В январе в издательстве Высшей школы экономики выходит книга историка литературы Алексея Вдовина «Дамы без камелий: письма публичных женщин Н.А. Добролюбову и Н.Г. Чернышевскому». Публичная женщина – популярная героиня мировой литературы и кинематографа. О ней много говорят и пишут в XIX веке, но сама «падшая» не выступает автором текста, в котором был бы слышен её голос. В книге Алексея Вдовина сделана попытка услышать эту женщину, а заодно отчасти реконструировать культуру и повседневность второй половины XIX века. С ракурса женщины.
– Некрасов стихотворением «Памяти Добролюбова» 25-летнему товарищу фактически отлил памятник и снабдил его нимбом патриота. Читая строки «Как женщину, ты родину любил», подумать о Николае Добролюбове как о человеке, не гнушавшемся продажной любви, не приходит в голову. Как было на самом деле?
– На протяжении всего XIX века посещение публичных домов, борделей, «бардаков», как их тогда называли, было обычной и нормализованной мужской практикой. К услугам проституток прибегали как известные личности типа Александра Пушкина, молодого Льва Толстого, Антона Чехова, так и никому не известные мужчины. Этот теневой рынок процветал, как, впрочем, и сейчас. Проблема проституции никуда ведь не делась ни в России, ни в других странах.
Доцент НИУ ВШЭ Алексей Вдовин. Фото: Екатерина Тупова/youtube.com– А почему речь в вашей книге идёт именно о Добролюбове?
– Он в моей книге только даёт повод поговорить о женщинах, торгующих телом, и дать им слово. Дело в том, что в архиве Добролюбова сохранились письма к нему петербургских и парижских публичных женщин. В первую очередь это две женщины – Тереза Грюнвальд и Эмилия Телье. Когда я впервые прочёл их письма в рукописном отделе Пушкинского дома в Петербурге, стал искать похожие документы того же времени – и не нашёл. Это очень редкий источник по истории проституции и повседневной жизни той эпохи. Вот почему я и решил, что нужно наконец их опубликовать. Время пришло. Если не сейчас, то когда?
– В фокусе внимания книги – женщины, биографии которых известны туманно, а переписка не передаёт полноты их переживаний. Но, во-первых, проститутка – женщина-автор, что удивляет само по себе. Давайте попробуем обозначить темы, которые встречаются в письмах этих женщин.
– Именно! Меня тоже чрезвычайно интриговал сам факт того, что публичная женщина выступает в письмах в роли как будто бы писательницы, которая пытается передать на бумаге свои чувства, желания, добиться внимания, помощи, денег от Добролюбова и Чернышевского. Вот, собственно, одна из сквозных тем этих документов – деньги и просьбы о помощи, жалобы на нужду и болезни. Дело было в том, что Добролюбов оплатил долг Терезы Грюнвальд, находившейся в кабале у хозяйки борделя. Некоторое время они жили вместе на съёмной квартире, потом Тереза забеременела, сделала аборт, Добролюбов хотел жениться на ней, но передумал. Дальше письма рассказывают о постепенной истории их расставания, но Тереза ещё два года, вплоть до смерти критика, будет просить его о финансовой помощи. Другая важная тема писем Грюнвальд и Телье – описание их быта и повседневной жизни – в Париже, Петербурге и Дерпте. Сколько платили за квартиру, чем, кроме проституции, пытались заработать, что читали, как приманивали возлюбленных. Кроме этого, Грюнвальд очень подробно описывает свою самостоятельную жизнь в Дерпте, где она какое-то время, скорее всего, училась на акушерских курсах при университетской клинике. Наконец, третья тема – эмоции и переживания. Ну и четвёртая – телесность и физиология. Конечно, читатель ждёт от текстов, написанных проституткой, «клубнички», описания интимных услуг, фривольностей, но ведь почти всегда они оставались за кадром. Зато в письмах много чувств. Это целая палитра: тут и страх, и отчаяние, и ненависть, и одиночество, и сожаление, и много чего ещё.
– Почему Добролюбов скрывал свои отношения с Терезой? В кругу либеральной интеллигенции отношение к падшим женщинам было неодинаковым. Похоже, он и сам не был уверен в себе и своих избранницах, потому просил знакомого навестить французскую подругу?
– Добролюбов скрывал отношения лишь поначалу. Потом он уже не скрывался, а наоборот, Чернышевский, его жена и близкие друзья Добролюбова знали о его отношениях с Грюнвальд. Но если верить её письмам, она к тому времени уже не занималась прежним ремеслом. Тереза жила частным образом на съёмной квартире, перешивала вещи, кормилась тем, что подкидывал Добролюбов. Так что скрывать можно было лишь её прошлое, по сути дела. А в Париже, когда он стал посещать Эмилию Телье, он не скрывал это от Николая Обручева, будущего генерала и начальника Генштаба, с которым они снимали квартиру в Латинском квартале. Не скрывал потому, что среди мужчин, приехавших в те годы в Париж, провести ночь с лореткой (переносное название публичной женщины, появившееся в 1850-х годов под влиянием одноименного физиологического очерка молодых братьев Гонкуров и новеллы Эжена Сю) было делом скорее обязательным. Сохранилось много свидетельств об этом. Такие были нравы. Это как сейчас подняться на Эйфелеву башню или пройтись по Елисейским полям.
Издательский дом НИУ ВШЭ/publications.hse.ru– Как люди его круга относились к желанию жениться на проститутке и спасти «падшую»?
– Ближайшие друзья Добролюбова – однокашники по Главному педагогическому институту – знали о его связи с публичной женщиной. Чернышевскому Добролюбов поначалу не рассказывал о ней, но в 1858 году посвятил в план жениться. А Чернышевский был против и уговорил друга не делать этого. То есть в теории «новых людей» спасать «падших женщин» считалось важным и нужным делом, но на практике мало кто мог на это решиться.
– Насколько «спасение падшей» было популярной практикой и к чему это приводило?
– Мода на спасение «падших женщин» началась в России в 1840-е годы. Она пришла из Франции, из французской литературы, где было велико влияние социалистических и утопических идей. При этом надо помнить, что только с середины 1840-х годов наше правительство (Министерство внутренних дел) начало на государственном уровне регулировать проституцию. Была создана система контроля, в том числе медицинского. Были официально разрешены публичные дома. Эту модель заимствовали из Франции. То есть для того чтобы спасать падших, они должны были быть чётко видны в обществе и восприниматься именно как проститутки, которые живут в таких специальных домах, их эксплуатируют и их нужно оттуда спасти. Так что модные идеи были тесно связаны с социальной реальностью того времени. Если женщина не жила в публичном доме, а работала сама на себя, например, на частной квартире или при трактире, то спасти её можно было только от низкого заработка и риска подвергнуться насилию.
– К чему приводило спасение?
– Сложно однозначно ответить на этот вопрос, потому что у нас почти нет достоверных источников. Сами посудите: если женщина была спасена и начинала жить с мужчиной, то она как бы исчезала с радаров системы контроля за проституцией, а значит, от неё могло не остаться никаких документов. Поэтому единственный источник сейчас – это, во-первых, художественная литература, а во-вторых, отчёты врачей того времени. Есть труды о проституции в Петербурге начиная с 1860-х годов. В них сказано, что большинство спасённых проституток возвращались к прежней жизни. По разным причинам.
– Когда проститутка становится героиней художественного и публицистического текста? Кто авторы этих текстов и как общество реагирует на подобный разговор?
– Проститутка, падшая или публичная женщина, как их тогда называли, стали героинями русской литературы по-настоящему только в 1830-е годы. Вспомните «Невский проспект» Гоголя. Это 1834–1835 год. Затем в 1840-е годы выходит несколько физиологически очерков, например очерк Вилламова «Встреча на Невском проспекте», затем в 1850-е годы очерки Ивана Панаева, а с 1860-х годов ежегодно выходили и очерки, и даже романы, в которых падшие женщины выступали как главные героини. Эти тексты, думаю, всем известны: «Преступление и наказание», «Записки из подполья», «Идиот» Достоевского, «Что делать?» Чернышевского и многие другие. Кстати, образ Насти Крюковой и куртизанки Жюли Ля Телье из романа Чернышевского были списаны как раз с Терезы Грюнвальд и Эмилии Телье. Чернышевский прочёл после смерти Добролюбова их письма к нему, разбирая его архив.
