автор размышляет: «Христианское понимание истории предполагает начало (сотворение мира) и конец („конец светаˮ). Этот конец может наступить в любую минуту, и к нему нужно быть всегда готовым. Внезапность конца не должна удивлять, поскольку у истории как таковой нет цели. Точнее, единственная её цель, на мой взгляд, – быть сценой для самореализации личности. Поэтому общая история – это та песня, которую можно прервать на любом куплете».
Согласно древнему предсказанию, Остров ждут большие испытания. Сможет ли он пройти их? Как в детективе в духе Умберто Эко «Имя Розы», мы узнаем об этом в конце. Здесь тоже дано некое пророчество, открывшееся летописцу. Пророчество исчезло, но люди надеются и чают, что оно найдётся или появится предсказатель, который прольёт свет на будущее…
«Работая над романом „Лавр“, я был лекарем, юродивым, паломником и монахом. Сейчас, десятилетие спустя, отважился стать хронистом – и ощутил, как велик груз ответственности того, кто запечатлевает минувшее», – говорит Водолазкин.
Кроме этической составляющей, памяти и истории, время – важный персонаж не только этого романа, но и всех романов писателя. В «Лавре» оно было целостным и универсальным, в «Авиаторе» время текло как бы одновременно в двух направлениях – назад и вперёд: герой проживал новую жизнь, одновременно реконструируя в памяти детали прежней жизни.
В «Оправдании Острова» есть момент, когда один из персонажей говорит о том, что Бога в прежнем понимании больше нет, а в новом понимании Он – Светлое Будущее.
На одной из встреч с читателями писателю задали вопрос: можно ли быть в этом понимании Бога атеистом? Или всё же людям необходимо верить в Светлое Будущее?
«Человеку свойственно во что-то верить, – отметил Водолазкин. – Когда после Октябрьского переворота Бог был „запрещёнˮ, большевики создали свой пантеон: с Лениным, Марксом, Сталиным – и многие в них верили. Но боги оказались идолами и продержались на своих пьедесталах не так уж долго. Иначе и быть не могло, ведь эта публика существовала в пределах физического мира. Точно так же Богом не может быть и будущее, потому что будущее – лишь фантазия, и оно приходит в виде настоящего. Человек же на высокой ступени своего развития стремится к метафизике, то есть к сфере вне физического мира. Физический мир нельзя объяснить, находясь в его пределах, – ни в будущем, ни в прошлом. Причина мира в целом должна лежать вне его, и эта причина – Бог».
