* * *
Впрочем, здесь, в России, Рождество переживается чуть легче. Оно тут усталое, пьяное, сентиментальное, неоткуда ждать сюрприза. Это значит, что все видно яснее. Ясное созерцание прошлого, настоящего и будущего - вот наша величайшая ценность. Это знание дает нам силу и власть. Оно собирается по крупицам из миллионов закономерностей. Миллионы закономерностей рождаются из миллиардов наблюдений. Мы созерцаем, как настоящее перетекает в будущее ровно и плавно, как течет река, как рождается, стареет и умирает человек. Неумолимо и безостановочно. Этот поток величественен, прекрасен, видеть его подлинное наслаждение. Судьба миллиардов людей, сотен тысяч городов и сотен цивилизаций видна как на ладони. Удивительно, что стоило миру стать чуть-чуть безопаснее и среди смертных возникло много фантазеров, думающих, будто они сами создают будущее мира. Их представления о действующих в мире закономерностях смехотворны. Да, мы видим мир их глазами, но наш взгляд гораздо тоньше, глубже и дальше.
* * *
Вот холеный старик чуть морщится от благородного презрения. Он смотрит из кожаного салона своего роскошного авто на бредущего по улице нищего бездельника, и тут же забывает про него. Но мы видим дальше. Мы видим, как умирает этот странный бедолага на вонючей клеенке в больничном коридоре. Ему не увидеть ни презрительного взгляда, ни смерти владельца машины. Совсем другой смерти, на шелковых простынях в окружении консилиума лучших врачей. А вот нюхающий клей уличный попрошайка смотрит на выходящую из ночного клуба диву. В его глазах восхищение и зависть. Ему не дано знать насколько ее кокаин лучше его толуольных миазмов, он, вообще, мало что успеет узнать в своей жизни. В своей лихорадке чувств и мыслей он прекрасен, и пусть у нас нет ничего другого кроме его одурманенных глаз, мы и ими видим яснее и дальше. Он видит только, как она, пошатываясь, садится в такси. Мы видим мужчин, жаждущих ее стареющей плоти, видим много алкоголя, дорогую клинику реабилитации наркозависимых с альпийскими видами из окон, стекающую по руке кровь. Видим горящие особняки, костры на улицах, пробку по дороге в аэропорт. Она пытается сбежать от войны, ей даже будет казаться, что у нее получилось. У многих не получится.
* * *
Вы говорите, что война идет там и там. А мы видим войну всех против всех. Она уже идет в головах, уже выходит на улицы, совсем скоро война коснется каждого. Все те, кто питаются ненавистью, как хлебом, насытятся кровью. Нам нравится, когда вы называете ваши войны священными, это значит, что обильные жертвы уже припасены. Нам нравятся и ваша гордость за победы, и желание взять реванш за поражения. Вы гордитесь предками, победившими фашизм. В этой вашей гордости вы не замечаете, что фашизм давно победил вас самих. Фашизм - это мы, а вы нас победить не сможете, мы повсюду. Мы внутри вас.
* * *
Вам кажется, что вы живете в постоянной ситуации выбора. Кругом неопределенность: виски или текила, галстук или бабочка, красный пежо или белый лэнд-крузер, брюнетка или блондинка. Будущее представляется вам неопределенным, загадочным, пугающим своей непредсказуемостью. У вас в голове хаос мыслей и лихорадка чувств. И этот же хаос вы приписываете мирозданию. Вам кажется, что в человечестве сталкиваются множество воль, характеров, амбиций, которые борются друг с другом и рождают непредсказуемое будущее. Вы никогда не задумываетесь, откуда берутся те самые мысли, которые вы считаете своими. Они приходят даром, не правда ли? Кому же не нравится получать подарки? Мы же любим подарки дарить. Эти подарки помогают нам держать все под контролем и яснее видеть будущее.
* * *
Впрочем, приходится это признавать, у нас иногда возникают трудности. Судьба некоторых смертных видна лишь частично, картина будущего двоится, в общем потоке событий возникает путаница. Как будто кто-то капнул воды на акварельный рисунок, и его очертания расплылись. Нам трудно до конца объяснить, почему это происходит. Закономерности ускользают от нас, нам лишь остается наблюдать, как это происходит. Вот старик застыл за чтением, он выглядит так, как будто он внимает только одному ему слышным звукам музыки. Мы знаем, что он скоро умрет. Никто не вечен. Но нам не видно, где и как это произойдет, что будет мучить его сердце перед смертью. Нам не нравится его спокойствие, и мы не чувствуем его страха. Юная девушка склоняется над умирающей женщиной. Она не дочь, не внучка, они обе не были знакомы друг с другом еще месяц назад. Она что-то говорит этой старухе, и держит ее иссохшую руку. Нам трудно понять, что именно говорит девушка, и нам не видно, что будет даже с той другой, которая должна была умереть этой ночью. Молодой человек заходит в дом, где за столом сидят самые разные люди: мужчины и женщины, старые и молодые, богатые и бедные. Он не всех из них знает, но все они общаются друг с другом как старые друзья. Они вместе садятся за один стол, и как будто кто-то выключает для нас свет. Нам ничего не видно. Почти так же, как меркнет все вокруг в ночь перед Рождеством. Мы слепнем. Великий поток прошлого, настоящего и будущего застывает во мраке. Ничто не сравнится с ужасом перед этой неведомой ослепляющей нас силой.
* * *
Снова канун Рождества, и снова будущее перестает быть очевидным. Мы жаждем все тщательно запомнить, как слепнущий старик хочет запомнить весь медленно исчезающий мир. Хочется надеяться, что нам только кажется, будто в этот раз темнота глубже обычного. Хорошо, что небо затянуто влажными серыми облаками, и ни одной звезды не видно. Иначе трудно отделаться от ощущения, что одна и та же звезда каждое Рождество смотрит на нас всех. Эта звезда видит то, что не видим мы, несмотря на всю нашу мощь и силу. Невидимая звезда, принадлежащая Тому, Кто мешает нам каждое Рождество, Тому, Кто уже близко.
Илья ГРУЗДЕВ
