И сказала Нипуткину ворожея:
– Э, милок, да ты просто боишься невест!
И не дала знахарка Нипуткину зелье приворотное, а советов делу его полезных присоветовала. Приворотить неприступную девицу, на примете и неказистой у Нипуткина не было.
– В ночь перед Рождеством искать, милок, счастье твое тебе надобно будет! Не боись красавицы расписной!.. – напутствовала ворожея Нипуткина. – Не боись с ней и подолдонить, если она и первой к тебе обратится!..
– Крендель! – услышал Нипуткин зов женщины. Его немного огорчило, что незнакомка неуважительно, как он посчитал, обратилась к нему, но в глубине души порадовался: «Наконец-то! Пусть и обидно кличет, но всё-таки свершилось. Как по-писаному, как ворожеей обещано!» – и, о Господи! – побоялся оглянуться на зов. – Повременю!
Что должно было свершиться?
Дело в том, что некоторое время женщина следовала вечерним парком шагах в семи сзади за Нипуткиным, ни приближаясь, ни отдаляясь. Нипуткин чувствовал, слышал, «видел» её, если можно так сказать, затылком и позволил себе фантазировать. Днем выпало много снега. Нипуткин слышал не только под своими ногами его песенный скрип, но и под ногами «прелестной преследовательницы», и «некоторое время», в течение которого она шествовала вслед за ним, он приравнял к счастью, которое искал, в которое погрузился и в котором пребывал.
Нипуткину сильно хотелось заговорить с женщиной, но решительности ему не хватало. Страх от того, что она может свернуть в сторону, просто остановиться или повернуть обратно, держал его в мучительном напряжении. Он насторожился, «присматривался» к женщине своей мечты затылком. «Она! Она!» – внимание к незнакомке овладело Нипуткиным полностью. «Она думает о том же, о чём думаю я! Мы вместе зажжем Рождественские свечи!..» – Нипуткин продолжал шагать по девственному снегу, ни на минуту не забывая о том, что он вышел «оставить свой след на земле». Женщина следовала по следам Нипуткина, как и прежде, не убыстряя и не убавляя шаг.
Неожиданно Нипуткину в голову пришла озорная мысль: «Поиграем?» – и сам он был повергнут в изумление: вслух он своего вопроса не произносил, а его мозг зафиксировал чёткий словесный ответ, произнесённый женщиной. Ответ последовал не менее лаконичным, но многообещающим: «Поиграем!»
Нипуткину страстно вдруг захотелось, чтобы эта женщина вышагивала впереди него, а он любовался грациозностью её фигуры, её походки. На городской улице такое невинное желание разрешилось бы легко и просто. Он остановился бы перед витриной, якобы озаботился вниманием к предлагаемому товару, пропустил бы «прелестную преследовательницу» мимо себя вперед, и всё: тыл её предстал бы его взору! И тут Нипуткин поймал себя на мысли, что лицо женщины он не очень-то желал и видеть: «Вот оно, мужское, сокровенное собственническое желание!» – неопределённо устыдился почти открытия, но сразу и отделался от этой чудовищно непотребной истины, ибо остановиться здесь и сейчас в обворожительно заснеженном парке означало сразу закончить едва начавшуюся игру. «Она совершит «наезд». Маленькое ДТП обернётся масштабной аварией с непредсказуемыми последствиями. А по какому сценарию будут дальше развиваться события?» – Нипуткин застраховался и решил еще повременить с подобным выпадом.
Как порядочный мужчина, Нипуткин ощутил прилив крови к лицу и уловил, что и дыхание его изменилось, а это отразилось и на походке, – засеменил. Странное беспокойство охватило его: «Проклятая робость!» Но Нипуткин совладал с собой: «Она там, сзади… – включился он в игру на всю катушку. – Она рассматривает меня так, как бы рассматривал её я, поменяйся с ней местами и вышагивая по её следам. Я бы не смотрел ей в затылок – не пугалась бы! Я бы не отрывал своего взгляда, наслаждаясь грациозным прыжком…»
Каким прыжком? Чушь! Чего ей прыгать? Но ведь прыгает! – отмахнулся. – Не в ту степь я пошёл! Мерещится! А ведь смотрит! Смотрит! Идти под её рентгеновским… Каким ещё рентгеновским? – он не мог подобрать определения. Ему почему-то вспомнилась барахтающаяся в паутине муха…
«Кто – муха, кто – паук? – хотелось, чтоб наоборот…
Я не видел твоего лица…
Я не видела твоего лица…
Я и фигуру твою видел-то мельком…
Я твою рассмотрела, но только сзади…
А мне хочется! Хочется рассмотреть тебя так, как ты рассматривала меня…
А по-другому?..
О! Это было бы сверх моих ожиданий!» – Нипуткин, увлеченный игрой воображения, страдал от нерешительности, боясь обернуться. Он снова почувствовал прилив крови к лицу: «Ну, что я такой нерешительный!» – стыдился признать и произнести про себя: «Нипуткин! Ты – трус!» – подзадорить бы себя.
Снег мерно поскрипывал под ногами Нипуткина, и чуткий, настороженный слух его улавливал не поддающееся осмыслению преследующее поскрипывание.
«Неужели старуха? А я тут дал волю!.. Ещё… ещё сделаю несколько шагов и остановлюсь, обернусь, лицом к лицу…» – Нипуткин начал обратный отсчёт от десяти: «…девять, восемь, семь…». Он увлёкся счётом: «…шесть, пять, четыре…». В мозгу Нипуткина творилось что-то невообразимое. Обратная телепатическая связь прервалась. «Три-два-один!» – Нипуткин отсчитал почти молниеносно, готовый оглянуться. Одновременно с его магическим счётом, как выстрел, ему в затылок прозвучало:
- Ну, ты, Крендель!
Нипуткин, прежде чем оглянуться, успел подумать: «Зачем она обо мне так снова неуважительно?.. Сейчас! Сейчас и я её ошарашу! Объяснюсь наконец!». И обернулся. Рывком.
Не ошарашил. Невезучий Нипуткин оказался сам ошарашенным: «Нафантазировал!.. Фантазёр!».
Женщина стояла в шагах семи от него и спиной к нему. Он видел фигуру «прелестной преследовательницы» – обворожительную и несказанно красивую. Женщина, слегка наклонясь, выговаривала:
– Крендель! Неслух! – она трепала за уши сенбернара, и казалось, ей не было до Нипуткина никакого дела.
А Нипуткина прорвало. Чего, какую чушь он только не лепетал!? Сенбернар Крендель, и тот заслушался.
– Свечи! Шампанское!.. С первого взгляда!.. Кренделю – его любимые кренделёчки!..
Втроем снега истоптали много, прежде чем женщина посоветовалась с четвероногим другом:
– Крендель! Пристаем на предложение нашего спутника? Мы отныне с тобой – не одиноки! Это так неожиданно!.. Как долго мы с тобой ждали этого, правда же?
Сенбернар лизнул на радостях Нипуткину ботинок.
И Нипуткин свободно вздохнул:
– Прощай, холостяцкая свобода!
Михаил НИЗОВЦОВ
