А на закуску Прокопович…

28 января исполняется 260 лет со дня рождения одного из самых ярких педагогов Российской империи, а что касается литературного воспитания – пожалуй, самого яркого. Это, как писал в своё время кн. П.А. Вяземский,

Тремя помноженный Антон,

А на закуску Прокопович,

или Антон Антонович Прокопович-Антонский (17/28.01.1762–6/18.07.1848). Выученик Киево-Могилянской академии, он попал в Московский университет, где занимался медициной и естественными науками. Экстраординарным профессором он стал в 1790 году, ординарным – в 1794-м. Был деканом физико-математического факультета, проректором и ректором (1819–1826). Это была вершина его научно-административной карьеры, а чиновной – чин действительного статского советника. Следа в науке не оставил; мы вряд ли бы вообще помнили о нём, если бы не один яркий эпизод из его жизни, который длился 33 года. Из многочисленных членств в разных ученых обществах приведём только одно: он был председателем (с 1811 года) Общества любителей российской словесности. Заранее прошу прощения у читателя: в очерке будет много цитат.

Антон Прокопович-Антонский. Фото: из книги Н. В. Сушкова «Воспоминания о Московском университетском благородном пансионе»

I. Благородный пансион

В «Московских ведомостях», № 100 за 1778 год (15 декабря) и № 2 за 1779-й (5 января), появилось объявление: «Объявление о учреждении Вольного пансиона при Императорском Московском Университете. В соответствование Высокомонаршему ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА, Премудрыя нашея Государыни, попечению о распространении народного просвещения, и вкоренении в юношеские сердца, чрез благоразумное воспитание, добронравия, Императорский Московский Университет за общеполезное почитает, сверьх воспитываемых в нем ста человек на казенном иждивении, с начала наступающего 1779 года, открыть у себя Вольной Пансион, сперва, по тесноте своего дому, только для двенатцати питомцев, которые обучаемы, содержаны и воспитываемы будут во всем точно на основании нынешних Университетских пансионеров…». Инициативу приписывают М.М. Хераскову. Намерения были простые, и никто ничего особого не планировал, но, вероятно, школа, созданная лучшим русским поэтом того времени, не могла не стать литературной школой.

С 1787 года Прокопович-Антонский стал преподавать в пансионе естественную историю, а с 1791-го был назначен его инспектором. Он был сторонником широкой энциклопедической подготовки и не чужд был поверхностности, свойственной училищам екатерининской эпохи. Педагогические взгляды его сформулированы в работе «Слово о воспитании» (1798). Приведём оттуда несколько цитат. «К надлежащему и, так сказать, систематическому обработыванию ума должно приступать не прежде, как когда самое тело получит уже известную крепость». «Безвременным напряжением истощив естественные силы и таланты души, они становятся совсем неспособны к важным делам, к перенесению трудов». «Первым правилом воспитатель должен поставить себе то, чтобы заблаговременно исследовать способности воспитанника, смотрению его вверенного, и сообразно силам и дарованиям молодого человека размерять труды об нем и старания… Внутренняя наклонность всегда готова раскрыться в нас; надобно токмо удачно тронуть ее». «Не смотря на мнимую важность предписаний Руссовых, ученья языков не должно откладывать до зрелых лет». «Преимущественно должно заниматься отечественным языком… Оставлять в небрежении такой язык, которым писаны все отечественные законы… есть крайне грубое, непростительное заблуждение. Ошибаются также и те, кои думают, что изучение природного своего языка не великого труда стоит». «История натуры для детей гораздо полезнее, нежели как обыкновенно думают… Молодые люди то скорее понимают, что ближе к чувствам и более действует на воображение». «Все таланты, самые превосходные… все знания, самые обширные и глубокие, не только не достигают благой своей цели… но зловредны, пагубны они, естьли не освящает их чистота нравов, невинность сердца». С.П. Шевырев впоследствии писал о нём: «всегда бодрый и деятельный, всегда строгий и добрый, неизменный в лице и привычках, знавший всему меру, воздержанием умевший как будто остановить свою старость, всегда готовый ободрять без лести и притворства, всегда чуждый охладительного слова, вовсе невинный в современном искусстве искания популярности».

М.А. Дмитриев, племянник знаменитого поэта И.И. Дмитриева, впоследствии вспоминал: «Антонской был самый тонкий воспитатель. Он редко давал наставления, а воспитывал, так сказать, фактически. Так, призвав меня к себе, он ска­зал: „Ты бы перевел что-нибудь; вот хоть из этой книги. И это вот в ней хорошо, и вот это, и это“. – При этом указании я заметил, что он как-то чаще указывает на жизнь Младшего Плиния. Прочитавши ее, я понял, что ее-то он и почитал приличнее, и понял, вот почему. В ней говорено было о зна­менитом дяде его, Плинии Старшем, и сказано, что племянник шел по стопам его. – Это было и мне наставление, и дяде моему легонькой комп­лимент… Так вел он рядом и литературную, и моральную пользу». Действительно, если говорить о пресловутом «индивидуальном подходе», в этом эпизоде он доведен до предельного совершенства. Дальше двигаться некуда.

Михаил Дмитриев. Фото: общественное достояние

II. Литературное воспитание

Профессор истории М.Т. Каченовский писал: «Педантство всегда было неразлучно с Ученостию, было его вывескою; но здесь взяты все нужные меры для избежания двух крайностей: воспитания ветренного и воспитания педантического. В Пансионе при Московском Университете не только по избранной методе и одобренным правилам учатся разуметь языки иностранные и говорить на них; но и переводить не слова, а мысли Автора, с наблюдением красот обоих языков, и обдумывая каждое слово; учатся даже сочинять с Логическою точностию, с Риторическою чистотою. Умалчивая для краткости о других учебных предметах, скажу, что Рускому слогу учили и теперь учат такие люди, которых сочинения Публика читала с удовольствием. Они изъясняют ученикам своим правила языков Славенского и Руского. Лучшие из воспитанников однажды в неделю имеют особливое собрание, в котором читают собственные сочинения и переводы, рассматривают их с критической стороны и сообщают о том свои мнения».

Это довольно точное описание. В бытность председателем Общества любителей российской словесности Прокопович-Антонский проводил заседания Общества в пансионском здании, и у пансионеров была возможность присутствовать в качестве зрителей. Таким образом они могли получить самое живое представление о корифеях отечественной словесности. Для сочинений и переводов воспитанников был заведен журнал, сменивший за период 1791–1807 гг. пять названий: «Чтение для вкуса, разума и чувствований», «Приятное и полезное препровождение времени», «Иппокрена, или Утехи любословия», «Новости русской литературы», «Минерва», а также альманахи: «Распускающийся цветок» 1787 года, «Полезное упражнение юношества» 1789-го, «Утренняя заря» 1800, 1803, 1805–1808…. Традиция была продолжена такими изданиями, как «Избранные сочинения из Утренней зари»; «И отдых в пользу»; «В удовольствие и пользу», «Каллиопа»… Кроме того, выходили пансионские Речи и отчёты, где также печатались плоды литературного творчества пансионеров.

Титульные листы книг воспитанников пансиона. Фото: Алексей Любжин

В пансионе существовало и своё общество любителей словесности. Его заседания не были лишены некоторой торжественности: зачитывался протокол предыдущего заседания, один из членов общества произносил речь, её обсуждали, читали стихи и прозу членов общества (иногда и посторонних), один из членов читал разбор какого-нибудь произведения одного из лучших русских поэтов. М.А. Дмитриев вспоминает, что собрания в его бытность учеником происходили по средам; Антонский присутствовал на них, но по большей части не вмешивался в ход заседания. Если в среду к нему приезжали Карамзин или Дмитриев, он непременно приводил их с собой. В пансионе оттачивал своё литературное мастерство Жуковский; в бытность его пансионером оформился триумвират в составе его, Андрея Ивановича Тургенева (талантливого рано умершего поэта) и А.Ф. Мерзлякова, молодого преподавателя, недавно окончившего университет; ему предстояло стать там профессором (и преподавателем пансиона), а кроме того – ведущим литературным критиком России в первой четверти XIX века. Он представлял четвёртый (в моём описании, но, наверное, первый по значимости) способ приобщения пансионской молодёжи к литературным трудам – собственно учебный, правильное преподавание отечественной словесности.

Приведём в качестве примера одно из ученических стихотворений, опубликованных в пансионском альманахе:

Элегия

Всё мрачно, чуждо всё для сердца моего!

Как медленно летит без милого и время!

Мне веком кажутся минуты без него.

Пpервитесь дни мои – мне жизнь несносно бремя.

С кем в мире бедственном я щастье находил,

С кем сердцем и душой на век соединился,

С кем радость и слезу печали я делил:

Увы! того уж нет, он в вечность преселился.

На мшистом камне сем, что прах твой тяготит,

При шуме сосн густых вечернею порою,

Твой друг один с тоской в безмолвии грустит,

Лишь облегчает жизнь горячею слезою. –

О слезы сладкие во мраке наших дней!

Утеха горестных – катитеся по лире!

Отрадой будьте мне в печали злой моей.

Нет друга моего – нет щастия мне в мире!

Здесь зеленеет луг, лесок любимый твой,

Где вместе юные играли мы на лирах;

Не зная зависти, я в хижине родной

Стократ спокойней был самих Царей в порфирах.

Ах! еслиб ты со мной ещё, любезной, жил;

Когдаб смерть лютая тебя не поразила –

Ктоб был щасливей нас! Но рок не так судил:

Ужасный час настал – и твой удел – могила. –

Явись, тень милого! да слышу я твой глас.

Да взор твой ангельской прервет мои мученья!

Дай к сердцу мне прижать тебя в последний раз –

И я безтрепетно приму судьбы веленья! –

В. Чюриков. Каллиопа. 1815. С. 160–161

В последние годы существования пансиона в нём учился М.Ю. Лермонтов (уже без Антонского, но пансион хранил его традиции). Поэт брал и частные уроки у Мерзлякова. Итак, суммируем все четыре пути: 

Портрет Михаила Лермонтова кисти П. Е. Заболотского. Фото: Государственная Третьяковская галерея

1) общение с ведущими литераторами эпохи; 

2) создание специальных журналов и альманахов, где юные творцы могли бы увидеть свои сочинения на бумаге и ощутить запах типографской краски; 

3) организация литературной жизни пансиона в виде общества; 

4) соответствующее преподавание отечественной словесности.

III. Вместо заключения

Надо отметить и ещё один момент. Пансион распространял своё литературное влияние далеко за свои рамки. Денис Давыдов (не последний поэт пушкинской эпохи) впоследствии вспоминал, что к писанию его приохотило общение с пансионской молодёжью. Академик Я.К. Грот, выпускник и историк Царскосельского лицея, отмечал, что там имелись для литературного творчества пансионские дрожжи (например, в лице преподавателя словесности Н.Ф. Кошанского и одного из лучших учеников В.Д. Вольховского, которыми пансион щедро поделился с лицеем). Да и вообще учебное заведение, выпустившее Жуковского и Лермонтова, могло бы, конечно, претендовать на первенство; и если лицей заслоняет от нас пансион, то виной тому такая случайность, как гений Пушкина. Можно констатировать, что политика Антонского привела к выдающемуся успеху.

Возможно ли повторить этот опыт сейчас? Во всей полноте – это исключено. Кем мы могли бы заменить Карамзина и Дмитриева? Можно ли пускать наших литературных звёзд в школу? Возможно, виной тому моё невежество и узость кругозора, но я бы от этого благоразумно воздержался. Опыт организации литературных обществ в современной школе мне неизвестен; полагаю, опять-таки, дело во мне, а не в том, что его нет. Но судить о его действенности – как теоретической, так и практической – не могу.

А вот школьный журнал или альманах – дело вполне доступное и весьма эффективное. Автору этих строк случилось – уже довольно давно – быть экспертом конкурса школьной прессы (впечатления я сформулировал здесь: https://usp.hse.ru/index.php/vo/article/view/6088/6610). Я не следил за судьбами понравившихся мне авторов, но если бы у кого-то из них сложилась вызывающая уважение литературная судьба, меня это не удивило бы. Много любви и искусства я увидел и со стороны педагогов. И в моей коллекции подающих надежду впечатлений впечатление от школьной прессы – одно из самых сильных. Антонский – один из немногих, кто может быть нам полезен здесь и сейчас, скажем так, – «не ожидая милостей от природы».