Швейцарка Ида Фрик очень любила слушать Баха и петь. Может быть, поэтому она вышла замуж за пианиста и учителя музыки из Штутгарта Ганса Клее. Их сын Пауль к одиннадцати годам настолько постиг искусство игры на скрипке, что давал концерты в Музыкальном обществе Берна, куда семья перебралась практически сразу после рождения второго ребёнка.
И хотя любовь к музыке он пронёс через всю жизнь, постоянные взмахи смычком быстро наскучили Паулю – мальчику больше нравилось писать стихи... и картины.
Ни для того, ни для другого – как, впрочем, и для занятий музыкой – стол был не нужен. Потёртая школьная тетрадь куда больше подходила для стремительных стихов и скетчей подростка, чем этот массивный элемент бюргерского быта. Да и бюргерской семью юного Клее сложно назвать – слишком много музыки, постоянные переезды и никакого уюта, никаких общих семейных ужинов.
Тем не менее, в «берлоге» будущего художника мы видим вполне обжитой стол с книгами, зажжённой лампой и раскрытой тетрадью, в которую в декабре 1896 года – в день своего 17-летия – Пауль Клее внёс первые дневниковые записи. Вряд ли это были изыскания в области теории искусства (об этом напишет позже – уже в другом городе и сидя за другим столом), скорее карикатуры на приятелей или робкие, так и оставшиеся лишь на бумаге признания соседской девчонке.
Хотя может быть уже тогда Пауль Клее понял, что рисование – всего лишь «умение выводить линии на прогулку» и первой его записью в дневнике стала фраза «Ни дня без линии», которой он следовал всю дальнейшую жизнь.