Дом для нас – домашний очаг, раньше домом было стадо. Я приехала в Якутию молодой девчонкой. Закончила училище, отправилась фельдшером по распределению, да здесь и осталась. Узнала, каково это всю жизнь быть среди эвенков, кочевать и полюбить тайгу, – смеется Людмила Николаева. – У нас был договор, если три года отработаешь, нам выдавали подъемные, конечно, планы вернуться были. Я хотела отработать три года и вернуться на родину. А вышло так, что вот мой муж, и здесь я уже 44 года.
Людмила Николаева в 17 лет приехала из Омска, проработала два месяца фельдшером в больнице, а после отправилась работать в стадо. Раньше было правило, фельдшер должен ехать в стада и там работать, специалисты нужны были там с весны до осени, во время кочевья. Говорить по-якутски Николаева не умела, научилась сама за полгода. По-русски в 70-е здесь понимали, но не говорили. Свой родной язык – эвенкийский – народ начал терять еще в ХVIII веке с приходом казаков, так что к середине ХХ века практически полностью разговаривал по-якутски.
Людмила НиколаевнаКогда мы только приехали, нас было три девчонки. Не было представления, что попадем в провинцию. Мы стояли у аэровокзала и ждали, что нас заберет такси, а за нами приехала скорая. Нас отвезли, конечно, нам ни квартиру, ничего не предоставили, поселили в больнице. Я языка не понимала, только по симптоматике ставила диагнозы. Поначалу мне помогала бабушка, она санитаркой работала у меня, она моя, как говорится, крестная мать, Христина Никифоровна. Она сядет и переводит, что они говорят. А потом она мне сказала: «Я больше с тобой сидеть не буду, как хочешь, так и работай!» Я начала сопоставлять русский и якутский, там одну букву добавлю, здесь одну уберу, вот и значит это слово по-якутски.
Раньше, как сетует Людмила, в стадах было много молодежи, сейчас все поменялось. Они вдвоем с мужем кочевали до 86 года. Николаева за это время успела побывать в стаде и фельдшером, и чумработницей. А потом пришло время отправлять мужа на учебу в сельхозтехникум в Якутск, и они вернулись в поселок. Николай до сих пор работает главным зоотехником.
Первый год об эвенках у меня было представление о том, что это народ, который не смеется, мне казалось, что они всегда ходят сердитыми. Я в стаде, когда поехала в первый раз, похудела с 68 килограммов до 42 – казалось, что надо мной постоянно смеются, но женщина объяснила, что смеются просто, а не надо мной. И я стала есть.
Дом – тайга
Сейчас я в основном разговариваю на якутском, а думаю все равно на русском. Когда я работала фельдшером и бегала по вызовам, мне было дико – никогда здесь не закрывались двери и не было замков. Никто не различал, что ты русская. Я не могла уйти с вызова не попив чаю, доброжелательные люди.
Мы сидим в просторной комнате, на одном из кресел дремлет кошка. Николай Николаев смотрит на жену и улыбается, «она расскажет все куда лучше». Из застекленных полочек шкафа на нас смотрят разнообразные якутские статуэтки. В доме уютно, зимой его топят дровами.
Здесь были такие палатки, когда я приехала, – бревна в начале три-четыре, а сверху брезент, они не могли жить в домах. Для эвенков дом – это тайга, сейчас уже не так.
А как вы познакомились? – спрашиваю я. Николаев машет руками и снова передает слово жене, та смеется.
Он пришел к нам в квартиру, мы снимали ее втроем с девчонками уже после того, как я приехала из стада, видимо, там меня и приглядел. А потом мы уже вместе поехали к оленям, – Людмила ставит ударение на последний слог.
А ваши родители ничего не сказали, что единственная дочь решила остаться в Якутии?
Когда я первый раз приехала домой уже со старшей дочерью, мои родители были против, что вышла замуж без их согласия. Родители сказали: «Ты остаешься здесь, внучку воспитаем!» Моя бабушка им ответила: «Сидите и помалкивайте, она вышла замуж без вашего ведома, значит и дальше будет жить без вашего ведома. Ей будет хорошо и нам будет хорошо». Родителям пришлось смириться. Я и теперь часто бываю дома, дети отправляют.
Дом, в котором сегодня живут Николаевы, они сделали сами. У них большая семья – дети, внуки, один из сыновей стал охотником. «Тянет тайга» – как смеются отец с матерью. Ради того чтобы общаться с сыном, Николай и Людмила специально купили спутниковый телефон. Дом у них не богатый – зато свой.
Николай и Людмила Николаевы с дочерью и внукомИнтернациональная семья
Нам не один раз предлагали остаться у меня в Омске, но Николай не может жить без оленей, да и я уже не могу. Мы не гонимся за дороговизной, сейчас появилась мода обставлять дома мебелью ручной работы, но нам так хорошо. Здесь такой обычай, когда строится дом, его нужно окроплять кровью оленя.
А еще здесь остались какие-то традиции?
Здесь на похороны приходит весь поселок и соболезнуют, здесь человек должен пролежать три дня, здесь никто не празднует родительский день. Три года прошло, на кладбище никто не приходит. Здесь не отмечают масленицу и Пасху. Здесь день оленевода – один праздник. Свадьбы здесь – на свадьбах много народу. Здесь на свадьбе молодым дарят тотем – столбик, на нем вырезают голову животного. Там может быть оленья голова. Делают импровизированные ворота и проходят обряд очищения – чичипкан. Через эти ворота нужно пройти новобрачным и покормить огонь оладьями. На свадьбу и рождение ребенка еще также дарят белую олениху – символ чистоты.
Время за разговором тянется незаметно, в комнату, где мы сидим, приходит внук Людмилы и Николая, гладит кота. Николай обнимает внука, улыбается.
У оленеводов тяжкий труд, – продолжает свой рассказ Людмила, – они все время смотрят за оленями. Сложно кочевать вместе с детьми. Чумработница не только своих детей кормит, не разделяет своих и чужих детей. Я поначалу ничего не умела, всему научилась потом: и шить, и готовить на печке. Часов в 10 вечера их накормишь всех, часто оленеводы обедают лишь один раз в день, а в 9 утра они снова перегоняют оленей, встаешь в 6 утра, чтобы все успеть.
А сейчас что любите готовить?
Готовлю и русскую кухню, я готовлю все, постоянно спрашивают, бабушка, а что ты приготовишь? У нас интернациональная семья. Я могу с утра сделать борщ, а потом что-нибудь местное. Вот, можете спросить у внука, что он любит.
Пиццу, – не думая, отвечает внук, продолжая гладить кота.
Кошки тут появились только недавно, собаки были всегда, без собаки жизнь оленевода не жизнь. Меня в тайгу тянет. Я мужу говорю, пока я не умерла, в тайгу нужно съездить покочевать.
Раздается звонок, в доме поднимается переполох, – это сын из тайги. Николай берет трубку, что-то говорит по-якутски, передает Людмиле. «У него все хорошо, он жив и здоров, охотится на волков», – произносит Людмила с облегчением и садится в кресло. «Скоро сын вернется, и вся семья соберется за одним столом».
