– Ты здесь, зараза?
В дверном проёме стояла мама. В потрёпанном халате, лохматая, нетвёрдо держась на ногах, с сигаретой во рту. Сделала затяжку. И, словно не видя её, снова сказала:
– Ты здесь? Что притихла? Быстро беги к Людке! Она мне огурцов обещала. Бегом, зараза!
– Да, мама, – быстро сказала Оля и метнулась к двери.
Дверь ещё больше открылась, и в неё втиснулся пьяный отец. Нетрезвую мать Оля боялась, а пьяный отец – это всё! Девочка прошмыгнула между родителями, получив по дороге по затылку. И уже через секунду была на улице. В лёгком пальтишке, старых заштопанных сапожках, тонком платочке бежала она по тёмной скользкой дороге.
Свет из-за реки сюда не доставал. Она бежала и плакала: было обидно и страшно.
Людка, мамина подруга, в старых драных джинсах хлопотала у плиты.
– Что тебе? – обернувшись, спросила она ввалившуюся в дверь Олю.
– Тёть Люд! Тёть Люд! Огурцы, – задыхаясь от бега, еле пролепетала девочка.
– Вон, возьми, – она ткнула рукой с зажатым в ней ножом в сторону. – А дверь?! –сказала она, после того как девочка, схватив початую банку огурцов, вылетела из комнаты.
Но Оля уже этого не слышала, пробежав по коридору и спустившись по ступенькам со второго этажа. Выбежала на улицу. Повернула за угол и поскользнулась... Плача и отряхиваясь, она смотрела на разбитую банку и разбросанные по снегу огурцы, заметаемые снегом.
«Домой идти нельзя, – подумала она, – побьют!»
Она уже долго бродила по улицам, залитым неоновым светом, продрогла, озябла и уже не плакала. Когда она проходила около больших стеклянных дверей, они открылись, изнутри дохнуло теплом. Было очень холодно, и она вошла. Тепло окутало её. Она шла мимо витрин, разнообразные вкусные запахи неслись со всех сторон, и она буквально тонула в них. Всё вокруг сверкало и искрилось.
– Ты с кем?
Чья-то рука ласково легла ей на плечо. Она обернулась. Красивая хорошо одетая женщина добро смотрела на неё. Она оглянулась по сторонам, ищя взрослых, с кем пришла девочка.
– Ты одна?
Оля утвердительно кивнула головой.
– Держи, – сказала женщина и протянула Оле большой вкусно пахнувший бумажный пакет. Взяв её за руку, повела в сторону выхода. И тут... Оля остановилась, завороженно смотря на большую хорошо украшенную ёлку.
– Подожди меня, я сейчас приду, – сказала женщина, оставив девочку около ёлки.
А та её и не слышала. На ветке, сверкая и переливаясь, висело хрустальное сердечко, как в книжке.
Она протянула руку, и сердечко словно само легло туда. Оля обернулась. Красивая женщина шла к ней с каким-то огромным дядькой, на груди у которого было написано «Охрана». Она не помнила, как выбежала, прижимая к груди пакет и сердечко, боясь, что вот сейчас догонят и отберут. Что-то кричала красивая женщина – она не слышала.
А вот и мост. Оля представила, как обрадуется мама и папа, увидев этот большой вкусно пахнущий пакет и сердечко! И не будут ругать её за разбитую банку огурцов. Что-то дёрнуло её, и она покатилась под мост, взмахнув рукой, ударилась об опору и затихла. Стая собак набросилась на пакет, разрывая его и сжирая вылетевшую снедь. Огромный чёрный лохматый вожак спустился к девочке, толкнул её носом, злобно рыкнул, сверкнул глазами и, повернувшись, медленно удалился.
Наступила Рождественская ночь, морозная и тихая. Звёзды россыпью алмазов украсили небо. Мать очнулась, открыла глаза и мутным взглядом обвела комнату: никого.
– Вставай, – толкнула она мужа, – Ольки нет.
– Да ладно. Здесь где-то, – просипел он.
– Вставай, говорю, – не отставала она.
И странно: он молча поднялся и стал одеваться. Они обошли всё, возвращаясь из-за реки. Отец с силой ударил по снежному намёту, снег разлетелся. Они остолбенели: её платок! Мать упала на колени около присыпанного снегом тельца, судорожно голыми руками стала смахивать снег с белого безжизненного лица. Глотая слёзы, тихо взяла её за руку: в руке блестело хрустальное сердечко. Она прижала холодную руку к залитому слезами лицу. Сердечко вдруг засветилось неземным светом, осветив их лица, и мелодично лопнуло. Девочка открыла глаза, улыбнулась, протянула руки и нежно прижалась к их лицам, склонившимся над ней.
Сергей ЛУНЁВ
