Гильермо дель Торо снял очередную страшную сказку. «Франкенштейн», вышедший в прокат в ноябре 2025 года, продолжает «чудовищные» традиции автора, заложенные в «Лабиринте фавна», «Форме воды» и «Пиноккио». Фильм страшен не столько своим натурализмом, обилием трупов и кровавых сцен (в сравнении с другими версиями «Франкенштейна», с этим здесь всё вполне умеренно и почти стерильно). Страшен он в плане смысла.
Известно, что картина является крайне значимой для самого режиссёра и отчасти объясняет линию его собственной жизни. «Франкенштейном» он увлекался с девятилетнего возраста, когда тайком от строгой бабушки-католички сбежал в кино смотреть старый фильм 1931 года с Борисом Карлоффом в главной роли. Якобы, когда на экране кинотеатра Чудище ожило и пошло, весь зал закричал в ужасе, и только будущий мастер кинематографа спокойно сказал: «Это же Иисус. Он восстал из мёртвых». Так сочетание консервативного религиозного воспитания и мальчиковой страсти к «ужастикам» определило весь его дальнейший творческий путь.
Готический роман Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» при жизни автора оценивался критиками как пример посредственности. «Такое отвратительное соединение идиотского сюжета, безвкусицы и абсурда, как в „Франкенштейне”, мог породить только больной мозг», – писал о книге анонимный критик «Quarterly Review». Однако за прошедшее столетие произведение экранизировали десятки раз, так что дель Торо вынужденно встраивается в широкий конкурентный ряд. Тем удивительнее, что ему удалось рассказать старую историю на новый лад. Несмотря на весь традиционный готический антураж и декорации XIX века – замки, канделябры, вуали, кринолины и фраки, – кино получилось ультрасовременным. При этом и попало в повестку, и не прогнулось под неё, что сегодня редкость, особенно на стриминговых платформах (картина снималась специально под Netflix).
Широко известно, что дель Торо вынашивал планы снять «Франкенштейна» много лет, поэтому интерес к фильму задолго до премьеры подогревала пресса. В 2017 году было опубликовано специальное издание «Франкенштейна» с предисловием и комментариями дель Торо, в котором режиссёр описывает роман как «панковское произведение, бросающее вызов общественности», а Мэри Шелли называет «величайшим тинейджером в истории, чьи переживания до сих пор продолжают откликаться даже во взрослых» (роман был написан, когда возлюбленной поэта Перси Биши Шелли было всего 16 лет).
Кадр из фильма «Франкенштейн». Фото: Bluegrass FilmsДель Торо признаётся, что прочёл «Франкенштейна» в возрасте 10 лет и с тех пор считал его «своей Библией». По сути, у него получилась картина, переполненная рефлексиями на религиозные темы. Это не столько страшилка про «ходячего монстра», «сшитого» доктором из частей трупов преступников (фильм, повторимся, не тянет на фильм ужасов), сколько притча-размышление об основах личности, о жизни и смерти, о любви и прощении и о пределах прогресса, о признаках человечности. Все вопросы, как легко заметить, чётко попадают в точку пересечения сегодняшних дискуссий об искусственном интеллекте и его возможностях, о перспективах ЭКО, «рождения без зачатия» и «оживления трупов». При этом многие критики отмечают, что из всех фильмов о Франкенштейне версия дель Торо – одна из самых глубоких и близких к литературному оригиналу, что ещё раз подтверждает, что роман Шелли – настоящая классика.
Сопоставление Чудища, созданного доктором Франкенштейном, с Иисусом – одна из сквозных нитей нового фильма, и «фишка», отличающая версию дель Торо от всех остальных. Подчёркивается, что герой рождён «необычным способом», по воле собственного отца-создателя претерпевает страшные страдания, переживает смерть, снова оживает, а в финале прощает всех своих врагов. Примечательно, что режиссёр явно намеренно подменил и книгу, по которой Чудовище учится читать: в оригинале это биографии Плутарха и «Приключения юного Вертера», а в фильме у дель Торо это Библия. Ближе к концу фильма у Чудища появляется даже внешнее сходство со Христом, когда у героя отрастают «иконографические» длинные волосы.
Вообще исполнитель роли австралийский актёр Джейкоб Элорди явно не тянет на монстра, его амплуа – совершенные красавцы (до этого он играл Элвиса Пресли в фильме Софии Копполы). Так у дель Торо получился один из самых обаятельных Франкенштейнов в истории кинематографа – к концу картины мычащее бессмысленное Чудище, наличие сознания у которого – большой вопрос, предстаёт перед нами практически философом, размышляющим о судьбах цивилизации и цитирующим «Потеряный рай» Мильтона. Правда, это тоже несколько уводит фильм от литературного оригинала. Всё-таки у Шелли Чудище так и остаётся «аморальным», в то время как у дель Торо чудище становится настоящим героем и даже совершает в конце картины бескорыстный добрый поступок (чтобы узнать, какой, надо досмотреть до конца). Кроме того, в кино, в отличие от книги, в Чудище по-настоящему влюбляется земная женщина (в романе Шелли такой героини, как Элизабет, просто нет, а это имя носит жена самого доктора).
Кадр из фильма «Франкенштейн». Фото: Bluegrass FilmsОтчасти «Франкенштейн» – это продолжение недавно отгремевшего «Пиноккио» дель Торо. И в том плане, что обе картины стирают грань между кино и анимацией, и в смысловом отношении. В центре обеих картин, как и исходных литературных произведений, история о том, как мужчина создаёт себе «искусственного сына», о том, как сын, изо всех сил пытаясь оправдать ожидания отца, познаёт смысл жизни и постепенно превращается из «искусственного» человека в настоящего. В обеих картинах режиссёр ставит акцент на неспособности «искусственного мальчика» умереть. При этом раскрытие темы разное. Так, в финале мультика о «деревянной кукле» автор устами одного из героев задаётся вопросом: «Умрёт ли Пиноккио?». И сам себе отвечает: «Я думаю, что да. Может, это и сделает его настоящим человеком». В то время как «Франкенштейн» не оставляет для героя ни малейшей возможности умереть, и в этом весь трагизм научного эксперимента. Доктор смог создать Чудище, но не в силах его уничтожить. Чудищу остаётся всего один выход: оно должно принять свою судьбу. «Всё, что тебе остаётся, мой сын, – это жизнь», говорит профессор-неудачник. «Очеловечивание» же монстра приходит не через акт смерти, а через взаимное примирение с отцом-создателем. После того как Чудище слышит заветные слова: «Прости меня, мой сын» (чего тоже нет в книге), оно тут же оказывается способно простить в ответ и произносит главную фразу всего фильма: «Возможно, теперь мы оба сможем стать людьми».
В фильме немало отголосков эпохи психоанализа, который появился сильно позже исходного текста Мэри Шелли. Как и «Пиноккио» дель Торо, его «Франкенштейн» активно отыгрывает тему эдипова комплекса. Преподносится она в любимом готическом стиле автора, то есть через кровь и побои. В начале сюжета отец-хирург бьёт сына-ученика по лицу, за то, что тот плохо учит анатомию и, значит, никогда не станет хорошим врачом (в литературном оригинале ничего подобного нет, там отец – любящий, и он поддерживает научный поиск сына). Затем уже взрослый Виктор избивает своё Чудище за то, что оно никак не желает учиться говорить. В конце уже само Чудище расплющивает нос Виктору со словами: «Ты слушаешь меня, только когда я причиняю тебе боль!». В отчаянной неспособности Чудища достучаться до отца-создателя сквозит просто таки библейское «Или, Или! лама савахфани?». «Я чудом научился говорить, но ты меня всё равно не слышишь!» – кричит Чудище, что отсылает к ключевому вопросу «Молчания» Скорсезе: как можно верить в Бога-Отца в отсутствие обратной связи? Явная психоаналитическая «фишка»: Виктор в картине несколько раз пьёт молоко, что напоминает ему о рано утраченной матери и о конфликте с отцом, который, несмотря на все свои врачебные таланты, «не смог её спасти».
Кадр из фильма «Франкенштейн». Фото: Bluegrass FilmsЗритель, знакомый с советской классикой, увидит в картине немало цитат и говорящих совпадений – и с «Буратино», и с «Человеком-амфибией», и с «Собачьим сердцем». Сцена демонстрации Чудища научному сообществу в амфитеатре буквально напоминает аналогичную сцену представления Шарикова учёным в фильме Бортко. Только если в булгаковском контексте зрители в восторге («Профессор Преображенский, Вы творец!»; «Шариков разовьётся в высокую психическую личность!»), то здесь у научных мужей обратная реакция («Эта мерзость безбожна! Это кощунство!»). На рассуждения доктора о том, что у Чудища могут быть «зачатки сознания», коллеги скептически «крутят пальцем у виска»: «Сознания?! В мозге, который уже умер?!». Что мягко намекает современникам: наша наука, проделав все мыслимые и немыслимые кульбиты в XX веке, сегодня, строго говоря, вернулась в исходную точку – на уровень XIX века.
Режиссёр то и дело давит на болевые точки современных представителей «золотого миллиарда». Одна из них – мечта о бессмертии, ведь люди, у которых есть всё, не в состоянии пережить тот факт, что «у савана карманов нет». В отличие от книги, в фильме появляется такой герой, как спонсор эксперимента. Выясняется, что он финансирует работы великого хирурга не просто так и не из желания поддержать науку: просто он сам мечтает вселиться в новое тело, так как болен неизлечимым венерическим заболеванием. Попутно показывается, как циничные коммерсанты во все времена делают бизнес на войне. В фильме это Крымская война (тонкая отсылка к конфликту англосаксов с Россией), которая, к радости доктора Франкенштейна, поставила ему неограниченное число свежих трупов для его экспериментов.
В целом фильм производит впечатление сурового приговора всем учёным и сочувствующим им олигархам, мечтающим «подкорректировать» замысел Творца. «Бог даёт жизнь, и Бог её забирает, Виктор!» – говорят коллеги-скептики «волшебнику-недоучке». Оскорблённый гений поначалу сопротивляется: «А может, Бог некомпетентен?! И это мы должны исправить его ошибки?!». Однако в финале картины умирающий доктор Франкенштейн всё же вынужден признать, что зря претендовал на роль чудотворца: «В нашей шахматной игре мы все играем против самих себя».