Бегство «деятелей культуры» из России после начала военной операции на Украине вновь поставило вопрос о нехватке подлинно национальной элиты в стране. Причём предполагается, что ведущая роль в такой «селекции» деятелей и делателей должна принадлежать власти. Однако примеры жизни придворных художников в России явно свидетельствуют о хронической неспособности власти ужиться рядом с настоящими талантами. Сегодня «Стол» вспоминает художника Григория Чернецова, автора эпического полотна «Парад и молебствие по случаю окончания военных действий в Царстве Польском 6 октября 1831 года на Царицыном лугу в Петербурге».
* * *
1824 год. Оперная площадь Берлина была залита морем людских голов: всем же хотелось увидеть молодого зятя нашего сиятельного кайзера Фридриха Вильгельма III Прусского – русского великого князя Николая Павловича, женатого на дочери кайзера – обворожительной принцессе Фридерике Луизе Шарлотте Вильгельмин, или просто нашей милой Лоттхен, как звали её все придворные. Говорили, что скоро принц Николас будет царём в России, и вот тогда наша Лоттхен станет хозяйкой всех необозримых русских земель на востоке. И наша Пруссия по-другому заговорит с этими напыщенными европейскими державами!
Да и сам русский принц тоже бы влюбил в себя немецкие сердца.
Картина Франца Крюгера «Портрет Николая I». Фото: Государственный ЭрмитажПоставленный кайзером в качестве шефа VI Бранденбургского Кирасирского полка, он скакал впереди на гнедом жеребце – в сером мундире и в сверкающей на солнце золочёной кирасе с прусскими королевскими орлами,
– Kuerassier! – голос русского князя раскатисто прогремел над площадью.
– Augen – rechts!
И тысяча сабель разом взвились в воздух, салютуя Его Величеству.
– Ура! Ура! Ура! – грянули бранденбургские молодцы, а вместе с ними и восхищённые горожане.
В память об этом событии будущий император решил заказать большое эпическое полотно немецкому художнику Францу Крюгеру, который сумел создать своего рода портрет эпохи. Мало того что Франц Крюгер написал портреты всех кирасир Браденбургского полка, а также всех офицеров свиты принца Фридриха Вильгельма III Прусского, но изобразил ещё и блистательное берлинское общество: на полотне помимо военных деятелей мы видим учёного и путешественника Александра фон Гумбольдта, композитора Никколо Паганини, живописца Иоганна Готфрида Шадова и многих других, включая и самого.
Картина произвела фурор не только в Германии. Сначала полотно демонстрировалось на академической выставке в Берлине, потом было отправлено в Петербург, где картина, как свидетельствовал придворный художник Константин Ухтомский, висела в рабочем кабинете государя в Зимнем дворце.
За свою работу Крюгер получил царский гонорар и орден святого равноапостольного князя Владимира 4-й степени, дающий право на российское дворянство.
В 1832 году Франц Крюгер впервые приехал в Петербург и приступил к новой работе: государь заказал ему конный портрет императора Александра I для Военной галереи Зимнего дворца. Но главное, для чего государь позвал Крюгера в Россию – это создание еще одного «парадного» полотна. Император хотел запечатлеть для наследников и потомков действительно важное событие - парад российских войск 6 октября 1831 года на Цырицыном лугу (ныне – Марсово поле) Санкт-Петербурга по случаю окончания «специальной военной операции» в Царстве Польском.
* * *
«Перейдём Вислу,
Перейдём Варту,
Будем поляками.
Дал пример нам Бонапарт
Как должны мы побеждать!»
Государственный гимн Польши до сиз пор хранит память об участии поляков в походе Наполеона Бонапарта в Россию, хотя, конечно, вряд ли сам поход можно назвать примером победной стратегии - потому что в 1815 году после разгрома Наполеона Великое герцогство Варшавское было присоединено к России под названием «Царство Польское», а император Александр I провозгласил себя королем Польши. Причем, по старой русской традиции он простил поляков, воевавших против Российской империи, сохранив за польской шляхтой приличные привилегии – в частности, польские земли были присоединены к империи в рамках автономного Царства Польского, представлявшего собой конституционную монархию, управлявшуюся сеймом (парламентом) и королем, которого в Варшаве представлял наместник – брат российского Императора Великий князь Константин Павлович, считавшийся полонофилом и женатый на польской графине. Кроме того, полякам было дозволено иметь собственную армию, которую составляли преимущественно ветераны польских легионов, воевавших в свое время на стороне Франции. Словом, побежденные поляки имели в России те права, о которых даже не могли мечтать сами победители.
Картина Джорджа Доу «Портрет великого князя Константина Павловича». Фото: Государственный ЭрмитажНо российское великодушие было принято за слабость. «Великопольский» гонор поляков, мечты шляхты о восстановлении Польши «от моря и до моря» побудили местную аристократию и католическое духовенство, рассчитывавших на поддержку Европы, поднять антироссийский мятеж.
причём планы восстания вынашивались польскими тайными обществами с самого начала присоединения. Местные заговорщики пытались установить контакты с декабристами, затем приурочили восстание к 1828 году, когда началась очередная война с Турцией, рассчитывая, очевидно, что русские войска не смогут драться на два фронта. Но война – после ряда блистательных побед Дунайской армии генерал-фельдмаршала Петра Витгенштейна и Отдельного Кавказского корпуса генерала Ивана Паскевича – неожиданно быстро закончилась, не дав полякам и единого шанса на успех.
Когда же в июле 1830 года во Франции разразилась революция, польские националисты вновь оживились, активизировав подготовку к выступлению. Склонив на свою сторону ряд польских генералов и почти всех армейских офицеров, шляхту, интеллигенцию и студенчество, заговорщики решили начать бунт против России с убийства наместника – великого князя Константина Павловича.
Восстание вспыхнуло вечером 17 ноября, когда курсанты и офицеры Варшавской школы подхорунжих пехоты напали на Бельведерский дворец – официальную резиденцию наместника. Но захватить Константина Павловича врасплох им не удалось: предупреждённый об опасности великий князь успел скрыться. Причём будучи полонофилом, Константин Павлович решил не допускать в столице кровопролития, но дал мятежникам шанс одуматься. Заявив о том, что он «не хочет участвовать в этой польской драке», Константин вскоре и вовсе покинул Царство Польское.
Тем временем мятежники, убив шестерых польских генералов, сохранявших верность русскому царю, и не думали останавливаться. Они захватили дворец и арсенал, разгромили русские казармы.
Картина Марцина Залеского «Взятие варшавского арсенала». Фото: Национальный музей в ВаршавеЛиковали и русские либералы.
– Как бомба, разорвавшаяся возле, оглушила нас весть о варшавском восстании, – восторженно писал миллионер Герцен. – Это уж недалеко, это дома, и мы смотрели друг на друга со слезами на глазах... Я тотчас прибавил в свой иконостас портрет Фаддея Костюшки...
Вскоре Сейм Королевства Польского заявил о низложении Николая I и сформировал временное правительство во главе с бывшим министром и бывшим другом императора Александра I Адамом Черторыйским. Польскую же армию возглавил генерал Иосиф Хлопицкий, вскоре выдвинувший Петербургу свои условия: расширение польской территории, строгое соблюдение конституции, свободы и гласности; охрана королевства исключительно польскими войсками.
Западная общественность открыто встала на сторону поляков, а французские Генеральные штаты даже предъявили России ультиматум, грозящий военным вмешательством. Свою интригу начала и Британия, недовольная усилением веса России в Европе. Именно в ответ на все ультиматумы «коллективного Запада» Александр Сергеевич Пушкин и написал знаменитое стихотворение «Клеветникам России»:
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы...
Ответ государя императора Николая, оскорблённого неблагодарностью поляков, был лаконичным: никаких переговоров и никаких условий. Единственное, что обещал полякам русский государь, – это амнистию в случае немедленной капитуляции и сдачи оружия.
Иллюстрация Георга Бенедикта Вундера «Император Николай I сообщает гвардии о восстании в Польше». Фото: общественное достояниеДля принуждения поляков к миру в Польшу был отправлен генерал-фельдмаршал Иван Дибич-Забалканский, который обещал покончить с мятежниками одним ударом. Однако, как и следовало ожидать, военная кампания затянулась на 7 месяцев. Увы, но закончить войну взятием Варшавы генерал-фельдмаршал Дибич не успел, скоропостижно скончавшись от холеры. Тогда в Польшу послали генерала Паскевича, который в сентябре 1831 года загнал поляков в «котёл» и заставил капитулировать – в день Бородинской битвы!
Пушкин восторженно писал:
Сбылось – и в день Бородина
Вновь наши вторглись знамена
В проломы падшей вновь Варшавы;
И Польша, как бегущий полк,
Во прах бросает стяг кровавый –
И бунт раздавленный умолк...
В российской столице практически сразу после окончания военных действий состоялся парад, который император и захотел увековечить на полотне – для наследников и потомков.
* * *
Но Крюгер от заказа императора вежливо отказался. Всё-таки, оправдывался художник, работа над Берлинским парадом отняла у него два с половиной года напряжённой работы, а сейчас его здоровье крайне пошатнулось и он хотел бы поселиться в тихом немецком городке (царского гонорара художнику как раз хватило на покупку особняка в центре Берлина). Впрочем, возможно, Крюгер просто испугался западных санкций, ведь война против поляков сильно подмочила репутацию России на «цивилизованном» Западе.
Картина Франца Крюгера «Парад в Берлине». Фото: Старая национальная галереяТак или иначе, но в 1832 году Крюгер покинул Россию. Тогда император обратился с заказом к своему придворному художнику-батальеру Григорию Григорьевичу Чернецову.
* * *
Сыновья потомственного иконописца Костромской губернии Григория Степановича Чернецова вообще были талантливы. Старший из них, Евграф, остался при деле отца, зато младшие братья – Григорий и Никанор, а также самый младший Поликарп – решили двигаться по художественной части дальше. Переехали в Санкт-Петербург, поступили студентами в Императорскую академию художеств.
Годы учёбы стали для Чернецовых временем испытания на прочность. Братья вынуждены были во всём себе отказывать, жили впроголодь, но трудились не покладая рук.
В 1827 году оба брата окончили Академию с золотыми медалями, но пошли разными дорогами. Так, Никанор Чернецов успешно специализировался на видах Кавказа и Крыма. Его пейзаж «Дарьяльское ущелье», написанный в 1832 году, украшал кабинет Александра Сергеевича Пушкина.
А вот Григорий Чернецов поступил на государственную службу. В 1829 года он получил звание придворного живописца-батальера с содержанием от Кабинета Его Величества в 1500 рублей в год. Он писал портреты сановников, интерьеры дворцов, сцены дворцовых приёмов и официальных мероприятий, отличавшиеся практически фотографической точностью деталей. Например, в сентябре 1829 года Чернецов написал небольшую картинку с изображением парада в Петербурге в честь побед над Турцией. Работу Чернецова похвалил сам царь, заметив, однако, что художник ошибся в порядке дислокации отдельных полковых подразделений на плацу.
– Но я рисовал с натуры, Ваше Величество! – осмелился возразить Чернецов.
И уже на следующее утро царь сделал выговор начальнику полицейского департамента за отсутствие надлежащего надзора за соблюдением регламента построений.
Возможно, именно такое скрупулёзное внимание к деталям и стало решающим фактором выбора Чернецова для реализации плана императора.
* * *
Для работы художнику был предоставлен зал в Шепелевском доме на Миллионной улице. Этот просторный особняк предназначался для проживания высокопоставленных гостей императорской семьи.
Список персон, которые должны были быть изображены на картине, составлялись различными ведомствами – Генеральным штабом, Министерством Императорского двора, Дирекцией императорских театров, Императорской Академией художеств, петербургским городским головой и петербургским военным генерал-губернатором – и направлялись на утверждение лично императору Николаю I. В итоге император лично утвердил список приближённых: 223 гражданских лица и 53 чиновника из свиты государя.
Все изображены были в равном положении – в полный рост и в одинаковом масштабе. Каждый одет в соответствии со своим социальным положением: чиновники – в ведомственных мундирах, горожане – в статской одежде, военные – в форме, дамы – в модных шляпках и цветных платьях.
Самая интересная группа расположилась на правом фланге картины. Это узнаваемая троица поэтов: Александр Пушкин, Василий Жуковский и баснописец Иван Крылов. Интересно их расположение на полотне: Крылов и Жуковский стоят на одной линии, но Жуковский изображён вровень с Пушкиным, а Крылов ниже Пушкина. Видимо, такая символическая иерархия поэтов существовала и при дворе.
Фрагмент картины. И. Крылов, А. Пушкин и В. ЖуковскийРядом с поэтами стоят три Николая: писатель Николай Греч, художник Николай Уткин, писатель и журналист Николай Гнедич. Между Жуковским и Гнедичем можно увидеть головы художника Алексея Венецианова, ректора Московского университета Михаила Каченовского, рядом – цензор Василий Семёнов, актёр Пётр Каратыгин (он в компании актрис Лауры Мари Пейсар и Луизы Круазет, а также прославленной русской балерины Екатерины Телешевой, примы Большого театра). Спиной к Крылову стоит один из организаторов Общества поощрения художников Пётр Кикин в компании дочери Марии и ректора Петербургского университета Ивана Шульгина.
Также можно увидеть портреты директора Императорских театров Александра Гедеонова, графа Михаила Виельгорского – известного в те годы композитора, певца Семёна Аксенова, издателя «Художественной газеты» Нестора Кукольника, певиц Марии Дюр и Марии Шелиховой, а также многих любимых в высшем свете актёров и актрис Петербурга.
Тщательность, с которой работал художник над этим «коллективным портретом, поразительна. Чернецов попутно делал важные для композиции картины записи, которые сейчас являются документальными свидетельствами. Например, приписка, сделанная художником в процессе работы: «Александр Сергеевич Пушкин, рисовано с натуры 1832 года, Апреля 15-го. Ростом 2 аршина 5 вершков с половиною» (то есть рост Пушкина составлял почти 167 см).
* * *
Картина была закончена в 1836 году, но Николаю I она не понравилось.
Если Франц Крюгер написал пропагандистский плакат, то Чернецов старался передать прежде всего правду жизни. И написал не лубок, но настоящее произведение искусства.
Большую часть картины занимает переменчивое и беспокойное петербуржское небо, от которого никогда не знаешь чего ждать – то ли солнышко сейчас выглянет, то ли дождь пойдёт. Огромный пыльный плац с расставленными полками, бесчисленными рядами, скрытыми в пыльной дымке. Войска выстроены, но все только и ждали прибытия Её Величества императрицы Александры Фёдоровны. И вот как только огромная карета, запряжённая восьмёркой лошадей, тяжело въехала на плац, к экипажу тут же устремился Его Величество государь император, принимающий парад на своей любимой лошади по кличке Флора. А за государем буйной гурьбой вся свита: генералы, полковники и напыщенные гвардейские адъютанты.
Фрагмент картиныПри этом император, помещённый Чернецовым не в центр композиции, а ближе к левому флангу, оказался совершенно незаметен за спинами «зрителей парада», заполнивших передний край.
Таким образом, у Чернецова получился вовсе не блистательный парад русской армии, но фотографически точный групповой портрет представителей всех сословий николаевской империи и «пушкинской эпохи», в котором император занял определённое ему Историей место – где-то в пыли, позади настоящих героев своего времени.
Всё-таки, вздохнул император, прусские художники куда лучше понимают толк в законах парадной живописи, чем все эти доморощенные мастера культуры.
В итоге государь таки не купил заказанную им же картину, и полотно три года простояло в мастерской художника.
Правда, осенью 1840 года – за четыре месяца до бракосочетания наследника Александра Николаевича с принцессой Гессенской – Николай вспомнил о картине и выкупил её за 1142 рубля серебром, чтобы подарить сыну на свадьбу. Кстати, наследнику престола подарок отца понравился, и картина долгое время украшала личные покои Александра II в Зимнем дворце.
После гибели императора в марте 1881 года картину Чернецова отправили в галерею Эрмитажа, где она пробыла до 1922 года, а затем была передана в Русский музей.
* * *
И вот, желая реабилитироваться в глазах государя, Григорий Чернецов идёт на беспрецедентное по меркам России предприятие – путешествие по Волге. Ещё в период обучения в Академии волжские ландшафты стали для братьев настоящим «натурным классом»: ученики Чернецовы по заданию Общества поощрения художников были отправлены писать пейзажи в Костромскую губернию. Возможно, именно тогда они впервые задумались о том, как было бы здорово совершить «живописное путешествие» по Волге.
Теперь же Григорий и Никанор купили настоящую парусную барку для путешествия по Волге. На судне они оборудовали мастерскую с панорамными окнами – чтобы Григорий мог писать виды берега по правому борту, Никанор – по левому.
«Далёкий путь и занятия наши требовали преобразовать барку в род плавающего домика, который мог бы защищать нас в пути от непогод и служить мастерскою, – писали художники. – Предположено нами из окон этого домика во время хода барки снимать панораму берегов Волги».
Путешествие началось 22 мая 1838 года в пять часов пополудни от пристани Рыбинска. После короткой молитвы лоцман встал у руля и скомандовал команде матросов:
– Ну, ребятушки, с Богом! Отваливай!
Матросы взялись за шесты и вскоре вывели барку из лабиринта стоявших у пристани судов на чистую воду. И «плавучая мастерская» быстро поплыла мимо Рыбинска.
Картина Григория Чернецова «На Волге. Утес. Этюд». Фото: общественное достояниеПуть художников пролегал по территории семи губерний Российской империи: Ярославской, Костромской, Нижегородской, Казанской, Симбирской, Саратовской и Астраханской. Причём Волга всё время готовила им сюрпризы: то приходилось останавливаться из-за сильного ветра и качки, грозящих перевернуть судно, то дни напролёт лил дождь, из-за которого невозможно было рисовать.
«Ход наш бы неудачен, – писали Чернецовы. – Лоцман, как ни ободрял экипаж к дружному действию вёслами, но боковой ветер прибивал нас к берегу и заставлял несколько раз бросать якорь. Вечером с трудом добрались до острова, находящегося против довольно значительной Норской слободы».
Начавшись весной, путешествие завершилось поздней осенью. 29 ноября (17 по старому стилю) 1838 года барка братьев Чернецовых была скована льдами. Днём позже они пробились к берегу, не доплыв до Астрахани всего 47 вёрст.
* * *
Главным итогом речной одиссеи стал поражающий своими масштабами художественный проект: циклорама, которую братья назвали «Параллель берегов Волги».
Полотно длиной 746 метров и высотой 2,5 метра составляли 1982 рисунка на ватмане, склеенных вместе. На этой бумажной ленте были запечатлены все волжские пейзажи – от Рыбинска до Астрахани. Циклорама была закреплена на двух вертикально поставленных цилиндрах за окном помещения, оборудованного на манер каюты. Перематывание «Параллели» с одного цилиндра на другой при соответствующем шумовом сопровождении создавало у зрителей иллюзию пребывания на судне, которое движется вдоль волжских берегов.
Чернецовы представили свою работу Николаю I, надеясь на финансовое вознаграждение и последующее издание их трудов отдельным альбомом. Однако император ограничился словесным поощрением, пожелав всем российским любителям изящного оценить «труд достойных художников». Издателей на альбом так и не нашлось. При этом царь отклонил ходатайство Академии художеств об увеличении денежного содержания Григорию и назначении жалованья Никанору.
Картина Григория Чернецова «Портрет Никанора Чернецова». Фото: общественное достояние«Параллель берегов Волги» пополнила Русскую библиотеку Эрмитажа. Частая демонстрация привела циклораму в плачевное состояние – к началу 1880-х годов от циклорамы оставались одни обрывки. Ныне всё, что уцелело от этой работы, хранится в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге.
* * *
В расстроенных чувствах братья Чернецовы уехали работать за границу: прежде всего они совершили паломническое путешествие по Палестине и в Святую Землю. Результатом путешествия явился альбом «Палестина», изданный в 1845 году и также не принесший коммерческого успеха.
Для младшего из них, Поликарпа Григорьевича, этот этап оказался действительно последним. Он был похоронен на Святой Земле, и ещё в конце XIX века паломники могли видеть на кладбище Сионской горы камень с полустершейся надписью на греческом и русском языках: «Поликарп Чернецов. Скончался 1842 года на 18 году от рождения».
* * *
Свою старость братья Чернецовы встретили в скромной бедности. Когда в 1865 году умер Григорий Григорьевич Чернецов, его брат Никанор предложил Академии художеств купить 4 портфеля путевых записок, зарисовок, графических и акварельных листов: ему самому не хватало денег на похороны. Ответа от Академии пришлось ждать не один месяц.
Сам Никанор Григорьевич пережил старшего брата на 14 лет и тихо скончался в Петербурге хмурым январским днём 1879 года.
