Навстречу юбилею
В ноябре этого года Россия будет отмечать 220 лет со дня рождения Федора Михайловича Достоевского. Событий к юбилею запланировано много, и Государственный музей истории российской литературы имени В. И. Даля (Государственный литературный музей) представляет первое мероприятие: экспозицию документов, которая расположится на двух этажах Доходного дома Любощинских–Вернадских.
Выставка состоит из пятнадцати тематических модулей, каждый из которых обладает собственной содержательной и эстетической целостностью и завершённостью. Вводный зал посвящён Достоевскому-творцу, другие четырнадцать модулей затрагивают темы веры и революции, Москвы и Петербурга, изобразительного и театрального искусства, Достоевского-читателя и Достоевского-журналиста и другие. Каждый блок включает в себя материалы биографического, историко-культурного и художественного характера: документы, рукописи, издания, мемориальные предметы, графику и живопись. Масштабность экспозиции обусловлена самой личностью писателя. На долю Достоевского выпало немало сильных впечатлений – редко кому доводится за такой короткий жизненный срок, всего 59 лет, перенести столько потрясений и испытаний. Его сердце откликалось даже на самые «незначительные» проявления живой жизни. И потому сам Достоевский стал и остаётся одним из сильных впечатлений человечества.
Куда пойти: Дом Любощинских–Вернадских.
Адрес: Москва, Зубовский б-р, 15, стр. 1.
Сухарева башня: мифы и реальность
Центр Гиляровского – филиал музейного объединения «Музей Москвы» – представляет выставку о Сухаревой башне, посвящённую репортёру-бытописателю Владимиру Гиляровскому.
Сухареву башню начали строить по указу Петра I в конце XVII века в районе современного Садового кольца. Краснокирпичное здание в духе московского барокко с несколькими ярусами украшали двуглавый орел и необычные часы с неподвижной стрелкой и вращающимся циферблатом. В разное время в башне находились астрономическая обсерватория, школа математических и навигацких наук, контора Адмиралтейской коллегии, водокачка и Московский коммунальный музей – родоначальник современного Музея Москвы. Вокруг постройки в конце XVIII века раскинулся и знаменитый Сухаревский рынок – здесь продавали посуду, книги, велосипеды, картины, скульптуры, краденый антиквариат. Однако в 1934 году по указу советского правительства башня была разрушена, несмотря на сильное общественное противостояние. Попытки восстановить легендарное городское строение появлялись почти каждое десятилетие, однако ни один проект так и не был реализован.
Легенды и бурная повседневная жизнь башни и окружавшего её пространства Сухаревского рынка нашли отражение в статьях, стихах и самой известной книге Гиляровского «Москва и москвичи», где им отведена целая глава. Сухарева башня – особая достопримечательность: это и средоточие городской жизни, и мифологизированный образ, и огромная архитектурная утрата ХХ века.
Куда пойти: Центр Гиляровского.
Адрес: Москва, Столешников пер., 9, стр. 5
Не виноватые они
С 10 мая телеканал «Россия 1» начнёт показывать сериал «Обитель» режиссёра Александра Велединского, поставленного по одноименному роману Захара Прилепина.
«Никакая тема никогда не будет закрыта до конца – ни война, ни тюрьма, ни революция, – сказал в одном из интервью сам Захар Прилепин. – Солженицын огромен и в чём-то неоспорим, но я поставил свой маленький мольберт немножко в стороне и рисовал то, что считал нарисовать нужным сам».
Прилепин решил показать свой «Архипелаг ГУЛаг» в его зачаточной стадии – на примере Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) в конце 20-х годов, когда в большевистской среде еще были популярны романтические идеи о перевоспитании («перековке» на большевистском сленге) представителей криминального элемента и свергнутых господствовавших классов в образцовых советских граждан путём террора и тяжелого принудительного труда в бесчеловечных условиях. Именно такой эксперимент и проводит первый начальник СЛОН Федор Эйхманс (в исполнении Сергея Безрукова), который стремится сделать свой лагерь образцово-показательным во всех отношениях. Получилось нечто сюрреалистичное: заключенные свободно занимаются спортом, получают продуктовые посылки, к ним на свидания приезжают семьи, которые тут же снимают комнаты или и вовсе кельи прямо в монастыре. В местном магазине продается шоколад и чай, узникам шлют переводы, в лагере есть свой театр и своя газета, музей, научные базы и розарии. Но внешний лоск обманчив – героев ждут и каторжные работы по пояс в ледяной воде, и карцеры, и избиения, и расстрелы ни за что.
Идеями Великого эксперимента по перековке человека от Эйхманса заражаются и сам писатель Прилепин, а через него и заключённые концлагеря, которые на интеллигентских посиделках в бараке приходят к выводу что Соловки действительно перековывают человеков – и уголовников, и политических, и попов, и самих чекистов. Дескать, были великие жертвы, но были и великие цели.
Под искушение величием «эксперимента» подпадает и режиссер Александр Велединский, решивший показать СЛОН как едва ли не воплощённую советскую утопию. Поэтому, видимо, за кадром романа и сериала осталось слишком многое. В действительности, в конце 20-х лагерь накрыла эпидемия азиатского тифа, и Соловки, по отзывам современников, выглядел как филиал ада. Какие прогулки и посиделки лагерной интеллигенции?! В те годы заключённые в лагере от голода съели всю траву, а в бараках царили такая грязь, смрад, теснота и духота, что заключённые иногда задыхались на нарах.
За кадром остался и реальный Федор Эйхманс, который был совершенно не похож на Безрукова, сношающего следователя Галину на рабочем столе под декадентские романсы Вертинского. Настоящий Эйхманс – это уроженец латышского хутора в Курляндской губернии, сделавший благодаря большевикам головокружительную карьеру – из «красного латышского стрелка» до шефа ВЧК всего Туркестана. Он был очень близок с Троцким – именно Эйхманс был комендантом в знаменитом «поезде Троцкого», в котором председатель Реввоенсовета Республики лично объезжал фронты Гражданской; возможно именно из-за близости к Троцкому Эйхманса в период внутрипартийных разборок и сослали на Соловки – подальше от столицы. Но Эйхманс и в СЛОН решил показать себя полезным для новой власти. Он действительно поставил эксперимент – но не по перековке человека (оставьте всю эту белиберду писателю Горькому и пропагандистам «Правды»), но по использованию труда заключенных. Его нововведением была замена стандартного пайка на чёткий дифференцированный метод распределения пищи в зависимости от выработки и категории трудоспособности заключённых. И, если в 1925 году он докладывал в Москву, что «…рабочую силу на Соловках при наличии наших предприятий использовать негде», то уже три года ситуация в корне изменилась – численность заключённых выросла с 6 тысяч человек до 22 тысяч, причём, более половины заключённых были заняты на контрагентских строительных и лесозаготовительных работах на материке. Именно в 1928 году СЛОН превратился в строительно-промышленный холдинг, приносящий чекистам огромные барыши.
Причём, если в романе писатель Прилепин приводит читателя к мысли, что в ухудшении режима виноваты сами заключённые, организовавшие неудачное покушение на душку Эйхманса (поэтому вместо «хорошего» начальника поставили «плохого» и «злого»), то в реальности никакого покушения не было. Опыт Соловецкого лагеря стал основой Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об использовании труда уголовно заключённых», а Эйхманс стал первым начальником Управления исправительно-трудовых лагерей, которое позже было переименовано в ГУЛаг (что, конечно же, не спасло его от «большого террора» – в 1937 году он был расстрелян как «троцкист»).
Разумеется, обо всем этом в сериале нет ни слова. Под сцены попоек начальника лагеря и секса следователя Гали с заключенными идёт мягкое и вкрадчивое оправдание даже не большевизма, но ведомства ВЧК:
«– Пролетариат лучше Христа, – быстро, будто бы не слушая отца Феофана, сказал Эйхманис. – Христос гнал менял из храма – а пролетариат поселил тут всех: и кто менял, и кто стрелял, и кто чужое воровал… Революция такая, революция сякая, а где огромная правда, которую можно противопоставить большевистской? Сберечь ту Россию, которая вся развалилась на куски, изнутри гнилая, снаружи – в вашем сусальном золоте? Кому сберечь? Зачем?
Эйхманис быстро обвёл глазами всех собравшихся, и Артём спокойно встретил его взгляд.
– Соловки – прямое доказательство того, что в русской бойне виноваты все: что, ротные и взводные из “бывших” – добрей чекистских? Артём, скажи? А то Феофан не знает.
– Все… хороши, – сказал Артём с продуманной паузой...»
Заодно внушается и мысль, что все источники сообщают недостоверную информацию о масштабах «красного террора».
«– Недавно в Финляндию сбежал один – из полка, – продолжил Эйхманис. – Тут же отпечатали книжку, на русском языке, ты подумай… Пишет эта мразь в книжечке своей, что за год мы тут расстреляли шесть тысяч семьсот человек. Там, наверное, барышни падают в обморок, когда читают. Мы можем и шесть тысяч, и шестьдесят шесть расстрелять. Но тут в тот год всего семь тысяч заключённых находилось! И кого ж я расстрелял? Три оркестра, два театра, пожарную роту и питомник лисиц? Вместе с лисицами!..»
И вот главный перл романа, оправдывающий большевиков за их неумение навести элементарный порядок в стране:
«Пишут ещё, что здесь мучают заключённых, – продолжал Эйхманис. – Отчего-то совсем не пишут, что заключённых мучают сами же заключённые. Прорабы, десятники, мастера, коменданты, ротные, нарядчики, завхозы, весь медицинский и культурно-воспитательный аппарат, вся контора – все заключённые. Кто вас мучает? – Эйхманис снова посмотрел на Артёма, и тот сразу перестал жевать, не от страха, а скорей тихо и ненавязчиво валяя дурака. – Вы сами себя мучаете лучше любого чекиста!..»
Словом, они ни в чём не виноватые. Это мы сами себя.
