«Мне сказала Люша: – Не стой. Тебе стоять вредно. Люша придвинула мне табуретку. Я села. – Мама! Случилось ужасное несчастье. Сегодня утром в Домодедове умерла Анна Андреевна». Этими словами кончается трёхтомник Лидии Чуковской «Записки об Ахматовой». Ровно 55 лет назад скончался поэт, который преодолел смерть при своей жизни. Скромный некролог от имени ленинградской писательской организации был напечатан через пять дней после её смерти – ничто не должно было отвлекать трудовой народ от священного международного женского дня. На газетной жёлтой бумаге значилось: «Умерла Анна Ахматова. Ушёл из жизни поэт, чей голос, чистый и звонкий, звучал более 50 лет в русской литературе». После автор дали ещё несколько соображений о том, как «стих её становился всё громче». Мы дадим больше звука голосам тех дней по дневникам самой Ахматовой и её друзей.
* * *
«Мне сказали, что за меня молятся во всех московских церквах. Иван Дмитриевич принёс перевод немецкой статьи обо мне. Газета от 5 июня 1965 г., т.е. в этот же день была оксфордская церемония. Как в этом сказалась разность характера этих народов: одни очень развязно перечисляют непристойности Жданова (генерал, член ЦК, который в 1946 году разгромил поэзию Ахматовой – «С»), другие безмолвно вручают самое своё дорогое. Кто как понимает защиту: французы, те вообще поручают всё дело дежурному колибри, подписывают под моей фотографией: La reine и очень собой довольны». Анна Ахматова, 8 января 1966
* * *
«Сегодня в 12 часов я опять – через силу – отправилась в больницу к Анне Андреевне. Через силу и физически, и душевно. Ничего нового хорошего я опять рассказать не могу. Напротив, новые угрозы. В Ленинграде выступил Толстиков и назвал освобождение Бродского крупной политической ошибкой. Впрочем, Иосиф, всё-таки освобождённый Иосиф, который сейчас гнездится на улице Горького то в моей, то в Люшиной комнате (да и в Переделкине побывал), – Иосиф несколько дней назад рассказывал мне счастливым голосом: „Анна Андреевна уже ходитˮ. – Представьте себе, поднимаюсь по лестнице и издали вижу, как она идёт!» Лидия Чуковская, 9 января 1966
* * *
Фото: А. Воротынский / РИА Новости«Меня сегодня уложили в постель после мытья – здесь (в палате) не поговоришь. Надо было зайти днём, я послала за Вами сестру, но Вы уже убежали. Изо всех сил запрещаю своему дырявому сердцу реагировать на Вашу записку. Пока успешно. – Иначе – беда». Анна Ахматова, 20 января 1966
* * *
Струве (Никита Струве, главный редактор журнала РСХД в Париже – «С») не подозревает, что после вечера «Русского современника» в Москве было первое постановление в 1925 г. Даже упоминание моего имени (без ругани) было запрещено. Оно выброшено из всех перечислений – оно просто не существует. Г-ну Струве кажется мало, что я тогда достойно всё вынесла, он, якобы занимаясь моей поэзией и издавая толстенный том моих стихов, предпочитает вещать: „Её звезда закатиласьˮ. И бормочет что-то о новом рождении в 1940 г.» Анна Ахматова, 22 января 1966
* * *
Лидия Чуковская. Фото: chukfamily.ru«Мы с Володей Корниловым написали письмо по поводу предстоящего суда над Даниэлем и Синявским. По этому поводу аритмия моя разбушевалась. Чёрт знает что. Одышка. Когда сердцебиение наконец утихло, я поехала навещать Анну Андреевну – стыдно мне, что я так давно её не навещала. Она сидит в кровати, опираясь на высокие подушки, – приветливая, весёлая, с разметавшимися неприбранными седыми волосами. Видимо радуется моему приходу, расспрашивает о моей болезни, просит поблагодарить Корнея Ивановича за посылочку». Лидия Чуковская, 23 января 1966
* * *
«„Завтра день молитвы и печалиˮ. Меня познакомила с ним Лиза Кузьмина-Караваева (в дальнейшем мученица Мария Скобцова, погибшая в 1945 году в лагере Равенсбрюк – «С») в 1911 на втором собрании Цеха поэтов. Это была великолепная квартира Лизиной матери (Пиленко), рождённой чуть ли не Нарышкиной. Сама Лиза жила с Митей Кузьминым-Караваевым по-студенчески. Внешне Михаил Леонидович Лозинский был тогда элегантным петербужцем и восхитительным остряком, но стихи были строгие, всегда высокие, свидетельствующие о напряжённой духовной жизни. Это те стихи, которые обычно никто не любит. Его и не любили. Теперь, когда я еду к себе в Будку, в Комарово, мне всегда надо проезжать мимо огромного дома на Кировском проспекте, и я вижу мраморную доску („Здесь жил...ˮ) и думаю: „Здесь он жил, а теперь он живёт в сердцах тех, кто знал его и никогда не забудет, потому что доброту, благородство и великодушие нельзя забытьˮ. Finis…
Рисунок Сергея Городецкого "Михаил Лозинский и Анна Ахматова", 1913 год. Фото: общественное достояние
О гражданском мужестве Лозинского знали все вокруг, но когда на собрании (1950) правления при восстановлении меня в союзе ему было поручено сказать речь, все вздрогнули. Он [очень смело] припомнил слова Ломоносова о том, что скорее можно отставить Академию от него, чем наоборот. А про мои стихи сказал, что они будут жить столько же, как язык, на котором они написаны. Я с ужасом смотрела на потупленные глаза Великого Писателя Земли Русской, когда звучала эта речь. Время было серьёзное. Лева сидел, и я была вне закона, как, впрочем, почти всегда». Анна Ахматова, 30 января 1966
* * *
«Вообще считается, что у Пушкина нет неудач. И всё-таки „Дубровскийˮ – неудача Пушкина. И слава Богу, что он его не закончил. Вчера говорили по радио о ночном Лондоне. Жаль, что я его совершенно не видела. Старые долги: 4.500 и 700 (?)». Анна Ахматова, 20 февраля 1966
* * *
«Позвонил Плучек, сообщил, что на горпартконференции на чей-то вопрос-записку, до каких пор горком будет терпеть безобразный, антисоветский спектакль „Тёркин на том светеˮ, Егорычев ответил в том духе, что, мол, ввиду переезда театра в новое помещение несколько ослабили за ним наблюдение, но что горком уже занялся этим вопросом и, хотя тов. Плучек не признаёт своей ошибки, будут найдены меры воздействия на него. То ли по этому частному случаю опять готовиться к выступлению в эпистолярном жанре, то ли уж взять его в связи с выпадами и выходками Кузнецова, Павлова и вести, наконец, речь об организованной травле сверху. – Перед кем? Умерла Анна Ахматова. (После этих слов в дневнике пустая страница – «С»). Александр Твардовский, 5 марта 1966
* * *
«Сегодня 5 марта. Умерла от пятого инфаркта в Домодедове. От Лиды скрывают: Лида только что перенесла припадок аритмии, зверский. Боюсь, как бы она не сорвалась с места и не уехала в Ленинград на похороны. С Ахматовой я был знаком с 1912 г. – стоит передо мною тоненькая, кокетливая, горбоносая девушка, в которую я больше верю, чем в эту рыхлую, распухшую, с болезненным лицом старуху. Наши слабоумные устроили тайный вынос её тела: ни в одной газете не сообщили ни звука о её похоронах. Поэтому в Союзе собралась случайная кучка: Евтушенко, Вознесенский, Ардов, Марина, Таня, Тарковский и др. Тарковский сказал: – Жизнь для неё кончилась. Наступило бессмертие». Корней Чуковский, 5 марта 1966
* * *
«5 марта я с букетиком нарциссов отправился в Домодедово – 3-го, прощаясь, мы условились, что я приеду переписать набело перед сдачей в журнал воспоминания о Лозинском, которые вчерне были уже готовы и требовали лишь незначительных доделок и компоновки. Стоял предвесенний солнечный полдень, потом небо стало затягиваться серой пеленой – впоследствии я наблюдал, что так часто бывает в этот и соседние мартовские дни. Встретившая меня в вестибюле женщина в белом халате пошла со мной по коридору, говоря что-то тревожное, но смысла я непонимал. Когда мы вошли в палату, там лежала в постели, трудно дыша, – как выяснилось, после успокоительной инъекции, – Нина Антоновна; возле неё стояла заплаканная Аня Каминская, только что приехавшая. Женщина в халате закрыла за мной дверь и сказала, что два часа назад Ахматова умерла. Она лежала в соседней палате, с головой укрытая простыней; лоб, когда я его поцеловал, был уже совсем холодный». Галина Ларская, 5 марта 1966
* * *
«Непрерывные телефонные звонки, долгие переговоры. Союз писателей поручил Арсению Тарковскому, Льву Озерову и Виктору Ардову сопровождать гроб в Ленинград. Но что будет в Москве? Руководители Союза явно трусят, боятся, чтобы не было „демонстрацииˮ, хотят, чтобы всё прошло возможно скорее. Снова и снова звонят друзья, знакомые и незнакомые, спрашивают: „Неужели правда, что не дадут проститься?ˮ Когда-то Ахматова писала: „Какой сумасшедший Суриков Мой последний опишет путь?ˮ
Портрет Анны Ахматовой кисти Н. И. Альтмана. Фото: Русский музейИ получилось так, что, не облечённый никакими полномочиями, я стал, не отходя от телефона, действовать от имени „комиссии Союза писателей по похоронам Ахматовойˮ. Давний и самый надежный способ – обращался не к большим начальникам, а к малым исполнителям. Звонил на аэродром, в отдел перевозки грузов, бархатным голосом поздравлял девушек с наступающим праздником, объяснял, какой великой женщиной была Анна Ахматова, вот такое горе, такая печаль накануне Женского дня. Без труда получил разрешение привезти гроб на два и даже на три часа позднее указанного срока, прямо к самолёту. Всем, кто нам звонил, мы говорили, чтобы утром шли прямо к моргу, минуя промежуточную „явкуˮ в Союзе». Лев Копелев, 5 марта 1966
* * *
«Вот и ушла в мировую литературную антологию Анна Андреевна Ахматова. Вся её жизнь, – абсолютно „книжнаяˮ, будто заведомо срежиссированная. Где любой эпизод – история: если любовная связь – то с Модильяни, если муж – то обречённый на смерть от чекистской пули Гумилёв, если критика – то устами Сталина. Можно ли назвать её жизнь завидной? Начинала кокетливо, часто – пошло, а закончила – жёстко, на пророческой ноте (поэмой „Реквиемˮ, до сих пор у нас не опубликованной). Перед глазами – навсегда – не одышливая округлая бабушка, но артистичная красавица, как на альтмановском портрете – вне времени». Георгий Елин, 7 марта 1966. На момент записи ему 14 лет
* * *
«Изумительно не то, что она умерла, а то, что она так долго могла жить после всех испытаний – светлая, величавая, гордая. Нужно теперь же начать составление её монументальной биографии. Это будет поучительная книга. Оказывается, в Союзе писателей 9-го было собрание писателей. Горячо протестовали против подлого молчания о выносе тела Ахматовой. Это сделали по распоряжению ЦК, даже на стенке не вывесили объявления. Думали, что дело сойдёт шито-крыто. Но на собрании в Союзе самые тихони с негодованием кричали: „Позорˮ. Михалков, произнёсший знаменитую фразу: – Слава богу, что у нас есть ГПУ! – был обруган единогласно. Корней Чуковский, 9 марта 1966
* * *
«Новая эпоха – живём без Ахматовой». Лидия Чуковская, 9 марта 1966
