Время  выпускать яд

Мария Башмакова о новой книге Веры Богдановой:  жизнь поколения, попавшего в тиски патриархата и новой этики, получило свой голос

Обложка книги «Сезон отравленных плодов». Фото: Издательство

Обложка книги «Сезон отравленных плодов». Фото: Издательство

Писательница Вера Богданова. Фото: из личного архива
Писательница Вера Богданова. Фото: из личного архива


На всех дачных яблонях спеют  уродцы – кислятина в бородавках. Женя (главная героиня) давится  ими с детства. Невкусно, но привычно. На плодах этого прОклятого древа познания растут члены большой недружной и несчастливой семьи, каждый из которых несчастлив по-своему. И все отравлены.

«Сезон отравленных плодов» – новый роман 36-летней писательницы Веры Богдановой. Второй по счету – под собственным именем. Как признается автор: личный настолько, что о некоторых вещах проще писать, чем говорить устно.

Мы встречаем героев в 1995-м и теряем из вида в 2013-м. На протяжении этого времени они взрослеют, переживая много боли и мучений, впитывая порции яда разного происхождения. Мотив яда считывается не только в названии книги: роман поделен на три части, названные, как нетрудно догадаться, в честь ядов. Психотические вещества – метафора токсичной среды, в которой существуют семьи двух сестер-москвичек: Светланы и Милы. Света замужем, торгует с мужем на рынке колготками, у них растет дочь Женя. Мила – младшая – яркая, красивая и бедовая. В  семнадцать лет после случайного секса забеременела и родила Илью. Потом встретила абьюзера Алика, появилась дочь Дарья. Мила  – классическая, махровая хабалка. Образ, прописанный густыми щедрыми мазками: сексапильная, наглая, завистливая, хвастливая хамка.

Мы не слышим полного имени героини: она зовется по-детски Мила.  При своей ушлости и хваткости, Мила совершенно не зрела психологически. Муж называет ее грязными словами и любит душить, ставя на колени.  Она терпит побои и унижения Алика, срываясь на детях, людей делит на «быдло» и «не быдло» и твердо стоит на позиции, что ей все должны. Буян насильник муж замерзнет пьяным в сугробе, после чего дышать станет легче, но яд насилия и лжи уже впитался в кровь всех членов семейства. У дочери Милы тоже не все благополучно с именем, а значит, и с собой. Дарья  рьяно отстаивает право не отзываться на Дашулю: ей очень хочется повзрослеть, вырваться из душного дома матери, обделенной родительским талантом.  Но взрослеть получается только сексуально, любить себя, мужчину, ребенка она не умеет.  Избивающий мать Алик,  звал дочь Дарью  «принцессой», мать  же обзывала ее «доской» за плоскую фигуру и высокий рост.  С годами Даша  и остальные отзеркалят то, чего насмотрелись в детстве.  При этом система зеркал работает с эффектом усиления.

Другой тип нелюбви в браке старшей сестры – Светы. Она ведет внешне благополучную жизнь, «приличную». Слово «прилично» в ее доме повторяется часто: прилично одеваться, прилично себя вести, а то ведь что люди скажут, лишь бы никто дурного не подумал… Свету муж не бьет, но срывает раздражение придирками и к жене, и к дочери. У них и фамилия говорящая: Смирновы. Так, Женя Смирнова и растет с мыслью, что «надо терпеть» и «молчать». А говорить ей хочется, более того, Женя  талантлива. У нее способности к языкам, однако родители с детства клюют дочь, а по сути – «обесценивают». Талант дочери им кажется не настолько впечатляющим, чтобы поверить в поступление в престижный вуз, а большая грудь становится поводом для насмешек и травли. Женя – жертва. Близкие люди оказываются самыми чужими. «Не провоцируй мальчиков», «когда родишь?»,  «да кому ты нужна после тридцати?», «за мужика надо держаться», «с таким характером тебе трудно будет» – хлещут фразами-оплеухами Женю. Читательница 30-40 лет внутренне сожмется: редкая  россиянка не слышала этих убийственных заявлений. Хотя, убеждена, подобное слышали в семье не только ровесницы автора.

Вера Богданова пишет смело и откровенно, обходя  искушение сделать героиней «уникальную девушку». Женя не обладает выдающейся красотой или сверхъестественными способностями. Читатель видит происходящее глазами Жени, Ильи и Даши.  Так, «смешная» для родителей Женя  с ракурса Ильи становится «той самой» женщиной. Особенной. Любимой. Роман двоюродных Жени и Ильи приводит к  семейному скандалу: старшие в ужасе и ханжески пытаются спасти репутации, и ломают судьбы своим же детям. «Для их же блага».

Яблочный яд действует: дети пытаются быть счастливыми, но  вязнут в  болоте нелюбви и насилия, копируя опыт «мудрых отцов», которые тоже бегут по кругу.

Страх, молчание, недоверие, боль, агрессия, ханжество, равнодушие – семь смертных грехов «любящего родителя», которые повторяются в судьбах героев книги Богдановой. В женском мире романа мужчины либо насильники, либо жертвы, как Илья, слабый голос которого невротично повторяет: «Настоящий ли я мужик?».

«Сезон отравленных плодов» – это роман воспитания, история поколения 1980-х: людей, с детства запомнивших, что «мать жизнь угробила» и «надо терпеть». А надо терпеть для кого? Для матери? Для себя? Шмотки на рынках, дачный музон под пиво, кассеты «Эйс об Бейс» и «Король и «Шут», мятный вкус «Рондо» – декорации семейной трагедии. Локальная драма семьи  разворачивается на фоне глобальной: БТР  на проспекте Мира в Москве в 1993-м, теракт на Дубровке,  захват заложников в Беслане. Социальная катастрофа выливается в ненависть к «быдлу» и  «чуркам» с «хачами». Автор не приглаживает речь героев в пользу политкорректности, оставляя им право на правду, – те самые слова, которые произносили люди. А «поколенческая» история взросления разрастается до масштабов гуманистической катастрофы. Душный тесный мирок, в котором развивается любовь-инцест, губит своих жертв. И лишает права на семейное счастье и детей.

Может создаться впечатление, что Вера Богданова проговаривает личную травму или «очерняет наше прошлое». Это несправедливый упрек: есть в книге и нежность, и любовь, и надежда, просто эти цветы отчаянно поливают ядом. Скорее, писательница пытается заговорить о том, о чем долго было принято молчать. От имени Жени и всех, кто, как и она, попробовал «отравленных плодов» и ищет противоядие.

Женя снова кусает яблоко на даче. Оно внезапно оказывается сладким. Старое дачное гнездо разорено, а яблоня жива. Яд ушел в землю, как и иллюзия эдемского счастья для влюбленных в прошлом. Но у них осталась реальность – серая, как чистилище, но зато вдвоем и сейчас.

У многих из нас осталось не больше. Сезон сбора “отравленных плодов” в самом разгаре, но будут же и новые цветы. 


 

Читайте также