Хомяков – один из наиболее известных, читаемых и влиятельных русских философов. Сочетание, следует заметить, само по себе довольно редкое. Ведь читаемые философы далеко не всегда влиятельны, особенно в профессиональной среде, а влиятельные – нередко те, кого охотно упоминают, но близкое знакомство с чьими текстами случается намного реже.
(И, дабы не быть голословным, проиллюстрирую эту мысль буквально парой примеров. О Шопенгауэре если и скажут что-то хорошее, то чаще всего отметят его превосходный стиль, избегая разговора по существу; о Гегеле же по сей день одна из популярных шуток – по поводу аспиранта, взявшегося изучать «Науку логику», вооружившись с одной стороны гегелевским трехтомником, а с другой – призвав в помощь Ленина, «Философские тетради». И, дойдя до архисложного места, решившись наконец прибегнуть к помощи вождя всего мирового пролетариата, обнаружившего замечание последнего: «Здесь Гегель сугубо тёмен».)
Хомякова читали и читают и любители, и глубокие знатоки, он – один из тех немногих, кто одновременно говорит и уму, и сердцу. И он остаётся тем, кто интересен целиком – не случайно вновь и вновь появляются издания, где помимо статей приводятся его стихотворения, письма и свидетельства современников. Он явно больше любого своего произведения, а это ведь, замечу в свою очередь, качество редкое. Ведь бывает зачастую, что всё самое лучшее автор уже отдал книге и оставшееся – то, чему посчастливилось оказаться в стороне, а знакомство с ним, напротив, вынуждает, делает невозможным расслышать это, ненужное или дурное, в читаемом, услышать интонацию, которая без этого никогда бы не донеслась до собеседника, будь он знаком лишь со страницами книги.
И тем не менее в наследии Хомякова есть одно произведение, которое остаётся почти нечитаемым. Ситуация тем более парадоксальная, что это его если и не главная по значению, то точно главная по объёму работа, к тому же занявшая у автора полтора десятилетия. Ни над чем другим никогда не работал он столь долго и упорно. Это его «Семирамида», или, как озаглавили публикаторы в первой посмертной публикации, «Записки о всемирной истории».
Это очень странное произведение – и недоумение читателей вполне понятно. Достаточно сказать, что «Семирамида» – три больших тома, первый из которых – своего рода теоретическое введение, полное бесконечных отступлений, с филологическими гипотезами, способными полностью проиллюстрировать «Записки о любительской лингвистике» Зализняка, с историческими гипотезами, поражающими даже не своей смелостью (в конце концов, мало ли какая из гипотез нынешних покажется на следующем повороте знания химерой), а способом аргументации. Так, в одном месте Хомяков настаивает на славянских корнях одного из народов на основании мягкости, мирного характера, ему присущего, то ли забыв, то ли не считая нужным сообразовываться с тем, что в другом месте настаивает на славянской сути гуннов, известных, надобно полагать, всемирной истории именно своим миролюбием. Отнюдь не частной гипотезой, а одним из основных тезисов будет для Хомякова отстаивание африканского происхождения буддизма, в связи с чем он настаивает, что и первоначальным регионом распространения буддизма в Индии был юг полуострова – и никакие источники, работы специалистов, ему здесь не помеха, поскольку он утверждает главный тезис, связывает буддизм с Африкой, страной Куш. А раз так, то миграция кушитов могла быть, скорее всего, на юг Индостана, там надо искать, пусть индологи и буддологи говорят нечто радикально иное.
