Почему Николай Лесков звучит сегодня, полтора века спустя, столь современно, к 190 юбилею писателя рассказала «Столу» исследователь его творчества Надежда Данилова, доцент ЛГУ им. А.С. Пушкина, один из составителей издающегося сейчас полного собрания сочинений Лескова в 30 томах.
Собрание сочинений Николая Лескова. Фото: Университет Лобачевского***
Лесков был сильно и несправедливо, незаслуженно ругаем демократической общественностью – так называемыми передовыми, прогрессивными деятелями своего времени, всем кругом журналистов, связанных с журналами «Современник» и «Русское слово» во главе с Д.И. Писаревым и М.Е. Салтыковым-Щедриным. В мае 1862 года в Петербурге прошла волна пожаров. Лесков опубликовал в «Северной пчеле» статью, где рассказал о распространённых в народе слухах о поджигателях, связанных с прокламацией «Молодая Россия» – революционным воззванием, которое распространили в мае 1862 года студенты Московского университета. Это восприняли как политический донос на молодое поколение, а в те годы, когда зарождалось революционное движение, важно было каждое слово, и это восприняли как сигнал, как намёк: сказал «не знаем, так ли это», а на самом деле имел в виду «это они». Лескова называли чуть не «агентом Третьего отделения», хотя очевидно, что его слова неправильно истолковали. И началась травля, преследования – не студентов, а Лескова. Писателя перестали печатать в крупных журналах, его считали ретроградом, защитником реакционного лагеря. Но и «реакционный лагерь» не принял его.
Сначала он был вынужден туда обратиться, поскольку где-то надо было публиковаться. Но быстро с ними распрощался, потому что был недоволен тем, как его произведения рецензируют, редактируют, вырезают куски и сокращают. Например, из-за правок он не смог довести до конца публикацию романа «Захудалый род» в журнале М.Н. Каткова «Русский вестник».
Николай Лесков, 1892 год. Фото: Н.А. Чесноков / WikimediaТаким образом он оказался нигде – не принадлежал ни одному «лагерю» и этим очень гордился. И вообще очень резко выступал против всех «направлений», считал, что в искусстве направления не только не нужны, но и вредны.
Но при этом довольно часто он оказывался на защите других несправедливо критикуемых: за Толстого заступался, когда тот был гоним церковью, за Достоевского, которого тоже критиковали с точки зрения ортодоксального православия. Он считал, что их вера соответствует духу, а не букве христианства, и она истинная. Об этом, в частности, он говорил в статье 1883 года «Граф Л. Н. Толстой и Ф.М. Достоевский как ересиархи (Религия страха и религия любви)».
Это биографическое недоразумение отразилось в его творчестве: Лесков оказался автором так называемых «антинигилистических романов», хотя в действительности он был весьма прогрессивным человеком для своего времени.
Прежде всего это романы «На ножах», «Некуда» и отчасти роман «Соборяне» тоже, потому что, с одной стороны, Лесков выступал в защиту православия, с другой – с критикой церковной администрации, против того, как архиереи обращались со священниками, как не позволяли выступать с открытой проповедью, от своего лица. Герой этого романа – настоятель церкви – оказывается гонимым священником, которого власти церковные довели до смерти, уничтожили. Нельзя сказать, что автор пытался изобразить себя, но какие-то автопсихологические черты самого Лескова безусловно герою «Соборян» отцу Савелию Туберозову присущи.
Роман Н. Лескова «На ножах» 1885 года. Фото: издание книгопродавца А. Д. СтупинаЛесков во многом опередил своё время в том, как он писал. Так, один из самых любопытных аспектов в его творчестве – диалог культур. У него есть целый пласт произведений, не самых хрестоматийных, в которых обыгрываются взаимоотношения между представителями разных культур: понимание, непонимание, взаимовлияние. И от этого столкновения рождается новый художественный образ, его творчество в этом смысле принадлежит скорее будущему.
Повесть «Железная воля» – о приключении немца в России – будто иллюстрация известной пословицы «что русскому хорошо – то немцу смерть». Это действительно история о том, как немец Пекторалис умер в России, подавившись блинами на поминках своего оппонента – человека, с которым он вёл судебную тяжбу. Немец выступал с точки зрения права, соблюдения всех норм порядка, законности. И умер он, так и не приучившись жить по русским правилам.
Надо сказать, что и сам Лесков соприкоснулся с «немецкой правдой», а именно с немецким судом, его даже признали виновным в том, что он поколотил немца: тот посмел отозваться недостаточно дружелюбно о России и процитировал слова из романа Тургенева: «В России все должно развеяться, как дым». И тут Лесков не стерпел, встал и стулом его отходил. Это, кстати, совсем недавно подробно описанный эпизод из биографии Лескова благодаря обнаруженным в архиве документам по «делу Лескова», которое рассматривалось в Правительствующем Сенате.
Ещё одно совершенно не хрестоматийное, но выдающееся произведение Лескова – повесть «На краю света». В ней рассказывается, как русский архиерей отправился крестить инородцев Восточной Сибири. И вот он путешествует по тундре на оленях с туземцем с миссионерской целью – крестить дикарей. И по дороге, а он чуть не
погиб от холода и голода, он знакомится со взглядами на жизнь этих «дикарей», и оказывается, что не такие уж они брошенные Богом. Его проводник, рискуя здоровьем и жизнью, спас его от смерти, явился ему чуть не в образе Христа. И он отказывается от миссионерства, поняв, что религия – в душе человека, вне зависимости от того, крещёный он или нет. А формально крещёные оказались последними подлецами. Здесь видно влияние на писателя его деда, который был священником и глубоко верующим человеком, но его взгляды были свободны: например, в повести проводится очень интересное сравнение христианства с буддизмом. Оказывается, для православного архиерея и читателей Лескова это тоже ещё одна религия, и тоже весьма достойная, и если сравнить наши, христианские писания и то, что рассказывают в буддизме, – это совсем не глупость, это тоже древняя культура, мудрая, и люди, которых они отправились крестить, – совсем не дикари. Миссионер отказался от проповеди, решив, что Бог сам возьмёт к себе тех, кто достоин, вне зависимости от того, формально они принадлежат к церкви или нет. И это, вне всякого сомнения, для XIX века очень прогрессивный взгляд.
В литературных произведениях XIX века главным был сюжет, композиция, а у Лескова – стиль. И в этом он тоже значительно опережал своё время. Мы изучали черновики: огромное количество правок, работа над стилистическим оформлением речи каждого героя, подбор и замена общеупотребительных слов. Его критиковали за то, что он коверкает русский язык («непромокабли», «Аболон полведерский»), но в этом была его оригинальность, работа над стилем проводилась грандиозная. Он гордился, что может говорить на разных языках, ходил с записной книжкой, у каждого его героя – представителя определённой социальной группы – речь построена так, что с другой не спутаешь. Многие слова не найти ни в одном словаре: получается, что Лесков – единственный источник, где эти слова зафиксированы.
И этом Лесков близок скорее к XX веку. Конечно, он не писал, как авангардисты, заумью. Но был близок к этому. Произведения Лескова неоднократно переосмысливались в XX веке. Есть, например, две редакции оперы Шостаковича «Леди Макбет» (та, которая «сумбур вместо музыки») и «Катерина Измайлова». Замятин по мотивам повести «Левша» написал пьесу «Блоха». Так что Лесков и сегодня вдохновляет, провоцирует на эксперименты.
Иллюстрация к повести Н. Лескова «Левша». Фото: Кукрыниксы