С момента так называемого «слияния» прошло 74 дня 18 часов 30 минут и 26 секунд. Слияние – момент, когда почти всё человечество, кроме 13 «иммунных», стало частью единого коллективного разума, так называемого «улья». Земля погрузилась в мир: исчезли голод, агрессия, страдания. Но вместе с этим исчезло личное «я» – уникальный внутренний мир и право на выбор. «Pluribus» не предлагает привычной борьбы добра со злом. Он погружает нас в пространство моральных дилемм, где драма разворачивается не на руинах городов, а на руинах человеческой идентичности. Это медленная мучительная агония свободы воли в мире, который предлагает рай в обмен на душу.
Имеет ли человек право на несчастье?
«Улей» – это воплощённая утопия, ведь коллективный разум искоренил причины страданий, подарив каждому подключённому к нему состояние перманентного блаженства и гармонии. Но цена этого дара – абсолютный отказ от себя, от того, что делает каждого из нас человеком. Человек как автономная сущность просто погибает: его воспоминания, таланты, страхи растворяются в общем океане, становясь общим достоянием и теряя свою приватную, сокровенную ценность.
Первый сезон последовательно исследует эту антиномию через историю Кэрол Стурки – в меру циничной, без меры пьющей писательницы романов для домохозяек, которая презирает своих фанатов за то, что ведутся на её литературную «жвачку», и себя за то, что продолжает писать «бессмысленную чушь», потому что это приносит хорошие деньги.
Кадр из сериала «Pluribus». Фото: Bristol Circle EntertainmentЕй, одной из тринадцати оставшихся «иммунных», предлагают избавление от боли утраты (её жена* Хелен погибла во время «слияния», но теперь «улей» обладает всеми её воспоминаниями), от одиночества, от внутренних конфликтов, терзавших её всю жизнь. «Улей» говорит на языке заботы и исцеления. Однако Кэрол инстинктивно отшатывается от этого «рая». Её ключевой вопрос: имеет ли она моральное право остаться несчастной, отстаивать своё право продолжать страдать (ведь это страдание – неотъемлемая часть её любви к погибшей Хелен, часть её памяти и в конечном счёте часть её личности)? Сериал даёт трагичный ответ: да, имеет. Право на свою боль, на свои ошибки, на свою непрозрачную для других внутреннюю жизнь – это и есть краеугольный камень человеческого достоинства, который нельзя обменять даже на гарантированное счастье. Финальный выбор Кэрол – это выбор в пользу мира, где возможна травма и где возможно и подлинное «я». Но перед этим выбором героиня сталкивается с несколькими этическими дилеммами.
Кто говорит «да»?
Это, пожалуй, самый тревожный этический пласт сериала. Если индивид становится частью «улья», теряя границы своего «я», то кто и как может давать согласие от его имени? Проблема обостряется, когда Кэрол сближается с носителем коллективного разума Зосей, чей облик и поведение тонко сконструированы «ульем» на основе её подсознательных предпочтений. Зритель оказывается в ловушке. Возможна ли здесь настоящая близость? Возможно ли согласие, если носитель коллективного разума по природе своей не может сказать «нет»?
Зося – при всём её обаянии и желании «сделать» Кэрол счастливой – не самостоятельная личность, а интерфейс, идеально откалиброванный под эмоциональные потребности Кэрол. Она говорит «я», но под этим «я» скрывается коллективное «мы». Где в этих отношениях проходит грань между любовью и высшей формой манипуляции, когда один партнёр обладает доступом ко всему массиву коллективного опыта и знаний, а другой уязвим и одинок? Сериал не осуждает Кэрол за её попытку найти утешение, но жёстко показывает, что в таком союзе само понятие взаимности и равноправия фундаментально подорвано.
Двойные стандарты и тень насилия
Сериал мастерски сталкивает Кэрол с её же собственными принципами. Ранее она с негодованием осуждала другого выжившего, Кумбу Диабате, за интимные связи с носителями «улья», справедливо указывая на невозможность истинного согласия от коллективного сознания. Однако позже она сама вступает в аналогичные отношения с Зосей. Это не делает Кэрол лицемеркой в классическом смысле, но демонстрирует, как в условиях тотального давления, изоляции и психологической уязвимости даже самые строгие этические границы начинают размываться.
Кадр из сериала «Pluribus». Фото: Bristol Circle EntertainmentЗритель оказывается перед дилеммой: либо осудить Кэрол за избирательность её морали, либо признать, что сама ситуация, созданная «ульем», разрушает любые привычные категории «правильного» и «неправильного». Возникает вопрос: можно ли вообще применять предапокалиптические этические нормы к миру, где само понятие личности претерпело метаморфозу? История Кэрол и Зоси – это история о том, как потребность в любви и близости может заставить переступить через собственные убеждения, и сериал не даёт нам простого инструмента для оценки этого поступка, оставляя нас наедине с тревожным напряжением.
Право на боль
Кэрол пережила не просто смерть близкого человека, а её «слияние». Хелен физически умерла, но её воспоминания, её жесты, её знания о Кэрол живут в «улье» и доступны каждому. Коллектив предлагает Кэрол утешение: она может общаться с этими воспоминаниями, её боль будет мягко и навсегда стёрта. Это предлагается как акт милосердия, но для Кэрол это предложение кощунственно. Её боль, её траур – только её, и героиня запрещает «улью» даже приближаться к этим воспоминаниям.
В мире Кэрол Хелен умерла, она похоронила её и каждый день видит могилу из окна кухни, а для «улья» Хелен жива, поскольку перед смертью она успела «слиться» с коллективным разумом и сохранить своё сознание в вечном «мы».
Бессмертие и трагедия разрыва
В «улье» смерть тела теряет привычное значение: сознание и воспоминания человека продолжают существовать в коллективном разуме. Для «улья» это похоже на бессмертие: личность становится частью вечного «мы», её опыт, привычки и эмоции сохраняются.
Для коллектива более болезненно, когда человека отсоединяют от улья (мы в первом сезоне ещё не видели удачной попытки). В этом случае исчезает не тело, но сознание как часть коллектива: утрачиваются все воспоминания и переживания, доступные улью; возможно, разрывается поток общего «мы».
Кадр из сериала «Pluribus». Фото: Bristol Circle EntertainmentБессмертие в «улье» – это не дар вечности, а сложная конструкция: сохранение памяти и опыта сопровождается полной потерей автономии. Чем дольше человек живёт в коллективе, тем меньше он остаётся отдельным «я». Но сопротивление улью возвращает ощущение собственной смертности и ограниченности. Парадокс «улья» в том, что вечная сохранность сознания возможна только ценой отказа от привычных понятий личности, любви и свободы.
От конверсионной терапии к «улью»
Право не быть «исправленным» против своей воли, даже если это исправление выглядит как благодеяние, оказывается одним из последних бастионов человеческого достоинства в мире тотального благополучия.
У Кэрол в прошлом есть неудачный опыт, когда её уже пытались переделать, – конверсионный лагерь, куда в шестнадцать лет её отправили родители. Этот травматический опыт становится ключом к пониманию всей её борьбы. «Улей», как и родители, говорит с ней на языке заботы и высшего блага. Он точно так же считает её нынешнее состояние – состояние одинокой, страдающей, «несовершенной» индивидуальности – проблемой, требующей коррекции.
Финальный диалог Кэрол с Зосей проводит эту параллель с пугающей ясностью.
– Если бы ты любила меня, ты бы так не поступила.
– Мы должны так поступить именно потому, что мы любим тебя. Потому что я люблю тебя.
Возникает главный вопрос сезона: существует ли принципиальная разница между грубым «перевоспитанием» и изощрённым ласковым убеждением присоединиться к коллективному блаженству? И есть ли предел, за которым любые, даже самые благонамеренные попытки «улучшить» другого человека превращаются в тотальное насилие над его свободой быть собой, каким бы трудным, конфликтным или «неправильным» это «я» ни было? Для Кэрол, чья идентичность уже однажды становилась мишенью, сопротивление «улью» – это не абстрактная философская позиция, а экзистенциальная необходимость, вопрос физического и духовного выживания.
Не герои
Финал первого сезона не даёт победы. Кэрол, поняв, что «улей» подбирает ключи к её насильственной ассимиляции, разрывает иллюзию романа. Она возвращается из своего «медового месяца» – этого симулякра счастья, созданного для неё «ульем», – к суровой реальности, в свой дом. Вместе с собой она привозит большой контейнер с… атомной бомбой. Возможно, это метафора, а возможно – последний аргумент в войне за индивидуальность.
Кадр из сериала «Pluribus». Фото: Bristol Circle Entertainment«Pluribus» – это сериал не о том, как спасти мир. Это скорее вопрос о том, зачем его спасать. Стоит ли спасать мир, полный боли, ради призрачного права быть собой? Или стоит капитулировать перед миром, где боли нет, но где нет и «себя»? Авторы ответов пока не дают. А зная Гиллигана, можно уверенно сказать лишь одно: вряд ли мы угадаем, куда пойдёт история дальше.
Для героев этой истории нет и не может быть этически чистого выбора. Любое решение отзовётся страданием – либо миллионов, растворённых в блаженном «мы», либо одного одинокого человека, который предпочёл сохранить своё «я», даже обрекая себя на вечное одиночество.
_______
* Судя по нелюдимому характеру Кэрол, она с трудом вписалась бы хоть в какое-нибудь сообщество, даже если это кружок молчаливого одиночества. Тем не менее действующее законодательство обязывает сообщить, что сообщество ЛГБТ признано в РФ экстремистским как часть международного движения ЛГБТ.