Не сказать, чтобы погода ему особенно нравилась: он не любил холод и эти мокрые слипающиеся снежинки, цепляющиеся, как репейник, к одежде, не любил это черное суровое небо с белеющими на нем, как рассыпанная мука, звездами, и, в конце концов, терпеть не мог это поглощающее всех год за годом праздничное настроение перед Рождеством.
И поэтому сегодня, проработав в банке, как обычно, допоздна, он с чистой совестью вовремя закончил свой рабочий день и не спеша поплелся к своему серому скучному домику на окраине городка. Но, сделав всего несколько шагов по хрустящему снегу, мягко ложащемуся на мощеную дорожку, мистер Хордон вдруг подумал, что дома, собственно, делать ему совершенно нечего. А прогулка – это отличный способ скоротать время перед... перед...
«Перед... эхехех», – с горечью подумал мистер Хордон, вздохнув, так как никто дома его не ждал. Ни праздничного стола, ни бенгальских огней, ни поздравлений, думал он, петляя по узким улочкам своего уютного городка.
«А славно было бы, – думал он, размахивая слегка своей практичной слегка устаревшей по внешнему виду тросточкой, – если б пришел я домой, а там – эхехех (он снова вздохнул), а там – миссис Хордон. В переднике, волосы по-простому убраны, и только одна прядка волной спускается со лба. Ах, как бы я любил эту прядку! И вышла бы она мне навстречу, красивая, теплая, смеющаяся... И я бы сказал ей: «Как вкусно пахнет, моя дорогая!» А она бы улыбнулась, приглашая меня к столу, а я бы аккуратно прятал за спиной подарок...» Так размышлял мистер Хордон, почти не замечая уже холода или ненавистных снежинок, заполонивших его густые брови и ресницы, пока не возвращался к сухой мысли, что дома у него пусто. И миссис Хордон – красивой, теплой, уютной – не существует.
Мистер Хордон уже давно не любил праздники, а Рождество – особенно. Детские воспоминания его об этом празднике выветрились, как теплый, но застоявшийся воздух в комнате, и теперь с ним у него ассоциировался лишь холод темных ночей да пресная радость уличных детишек, которым родители впервые дали попробовать глинтвейн.
Снег всё не переставал, и мистер Хордон наконец сурово раскашлялся, сухо и крепко, как умеют кашлять только вконец разочарованные жизнью старики, и запахнул своё пальто поплотнее.
«А ведь мне еще нет и пятидесяти, – угрюмо думал он, уже не играя своей тростью. – Жизнь-то не кончена...»
«Кончена – не кончена, – отвечал он сам себе, – а дома тебя никто не ждет. А Рождество уже завтра, а у тебя и подарков ни для кого нет. И тебе тоже никто...»
Мистер Хордон вдруг как-то весело, по-птичьи, встрепенулся и похлопал себя по карману. Ведь только сегодня, да, сегодня днем секретарша его коллеги, мисс Уолсон, вручила ему небольшой презент. И пусть такой презент от неё получили почти все работники банка, но кто-то же всё же не получил! А он!.. Эхехе.
С трепещущим сердцем он остановился прямо посередине улицы, достал из кармана небольшой сверток и, в предвкушении улыбаясь, сорвал праздничную бумажку с подарка.
– Леденец?.. – вырвалось у него. – Леденец?!
Он чуть не швырнул его на землю и даже почти решился топнуть ногой.
«Наглость! Какая наглость! – думал он, оглядываясь по сторонам, надеясь, что никто не увидит его позора. – Мне! (Между прочим, лучшему работнику банка!) Подарить леденец! Просто какой-то леденец! Немыслимо!»
И пусть что-то подсказывало ему, что злиться тут не стоит, что ему, такому угрюмому, нелюбимому на работе, чересчур строгому и суровому, надо радоваться, что ему хоть кто-то подарил подарок (ну и что, что леденец? чем он плох?), горькое разочарование только распалялось.
И он, рассеянно и зло шагая по мостовой, решил забыть, что сегодня праздник, и вообще не думать ни о чем неприятном.
Но тут, как назло, мимо пробежала толпа детишек, распевающих какую-то старую рождественскую песню. Мальчишки лет 12, которые точно выпили глинтвейна больше, чем того требовалось, пели невпопад, но громко и с душой, и мистер Хордон с трудом подавил желание прибавить и свой голос в общий хор (а также подсказать, что вместо «до» в том-то моменте надо петь «ми», ведь так меняется вся мелодия). Гурьба мальчишек прошла мимо, и голоса их, такие детские и звонкие, все тише доносились до ушей почтенного мистера Хордона. Лишь одна девчушка лет девяти, оборванная, грязная, видимо, бездомная, шла чуть позади и явно хотела веселиться и радоваться Рождеству, как мальчишки, но она не знала слов их песни, и ребята смотрели на неё с подозрением и негодованием.
Когда-то и он так же, наверно, ходил по улицам в рождественскую ночь, распевая песни, радовался рождественскую чуду и ждал сказки. И вот прошло столько лет, и он, лучший работник банка, в эту самую рождественскую ночь чувствует себя так одиноко и тоскливо, как никогда в жизни. И зачем он только не пошел сразу домой?
Мистер Хордон никогда бы себе не признался, зачем. Это было его самым страшным секретом, который он хранил даже от себя. И поэтому я тоже никак не могу вам его открыть.
«Эхехе», – по привычке сказал он в пустоту и решил отправиться наконец домой, в своё по-своему уютное, но всё же невообразимо унылое жилище.
Ночь была ясной, и нелюбимые мистером Хордоном звёзды и снежинки неминуемо раздражали несчастного банкира, и всё-таки что-то в этом воздухе казалось ему как будто чудесным. «Может быть, просто пахнет корицей, – размышлял он про себя. – Или пахнет воском. Вон, везде жгут свечи».
Он шел домой и всё ждал и будто бы и не ждал, что произойдет что-то необычное, сказочное, волшебное. Смотрел по сторонам и всё ждал и будто бы опасался того момента, когда из-за угла выпрыгнет его старый товарищ или просто доброжелательный незнакомец и поздравит его с праздником, а, может быть, и подарит что.
Но ничего не произошло.
Мистер Хордон дошел до своего дома, посмотрел на темные, занавешенные окна. Подумал. Потоптался на месте, поглядывая на часы. И пошел обратно.
«Старый дурак», – говорил он про себя, идя по своим следам обратно и упрямо не желая признавать, зачем он это делает.
Открытый леденец в кармане слегка стучал палочкой по его колену, и мистер Хордон вновь задумался о мисс Уолсон.
«А эта девочка – еще ведь совсем молодая, а уже работает в банке, – думал он. – И как ей пришло в голову подарить мне леденец? Ну а, собственно говоря, почему бы и нет?» И он вспомнил, как хотя бы раз в неделю он, приходя на работу рано утром, срывался на неё за то, что та не разобрала почту в приемной, хотя её рабочий день начинался позже его и, строго говоря, это не входило в её обязанности. Вспомнил, как она всегда приветствовала его, улыбаясь, и у её глаз появлялись забавные аккуратные морщинки.
«Миссис Лиза Холдон», – примерил он про себя её имя и тут же смутился и пощупал леденец в кармане.
«Эхехе», – вздохнул он и вздрогнул. Только сейчас мистер Хордон заметил, что по своим следам вернулся вновь к месту работы.
«Так много пройти – и ничего! Ни словечка тебе! Ни чуда какого-нибудь самого маленького, – подумал мистер Хордон и с шумом сел на скамейку. – Ни чудочка! Ни подарочка».
И он снова вытащил из кармана леденец. Большой, круглый, блестящий, с розовыми и голубыми полосками.
«Сколько она их подарила? 15? 20? – задумался мистер Хордон. – Ох, а ведь немало потратила, бедняжка...»
Да, мисс Уолсон потратила почти всю свою премию на эти небольшие, казалось бы, подарки, но, конечно, ни словом не обмолвилась об этом ни с одним человеком. А как ей, несчастной, почти трясущейся от страха и ожидания, трудно было решиться купить этот подарок угрюмому мистеру Хордону? Вряд ли кто-нибудь узнает это однажды. Но, может быть, мистер Хордон всё же решится еще раз поблагодарить её за этот пусть немного детский, но всё же такой милый подарок, и она расскажет ему, как сложно было ей выбрать леденец, подходящий каждому работнику в отдельности. «И почему же у меня он с розовым и голубым?» – спросит, может быть, мистер Хордон. А мисс Уолсон засмеётся и ответит ему что-то невообразимо забавное и приятное, потому что и сама она невообразимо забавная и приятная...
«Эхехе», – уже почти подумал банкир, но звон башенных часов нахально сбил его мысль. «Вот и наступило Рождество», – подумал он вместо этого и развернул леденец. Его сладкий мятный аромат неожиданно для самого мистера Хордона заставил его улыбнуться и тихонько, едва слышно, запеть ту веселую рождественскую песню, что он услышал сегодня.
– М-мистер, – раздалось где-то рядом. И он оглянулся.
Та девчушка, потерянная и грустная, стояла, грея руки в карманах и не решалась подойти ближе.
– Мне бы... песенку... знать, – застенчиво и испуганно зашептала она, заглядываясь на лакомство.
И мистер Хордон вдруг тепло рассмеялся, протянул ей свой леденец, не заметив, конечно, сколько всего вдруг отразилось в её глазах, и пропел первый куплет.
А с неба всё падали и падали надоедливые снежинки, которые оказались не такими уж противными, как считал мистер Хордон.
Анна БОЛДЫРЕВА, Санкт-Петербург
