* * *
Градский – фамилия моей мамы. Когда мама умерла, я взял её фамилию... Своего сына я назвал Даниилом, потому что мне приснилась во сне концертная афиша с именем Даниил Градский. Сын не стал филармоническим исполнителем, но на скрипке играет неплохо.
Маленький Александр Градский с мамой. Фото: vk.com/alexandergradsky* * *
Если семья считала себя, скажем так, достаточно интеллигентной, то почему бы мальчика не отдать учиться музыке. Чтобы стать скрипачом, нужно было часов по восемь в день играть, репетировать дома. А я жил в подвале восьмиметровом, и ещё 38 человек. В общем, больше двух часов не получалось. И вот эти несколько лет, где как раз нужно было набирать потенциал, были профуканы, и я не смог стать скрипачом в силу малого времени, отведённого мне для занятий. Потому что девять семей и на скрипке мальчик играет в подвале – это, сами понимаете, вызывало раздражение.
* * *
Одновременно произошло моё окончание музыкальной школы и возникновение рок-музыки и поп-музыки в мировом пространстве. Всё это из-за Beatles произошло, поскольку это было настолько ярко, так нас всех завело, что мы вообще не знали, куда от этой музыки деться.
* * *
Я решил, что буду играть на гитаре и петь в группе. В 1966 году была создана группа «Скоморохи», которая начала деятельность на русском языке. Мы начали петь на русском языке, у нас было целое отделение из новых во всех смыслах песен, написанных на русском языке.
* * *
В юношеском возрасте я страшно увлекался этой лжеэкспрессией, считал, что это настоящая поэзия. Как это у Маяковского?.. «Какому небесному Гофману ты выдумалась, проклятая?» Когда я стал постарше, то понял, что женщины не любят таких мужчин. Они не любят тех, кто ради них пытается что-то такое вырвать из груди у себя или у неё, или врёт, что снимет чего-нибудь с неба, и не снимает. Если бы он на самом деле что-то снимал с неба, то тогда это действительно может завести женщину как-то. Но на самом деле это было просто вранье, пыль и поднимание вокруг себя гравия – не более того. Женщины любят очень сдержанных мужчин, с глубокой внутренней силой, типа Бориса Пастернака.
* * *
Русский рок для меня – это прежде всего, как мы думали, будет музыка. Если эта музыка в музыкальном отношении не сильно отличается от того, что мы называем бардовской или авторской песней, и не сильно отличается от простых известных нам западных образцов, той же хард-музыки или металла, то помимо ритмики, помимо рифов и помимо образности – волосы, гитары – должна быть ещё гармония и сочетание мелодии с гармонией. Если человек, сочиняя музыку, на что я надеялся в семидесятых годах, не будет иметь своей собственной мелодики и узнаваемости этой композиторской мелодики, у него появляется желание идти по пути наименьшего сопротивления. Сделали так, публике уже хорошо, они нас любят, мы их любим – всё замечательно. Дальше не надо развиваться, не надо изучать гармоний, не надо изучать сольфеджио, не надо приобщаться.
* * *
Вы заметьте: большинство русских рок-музыкантов музыкально нигде не учились. Самые выдающиеся представители – это либо архитекторы, либо математики, либо инженеры и так далее. Кстати, в джазе иногда было то же самое. Но в джазе невозможно было освоить инструмент, не зная гармоний, не зная сольфеджио. Поэтому инженеры, архитекторы – они садились за гармонию и не только сдирали Дюка Эллингтона или Дизза Гиллеспи, но и в ноты смотрели. Сегодняшние наши рок-музыканты остались в моём представлении как социальные герои, абсолютно необходимые стране, необходимые и мне в том числе. Но это не породило направлений.
* * *
Посмотрите, кто на слуху. Это Макаревич, это Гребенщиков, это Цой, это Шевчук, можно ещё перечислить несколько имён. Это то же самое, что в авторской песне. Знаете, есть такой жанр – авторская песня? Если мы начинаем вспоминать, кто у нас есть? Галич, Высоцкий, Окуджава, Визбор, Ким, ну иногда Городницкий, Вадим Егоров. Всё. Дальше идёт огромное количество людей, которые попусту играют у костра эти же песни или иногда сочиняют что-то своё. То есть то же самое.
* * *
Какие-то стили современной музыки мне так и остались чуждыми – не в том смысле, что я их не люблю, а в том, что не очень хорошо это делаю. Например, я джаз не умею петь и не испытываю большого желания делать это, но с удовольствием слушаю джазовых исполнителей, потому что есть великие певцы и музыканты.
Певцы Дина Гарипова и Александр Градский выступают на праздничном концерте в честь пятилетия телепроекта "Голос". Фото: Евгений Одиноков / РИА Новости* * *
Мои проблемы с властями начались не только с моих стихов, но и с песен на стихи Саши Чёрного. Вот послушайте: «Семья ералаша, знакомые нытики, смешной карнавал мелюзги. От службы, от дружбы, от прелой политики безмерно устали мозги». Эти стихи написаны 90 лет назад. А у нас до сих пор то же самое. Большая поэзия абсолютно ассоциативна на любое российское время.
* * *
Я не могу сказать, что так уж не нравился властям... Хотя в моих песнях было много неприличного, в кавычках, конечно, то есть неприемлемого. Во всяком случае, при всей моей любви к Володе Высоцкому, при всём почтении, которое испытываю к нему, я считаю, что он был куда ближе к властям, чем я. Он разговаривал на очень понятном языке, его песни были, так сказать, ясные. Просто форма, в которой делал это всё Владимир, могла не устраивать начальство, но сюжеты песен и тематика были им близки. Мы знаем примеры, когда члены Политбюро, их дочери и внучата слушали его музыку на своих дачах. Но когда я пел «Здесь охотно венчают героев, но в могилу сперва упекут», то это никому не могло понравиться.
* * *
Христианином я стал задолго до того, как церковь опять стала похожа на государственный институт. Одновременно я и демократ и не понимаю, как патриот не может быть недемократом или наоборот. У меня есть один знакомый – довольно известный человек, не буду его называть, – называющий себя демократом, при этом он позволяет себе говорить, что Россия ему совершенно до фени. Когда он так говорит, я думаю, что он или дурака валяет, или ничего не понимает, или просто подтверждает то, что часто говорят о демократах патриоты. Лично я не понимаю, как можно разъединять патриотизм и демократию. Демократия – это власть народа, патриотизм – любовное отношение к месту своего рождения или проживания, постоянная защита интересов этого места, интересов людей, среди которых живёшь.
* * *
Кто-то очень замечательно сказал: «Ценность демократии начинаешь понимать тогда, когда её теряешь». Любая автократия подразумевает отказ от свободы выражения своих мыслей, от свободы поведения. И люди, вкусившие демократии, возможности судить обо всём и не быть за это повешенным, расстрелянным или посаженным в тюрьму, начинают это понимать. Сейчас, впервые за всю историю российского государства, есть возможность достаточно свободно высказываться. Люди, вкусившие это полной мерой, молодые люди – огромная социальная база для демократического государства. Те, кто призывает к автократии, монархии, к диктату какой-то одной партии, даже не представляют, какое сопротивление они получают со стороны молодых... (Цитата из интервью 1998 года. – Ред.)
* * *
Парадокс, но при тогдашнем идиотском режиме я ещё как-то мог появляться в эфире, сегодня же это практически невозможно. На самом деле это политика, и она объясняется очень просто: это продолжающаяся линия на оглупление людей, на попытку отбить у них вкус ко всему качественному.
* * *
Это был эфир у Киры Прошутинской в начале девяностых. И там было обсуждение ГКЧП, их заключения под стражу и так далее. И был какой-то такой спор, и в одном из моментов этого спора Дима Быков был возмущён, я ему что-то отвечал, и это слово «журналюги» выскочило. А потом было очень весело, потому что один мой товарищ, довольно известный журналист, сказал: «Слушай, ты придумал это слово. Давай мы будем фиксировать, что это ты придумал: «как придумал Александр Градский». И будем всё время соединять твою фамилию с этим словечком».
* * *
Много лет одеваюсь в один цвет – чёрный. Когда-то придумал чёрные очки, чтобы скрыть свои внутренние ощущения и закрыться.
Певец и композитор Александр Градский на выставке "Мастера культуры за мир" в Центральном выставочном зале. Фото: Юрченко / РИА Новости* * *
Мне смешно по поводу того, что меня называют патриархом русского рока... Ничего хорошего для себя я в этом не вижу, потому что основать то дерьмо, которое с утра до ночи крутят в эфире, честь небольшая.
* * *
С Большим театром дружбы не получилось вот почему. Евгений Светланов позвал меня поработать в «Золотом петушке» как приглашённого артиста. И очередной спектакль был назначен, кажется, недели через три. Но мне вдруг звонят из театра: – У нас замена, у нас вечером спектакль, будет австрийский посол. Я сказал, что вчера пил пиво, и отказался. Не могу же я экспромтом после вечернего возлияния, которое не разрешается музыкантам, петь сложнейшую партию с диапазоном в 3 октавы. В Большом по этому эпизоду было разбирательство, меня оставляли работать, а я сказал: «Пошли вы, ребята, вместе со своим Большим», – и они пошли...
* * *
При создании оперы «Стадион» (о перевороте в Чили и о казни певца Виктора Хары. – Ред.) мне было интересно не то, что Виктор Хара был политическим деятелем и певцом, мне там была интересна совершенно другая вещь. Был такой человек по фамилии, кажется, Анхель Парра. Это был человек, который, в общем, занимался почти тем же самым, что и Виктор Хара. Вы понимаете, он почему-то в Лондоне оказался. А этого прибили. И вот меня интересовало следующее. Вот ты певец, ты поёшь. Тебя хватают и говорят: «Слушай, парень, отрекись и поедешь в Лондон. А нет – так иди сюда». И я до сих пор не могу решить, как бы я ответил в такой ситуации. Струшу – не струшу, станет ли со мной такая ситуация? Лучше, конечно, такой ситуации чтобы не было. Но, понимаете, вот это меня занимало: почему этот в Лондоне, а этому руки отбили? Сначала руки, потом застрелили и так далее. Вот это меня интересовало, а никакая не политика.
* * *
Для истинного музыканта по отношению к любой власти в любой стране, к начальству любого ранга может быть только позиция эдакого спокойного сосуществования. В семидесятые годы я говорил на этой кухне всё, что хотел, и собирал людей, каких хотел. И сейчас так же. Мне не нужны никакие награды: дают – спасибо, не дают – не надо, ни четвёртой, ни первой степени.
* * *
Я, конечно, патриот. Причём патриотом России можно быть, живя где угодно, хоть в Таиланде. Просто где тебе лучше пишется на русском языке? Ведь вы же знаете, что Тургеневу на русском языке лучше всего писалось во Франции. А Глинке на русском языке – в Италии. Уж я не говорю про Бортнянского и Березовского, про этих великих музыкантов, которые тоже обучались в Италии.
* * *
Жёны занимают в моей жизни очень большое место, но при этом каждая занимает своё. Всех своих женщин, с которыми мне довелось быть в романе, даже «ночных бабочек», я хорошо помню.
* * *
Моей карьере уже более 50 лет. Если учесть, что музыкой начал зарабатывать деньги с 15 лет и продолжаю это по сей день, то вполне удачная. Профессионал тот, кто умеет зарабатывать своей профессией. Считаю себя долговременным проектом, даже чересчур долговременным. Довольно-таки трудная задача, чтобы все эти годы к тебе на концерт приходили люди. И быть интересным для всех поколений. Из-за этого я и пошёл на проект «Голос» в наставники, чтобы меня не считали «старпёром».
Композитор и певец Александр Градский во время интервью. Фото: Владимир Федоренко / РИА Новости* * *
Быть музыкантом – это несчастье, потому что очень много нельзя. Хочешь выпить – нельзя, у тебя завтра концерт. Перед концертом нельзя. И после. Ты во многом должен себе отказывать. То есть научиться себе отказывать. Ты не можешь себе позволить что-то говорить лишнее, потому что это может помешать написанию твоей музыки, к примеру. А ты чувствуешь mission from the God. Если ты – профессиональный музыкант и говорят, что ты из себя хоть что-нибудь представляешь, то у тебя есть, как в фильме «Братья Блюз», Mission from the God, то есть Господне предназначение, ты должен выполнять Господню миссию. И поэтому тебе многого нельзя. Тебе нельзя говорить то, что ты иногда, может быть, хочешь сказать. Тебе нельзя делать то, что ты иногда хочешь сделать. Тебе нужно вести себя так, а не эдак. И если даже тебе хочется расслабиться, ты не можешь расслабиться никогда. В особенности если ты ещё и имеешь узнаваемое лицо, ты вообще всё время должен ходить по струнке – вот такое моё мнение.
* * *
Когда мне мои песни надоедали, я уходил в Большой театр. Когда мне надоел Большой театр, я начал делать какие-то попытки, связанные с оперой. Когда опера надоела, я вернулся к бардовской полублатной тематике. Когда и она надоела, я стал делать бардовскую тематику с симфоническим оркестром, и это совсем другая музыка. В результате только за счёт своего образования я не был сам себе скучен...
