Как-то мы брали интервью у историка школы им. Карла Мая питерского старожила Никиты Благово. Для разговора он пригласил нас к себе домой. С порога всех очаровал, потом провел короткую экскурсию по квартире и усадил нас для беседы в скромной зале. Из кабинета углом на нас выглядывал старинный стол…
– Я его помню с того момента, как я начал осознавать себя, – охотно стал рассказывать Благово. – За ним сидел мой дедушка Михаил Николаевич Художилов. До октябрьского переворота он преподавал труд и географию в Александровском кадетском корпусе, который находился на Садовой улице. После революции 1905 года он дослужился до чина полковника, хотел воевать и в Первую мировую войну, но его оставили, сказали, чтобы готовил офицеров. Ему было тогда 47 лет.
Он прекрасно рисовал, и я помню, он составлял проект памятника Пушкину, который предположительно должны были установить на стрелке Биржи в 1937 году. Дедушка великолепно играл на фортепиано. Помню, как он садился и напевал хорошим баритоном «Налей, налей, выпьем и …». Конечно, он владел языками, прекрасно ездил на лошадях, ходил на лыжах…
Я думаю, что благодаря ему я выжил в блокаду. Наверняка от своих 125 грамм он мне какие-то кусочки отщипывал. И я помню, как он, уже весь почерневший, умер от голода. За этим столом он часто сидел, много читал, рисовал…
Стол Художилова, а теперь фамильный стол Благово чудом пережил блокаду. У Михаила Николаевича помимо любви к творчеству были незаурядные столярные таланты. Дома хранился набор прекрасных рубанков, стоял хороший верстак. Его-то и пустили на дрова. И с ним ещё три стула. Но стол все-таки уцелел.
Он молча глядел на нас своим углом из комнаты, сиротливо подобрав ящички. На столешнице среди толчеи бумаг, фотографий в рамочках и стопок книг лежал Новый Завет. Никита Владимирович, уловив наш взгляд, сказал:
– И эти полочки, эти пейзажи, эти часы – все это сохранилось чудом. Ни у дочери, ни у сына Михаила Николаевича они не висели так свободно над столом. Я их повесил много позже в память о них. Это такая дань памяти.