За минувшие 30 лет со дня гибели Игоря Талькова в тупой пьяной разборке по поводу очерёдности выступлений во время сборного концерта звёзд советской эстрады СМИ и соцсети сделали из него настоящего героя-мученика. И даже малейшая попытка отойти от сусального образа «патриота России, убитого за правду» воспринимается как предательство.
Но ничто более красноречиво не свидетельствует о Талькове, как его собственные признания в различных интервью, данных накануне его нелепой гибели.
* * *
Родился я в бедной семье репрессированных родителей, после того как они отсидели огромные сроки. Отец у меня сидел в общей сложности 17 лет, мать 10. Отец и дед – коренные москвичи. Оба мои деда служили в царской армии, один – солдатом, другой – офицером. Отец после того, как провёл полжизни в лагерях, не имел права жить в Москве... Он от меня всё скрывал. Я об отце всё узнал от мамы лишь после того, как он уже ушёл в иной мир.
* * *
У меня ещё есть старший брат, который работал в нашей группе одно время художником по свету, сейчас он уехал по делам в ФРГ, у него там какие-то завязки с какими-то фирмами. Я в это не влезаю, потому что сам туда не собираюсь, это его личное дело, его жизнь.
* * *
Ну что ещё? Учился в школе. К сожалению... Десять лет. Учился в нескольких вузах: институт культуры, педагогический. Ни один институт я не окончил. Когда я начинал понимать, что эта учёба мне ничего не даст, а только отнимет, я уходил. Музыкальное образование получил сам. Сам образовался. Музыкальную грамоту выучил, изучил аранжировку, игру на инструментах и так далее. Песни стал писать где-то с 74-го года, возможность их петь получил в 87.
* * *
Ещё в 75-м в Туле на площади сказал всё, что думаю о Брежневе. Мне было восемнадцать. Потом затаскали по разным инстанциям, в КГБ. Собирались посадить. Выручил мой друг Анатолий Кондратьев, известный велогонщик. Он был тогда в Туле очень популярен. Мы с ним вместе в одной группе играли. Мне удалось избежать суда. Потом отправили в армию. Вторую попытку сделал в Москве в 80-м.
* * *
Я не гурман. Армия меня переделала в этом отношении. До армии я был гурманом, после армии перестал им быть. Я ем, только когда хочу. И преимущественно один раз в день. Всё остальное время я держусь на чае, на кофе, на фруктах.
* * *
Работал в ЦДТ (Центральный дом туриста), на 3-м этаже. Это 80 или 81 год, сразу после того, как оттуда Кузьмин с Барыкиным ушли, на клавишах играл.
Работал в «Жемчужине», в Сочи. И в бункере, в ночном ресторане, и наверху, когда бункер ещё не был выстроен. Ну и так подрабатывал. В варьете, в «Жемчужине» я пел такую песню «Закат – рассвет», бросал микрофон и ловил его у самого пола. Я проработал там полгода и ни разу микрофон не упустил. Причём в любом состоянии... Потому что работа нудная, и чтоб как-то её перенести, позволяли себе и выпить перед тем, как выйти играть, потому что на трезвую голову играть 20 раз лезгинку – это очень тяжело.
– И сколько «бабок» вам кидали за заказ?
– Ну, я когда начинал – 5 рублей, потом 10 стали. Далее 10 я не поднялся. 1982 год – это последняя моя работа в ресторане «Жемчужина». Я понял, что больше не смогу работать в ресторане никогда.
* * *
Я делал аранжировки группе Стаса Намина, Раисе Саед-Шах, Давиду Тухманову, группе «Электроклуб». Людмиле Сенчиной делал несколько программ. Правда, это была мука, а не работа. Она за все мои труды очень неблагодарно поступила. И я до сих пор ей не могу простить...
* * *
С Наминым были очень сложные отношения, мы постоянно с ним конфликтовали. С Сенчиной тоже непростые. Тем более когда ты «никто» и звать тебя «никак», то человек с именем может всегда тебя унизить и оскорбить. Правда, я всегда давал отпор и никогда не позволял себя унижать, но это мне жить не помогало. С Маргаритой Тереховой у нас были прекрасные отношения, и до сих пор они сохранились.
* * *
Сейчас с Наминым мы не общаемся и практически не видимся. Он мне сказал однажды, что я никогда не смогу «раскрутиться» в этой стране без чьей-либо помощи. Он мне предлагал свою помощь, но за это я должен был работать на него столько, сколько ему было нужно. Я не согласился на такие условия, сказал, что буду пробиваться сам со своими песнями, на что мне было сказано, что я со своими песнями никогда не пробьюсь. Но, когда я пробился, у нас установились такие – ну, что ли, светские отношения. Мы здоровались, кивали друг другу, но предпочитали не общаться.
* * *
«Чистые пруды» были спеты случайно. Это был 86-й год. Меня пригласил тогда Тухманов в «Электроклуб» в качестве автора-аранжировщика. Я согласился на это предложение только потому, что надеялся на помощь Тухманова в раскрутке моих песен. Когда я понял, что он этого делать не будет, я сразу же ушёл. Но к этому моменту успел записать «Чистые пруды» на одну из его пластинок. Совершенно неожиданно песня стала популярной.
* * *
То, что песня «Россия» стала популярной, меня очень сильно удивило. Когда я её писал, то даже не предполагал, что она станет хитом, я думал наоборот, что она никогда не будет популярной и что я её буду петь для совершенно ограниченного круга слушателей.
* * *
В Свердловске, совершенно неожиданно для меня, я имел успех. Мой успех Пугачёва, как мне сказали, не смогла пережить (Тальков был приглашён в «Театр песни Аллы Пугачёвой» и уволен после первых же гастролей «Театра» в Свердловске весной 1989 года. – Авт.) 30-тысячный стадион кричал мне: «Ура! Браво!». Свистели... А затем Руслан Горобец, музыкальный руководитель её коллектива, сказал мне: «Игорь, я тебе не советую работать в театре, потому что тебя принимают лучше, чем Пугачёву. Она тебе этого не простит». И театр поехал дальше, а меня отправили обратно в Москву. Меня одного, дабы не перебивать Пугачёвой успех. А однажды я был приглашён организаторами концерта в кемпинг вместе с участниками театра, с Кальяновым, с Пресняковым, с балетом «Рецитал», с «Наутилусом Помпилиусом». В последний день Пугачева категорически сказала, что Талькова там быть не должно...
* * *
Что касается гомосексуализма, то я отрицательно отношусь к этому вообще, я считаю, что это явление противоречит законам природы. Мне кажется, что певец, который проходит через постель боссов, не сможет никогда себя уважать. А не уважающий себя певец обречён на деградацию.
* * *
Район, в котором я живу, заселён лимитчиками, соседи мои в большинстве своём не принадлежат к коренному населению столицы, интеллигентов в моём доме нет. Сказать, что отношение ко мне недоброжелательное, будет слишком мягко: злобная зависть. И по мере возрастания моей популярности степень их зависти тоже возрастает. На моей машине периодически прокалывают колёса, а дворничиха хоть и утверждает, что у неё два высших образования, специально закапывает её снегом, чтобы я не мог выехать. Некоторые демонстративно не отвечают, когда я с ними здороваюсь. Сына «достают», говорят: «У папы голоса нет, а его по телевизору показывают».
* * *
У меня есть газовое и огнестрельное оружие. Газовый – пистолет, а огнестрельное – ружьё, которое мне подарили поклонники из охотников, с инкрустацией, с надписью. Оно зарегистрировано. Пока что мне приходилось отбиваться только кулаками.
* * *
В Пензе был случай, когда на меня наехали какие-то люди, которые там гуляли в ресторане. Пришлось немного подраться. Я пошёл собаку искать, которую кто-то украл, и охрана моя спать легла, я не стал никого тревожить. В лифте привязался один. Ему не понравилось, как я даю закурить. В ресторане их оказалось больше. Этого, который пытался меня обидеть, я наказал, а остальных, кто хотел за него вступиться, наказали мои спортсмены.
* * *
Я занимаюсь единоборствами со своими ребятами-каратистами. Они мне ставят удары. Я не скажу, что я какой-нибудь драчун или спортсмен. Мне поставили несколько ударов, которых достаточно для того, чтобы отбиться от трёх хулиганов. Если против меня выставить профессионала, я, конечно, с ним не справлюсь, потому что у меня другая профессия...
* * *
– Вы человека могли бы убить?
– Человека? Наверное, да. Наверное, мог бы, и у меня был случай, когда, если бы меня вовремя не оттащили, то, наверное, я бы убил. Я не терплю подонков. И когда они меня не трогают, я их не замечаю, но когда они мне наступают на ноги и переходят дорогу, я предпочитаю их наказывать. Ни один подонок, который перешёл мне дорогу, не остался безнаказанным. Любой ценой.
* * *
Два раза я сидел в КПЗ. Один раз мне грозил срок. Это было в городе Горьком, когда я наказал несколько человек за то, что они буквально гноили на моих глазах совершенно невинного человека, его выжили из коллектива, оскорбляли всякими словами. Я за него вступился, получилась драка. В результате у них были побои. Побои оказались достаточными для того, чтобы меня посадить в КП3 и возить на концерты под конвоем. Меня привозили в кремлёвский зал в Горьком (я играл и пел в группе «Калейдоскоп»). Выходил на сцену, работал, потому что без меня концерт не мог состояться, и меня увозили назад. Начальство надо мной издевалось, насмехалось. Говорили, что мне дадут срок от 2 до 5. Но мне попался хороший следователь. Он много со мной беседовал, подолгу смотрел мне в глаза и как-то сделал так, чтобы дело закрыли, слава Богу.
P.S. Тальков не был ни святым, ни пророком, он был типичным продуктом советского шоу-бизнеса конца 80-х. Вчерашний ресторанный лабух-самоучка, решивший начать сольную карьеру после бешеного успеха хита «Чистые пруды» – песни, к которой «рок-бард» (так сам себя называл Тальков) не имел никакого отношения: её сочинил композитор Давид Тухманов на стихи Леонида Фадеева.
Чтобы понять мотивы Пугачёвой, уволившей Талькова из «Театра», надо просто посмотреть видеозаписи концертных выступлений «рок-барда»: Игорь в куртке-косухе на голое тело и в кооперативных джинсах-варёнках проговаривает песни-плакаты на злобу дня:
«Он всё кричал, что новый мир построит,
Он был ничем, но так хотел быть всем.
Мечта сбылась: он мир себе устроил,
А что до всех – он сделал всех ничем...»
Или вот, к примеру, хит «Совки»:
«Они в создании своём не виноваты,
Их выпестовала власть,
Которой выгодно плодить дегенератов,
Чтоб ненароком не пасть».
Кстати, это тоже чужая песня: «рок-бард» взял её у группы «YES», это хит 1983 года «Owner Of A lonely Heart».
На лицах зрителей – тягостное непонимание. Люди пришли «Чистые пруды» послушать, а им читают под музыку программы «Взгляд» и «Прожектор перестройки».
Но расчёт Талькова сработал. Всё-таки не зря он столько лет работал в ресторанах, чтобы не чувствовать настроение публики. Вскоре он обрёл имидж гонимого «борца за правду», которого преследуют за его песни-агитки, прямолинейные, как заголовки газеты «Правда», которые «рок-бард» щедро разбавлял лирикой чужого сочинения. Так, его самый известный хит «Я вернусь...», который многие сегодня воспринимают как некое «завещание» Талькова, – это композиция Lily Was Here, которую создали Дейв Стюарт, гитарист Eurythmics, и саксофонистка Кенди Даффлер.
Другой хит – «Летний дождь», – который чаще всего исполняют в дни памяти по Талькову, – это песня You And I, которую ещё в 1979 году спела Madleen Kane (пишу специально имена по-английски, чтобы желающие могли найти оригиналы песен). Даже тальковская песня «Памяти Виктора Цоя» –это переделанная Woman In Love от Барбары Стрейзанд.
Впрочем, упрекать Талькова в плагиате трудно: вся советская и российская эстрада, включая и «русский рок» (за редкими исключениями), представляет собой самый убогой вторичный продукт.
Другое дело, что сам Тальков к любым упрёкам в свой адрес от коллег относился нетерпимо: дескать, вы просто завидуете моему успеху! И окружал себя спортсменами-телохранителями – ибо время тогда было такое.
Эти спортсмены его и убили в ходе пьяной разборки у гримёрки певца: по версии следствия, кто-то подобрал пистолет, выбитый из руки телохранителя и бойфренда певицы Азизы Игоря Малахова (члена одной из столичных ОПГ), и выстрелил в самого Малахова, но попал в Талькова – прямо в сердце. Проверить это нет никакой возможности: револьвер с места преступления бесследно исчез, само следствие велось буквально на тормозах, дав ведущим фигурантам дела возможность уехать из страны. Словом, убийство Талькова так до сих пор и не раскрыто. Почему за убийство не ответил хозяин пистолета Малахов – это тоже вопрос к следствию, но ответ, думается, будет предсказуемым: время тогда было такое.