Малинка была сестрой Кати. На самом деле ее звали Маринка, но она «р» не выговаривала, сама себя называла Малинкой – так ее и стали дома называть. Сестра была младше Кати на три с половиной года, ей летом исполнилось четыре.
Когда Катя была маленькая, мама сначала исчезла на целую неделю, а потом вернулась вместе с маленькой живой куколкой. Катю выселили из деревянной кроватки, и куколку туда положили. Все вокруг нее бегали, суетились, а потом сказали Кате, что это ее сестренка, которая очень ее любит, а потом она подрастет, и можно будет с ней играть. Но поиграть не удалось. Катя ждала весь день, а куколка никак не подрастала. Вот тут-то Катя и поняла, что здесь какой-то подвох…
Но это было только начало. Куколка по ночам плакала и не давала никому спать. Днем все ходили на цыпочках, боясь ее потревожить, книжек Кате не читали – некогда стало, надо было сестру кормить, купать, гулять с ней. А потом она подросла. Но поиграть все равно не получалось: Маринка совершенно не представляла, как это делается. Она только шумела, хватала все подряд своими цепкими ручонками и чуть что – бежала жаловаться маме. А мама строго говорила: «Катя, как ты можешь обижать сестру?»
– Ей все можно, она для них главная, – поняла Катя. Поэтому на Новый год, когда бабушка увидела ее в новом праздничном платье, в новых туфельках, с бантами, всплеснула руками и воскликнула: «Это кто у нас самый красивый?!» – Катя без размышлений ответила:
– Самая красивая у нас Малиночка.
И ушла в детскую.
На Новый год под бой громадных часов на экране телевизора Катя загадала: пусть Малинка исчезнет, и мы будем жить с мамой и папой как раньше. Но проснулась на следующее утро от голоса сестры, которая сонно отбивалась от папы и не хотела идти в гости. В этот миг она твердо решила добиться своей цели.
Сейчас она шла, четко печатая следы, прямо в лес, в надежде разыскать там Деда Мороза и потребовать исполнения желания. Приближалось Рождество. Катя не совсем понимала, что это за праздник, но чувствовала: что-то должно произойти, нельзя, чтобы жизнь была такой несправедливой. Досмотрела «Один дома» – и пошла. В эту волшебную ночь обязательно встретится Дед Мороз или хоть ангел какой-нибудь. Кто у них там за желания отвечает? Тут-то она все и расскажет.
Идти решила в лес. Известно, что все волшебство происходит в лесу. В нашем городе в лес попасть очень просто: надо перейти по мост через Цну и потом идти прямо и прямо, никуда не сворачивая. По набережной Катя дошла до моста. Там было много людей, и все шумели и веселились. С берега на лед съезжали санки, а в них сидели ребятишки, смеялись и визжали. Кате тоже хотелось покататься, но она пошла вперед. Перешла через реку и пошла себе дальше. Она шла и думала: вот сейчас выйдет Морозко и спросит: «Тепло ли тебе, девочка?» А Катя ответит, как положено: «Тепло, дедушка!» И от ее отведет к себе во дворец и …
– Ну чего-о-о-о ты так быстро? – услышала она вдруг знакомый голосок и сразу вернулась из сказки в свою нелегкую жизнь. Окинула взглядом заснеженную дорогу, деревья и розовощекую девчушку, стоящую на дороге.
– Ты чего тут? – мрачно спросила она Малинку.
– А ты? – невинно ответила та. – Я тебя звала, звала, а тебя нет и нет. Я и пошла. Смотрю, а ты идешь гулять. Я тоже хочу. А ты к Деду Морозу? А он где живет?
– Иди домой, – полная нехороших предчувствий, строго сказала Катя.
– Не, – не согласилась Малинка. – Я с тобой.
– Ну и пожалуйста.
Катя развернулась и пошла вперед. «Может, отстанет», – подумала она. Но противная сестра не отставала. Она догнала ее, попыталась прицепиться за руку, не смогла (Катя отдернула руку) и покорно пошла рядом, по привычке без умолку болтая.
– А я хочу тоже. А он какой – как на елке у мамы или как на елке у папы? Дед Мороз какой? А он один живет? А Снегурочка у него есть? А почему тут никого нет? А мы когда домой пойдем? А мне мороженое можно?
Сначала Катя злилась, потом начала размышлять о Снегурочке и уже сестру не слушала. «Интересно, – думалось ей, – а Снегурочка летом в спячке или она уезжает на север? И если ее встретить, она сама желание исполнит или просто попросить отвезти ее к Деду Морозу?»
– …и еще я замерзла, – услышала она Маринку. Действительно, вид у нее был довольно жалкий. Варежки она забыла надеть, а шубку застегнула только на среднюю пуговицу. Катя нахмурилась.
– Детям нельзя в таком виде на улицу выходить, – сказала она маминым голосом и принялась приводить сестру в порядок: застегнула шубу, завязала потуже шапку, подумала – и надела на красные ручонки свои полосатые варежки, положенные под елку Дедом Морозом.
– А тебе не жалко? – спросила Малинка.
– Чего не жалко? – не поняла Катя.
– Да варежки, – объяснила Малинка. – Я хотела себе взять, а мне не дали, сказали, что это тебе, потом под елку положили ночью. А я не спала.
– Нет, не жалко, – помрачнев, ответила Катя. «Везде один обман», – горько подумала она и пошла вперед.
Малинка поплелась следом.
– А еще я есть хочу. Ты ела суп, а я не ела.
– А что же ты не ела? – ехидно прищурилась Катя.
– А у меня Барби заплакала, я ее качала. Я же не могу куда-то там идти, если моя дочка плачет.
Катя молча нащупала в кармане чупа-чупс и протянула сестре.
– А мы скоро придем? – спросила Малинка, зубами раздирая обертку.
На этот вопрос Катя не могла ответить, а потому промолчала. Деревья вокруг стояли плотнее друг к другу, совсем не так, как в городе. Людей почти не было. Иногда за кустами мелькали силуэты лыжников, весело машущих блестящими палками. Но они проносились так быстро, что их невозможно было даже рассмотреть.
Ни дворцов, ни даже обыкновенных домов видно не было. Девочки шагали вперед и вперед.
– А где волки? – спросила Малинка. – А волков нету? А почему нету? Мы же в лесу? – И вдруг непоследовательно сказала: – А ты хорошая. Ты добрая и варежки дала. У Пети из нашего дома есть братик – он маленький и кусается. А ты не кусаешься.
Она хихикнула:
– Это я так шучу. Ты моя самая хорошая сестра! Знаешь, я сказала сама себе потихоньку такую мечту, когда часики звенели в телевизоре: чтобы ты у меня была всегда-всегда.
Катя чуть не споткнулась. Всегда! Всегда быть старшей сестрой, всегда отдавать свои конфеты!
– А у нас во дворе ни у кого нет сестры, – аппетитно облизывая леденец, продолжила Малинка. – У Пети только маленький брат, кусачий. А больше ни у кого. Меня даже Костя не обижает. Я ему сказала, что если будет обижать, то ты вырастешь и не пойдешь за него замуж.
Катя посмотрела на сестру очень внимательно, но промолчала. – Вот еще рассуждает, – удивленно подумала она.
Снег посинел. Деревьев стало больше, лыжников меньше.
– А знаешь что, – сказала Малинка. – А пойдем завтра к Деду Морозу. Я домой хочу.
И остановилась. Все уговоры Кати ни к чему не привели – упрямый ребенок не сдвинулся ни на шаг. Более того, она села на какой-то пенек и сказала, что замерзла.
Катя и сама устала, но сдаваться не собиралась.
– Пойдем, а то примерзнешь и будешь тут до весны сидеть! – крикнула она.
– Да, – грустно и покорно согласилась Малинка. – Я примерзну. А ты иди, иди. Все равно тебя больше любят. У тебя в подарке и наклейки были, и шоколадка. А я хотела жирафа, как в рекламе про «мама – первое слово», а мне дали мишку. И на речку ты летом ходила, а я сидела с бабушкой. И на колесе ты каталась. – Настроение у нее быстро портилось, и каждую последующую фразу она произносила все более трагично.
– И брючки тебе новые купили, а мне твои дали, а там от сока на чебурашке пятно!!! И в школу ты первая пошла, а я не пошла-а-а-а.
Катя слушала удивленно и очень внимательно.
– И к Деду Морозу меня с собой не хотела брать, а сама пошла-а-а. И я тут примерзну, а ты пойдешь и будешь там со всеми игра-а-ать!
– Да ладно, не плачь ты, – неуверенно сказала Катя и погладила Малинку по голове.
– Да? А я вот совсем домой не приду, примерзну и буду тут всегда сидеть, а тебя мама поведет в кукольный театр. Я тоже хотела, а мне папа говорит, что там только большим можно!
Она замолчала, только носом иногда хлюпала. Катя стояла рядом и не знала, что сказать.
– Знаешь, – сказала она наконец немного неожиданно для себя. – Да не хочу я ни в какой театр. Вот ты подрастешь – мы вместе и сходим.
– Я примерзну, – жалобно затянула Малинка, – а ты пойдешь домой и будешь там жить, а потом вырастешь и родишь дочку. И назовешь ее Малинка.
Тут Катя зарыдала тоже. Ей было так жалко Малинку, которая примерзнет, и себя, и свою будущую маленькую дочку, что она выпустила на свободу все слезы, которые сдерживала с самого Нового года, и обе плакали, пока их кто-то не окликнул.
Это был какой-то дядя на лыжах.
– Вы кто такие? – строго спросил он.
Катя промолчала, а Малинка скороговоркой выпалила:
– Мы идем к Деду Морозу, мы по мостику пошли в лес, я Катю догнала и примерзла, а ты кто?
– А я Дед Мороз, – подумав, ответил дядя.
Вечером того же дня Катя и Малинка, напоенные чаем и натертые одеколоном, сидели около окна. Рядом с ними сидели мама, папа и два жирафа, совсем как в рекламе «мама – первое слово…». Все смотрели на огонек свечи, стоящей на подоконнике. Ее каждый раз зажигали вечером накануне Рождества и ставили на окошко, чтобы Дева Мария, которая путешествовала в этот час с Младенцем на руках по холодным заснеженным дорогам, знала, что здесь их любят и ждут. Было тепло и радостно, и Катя думала: «Вот бы мы всегда были вместе – мама, папа, я и Малинка, моя сестра».
Елена ЧАСОВСКИХ
