Универсальный рецепт выживания: панацея от культурной деградации

Увеличивать госзаказ, эмигрировать, подходить технологически – как нам спасать культуру в условиях изоляции? Георгий Любарский спешит поделиться «волшебным рецептом»

Фото: Александр Миридонов/Коммерсантъ

Фото: Александр Миридонов/Коммерсантъ

Итак, в окружающие времена мы будем существовать в изолированном режиме, многие связи со всем прочим миром, и особенно миром западным, разрушены. Можно слышать, что вопрос теперь – о выживании. В таком положении страна оказывается не в первый раз, так что многое получается предвидеть (не говоря о «повторить»). Ожидается усиленное внимание к традиции, старательное памятование отечественных учёных и деятелей культуры. Наряду с этим – несколько менее приятные симптомы: разоблачение сторонников западного образа мыслей, в том числе и в науке, образование особых научных и культурных направлений, не имеющих аналогов в прочем мире (скажем, лысенковщина). Это ведь связанные вещи: если поддерживаем отечественное, всегда найдутся ловкие люди, которые попытаются оказаться выгодополучателями. И многие из них будут шарлатанами, однако расположенными в социуме так, что справиться с ними коллеги не смогут. В стране, оказавшейся в кольце врагов, обычно расцветает доносительство: инкриминируется всё – от предательства до невосторженного образа мыслей. Так что вверх пойдут некоторые ловкие, а вниз – некоторые независимые. Помимо этого, можно ожидать сокращения разнообразия форм и способов организации культуры, а также нехватки квалифицированных кадров – скажутся отъезд многих и общее обеднение.

Однако не всё же о грустном. Вопрос стоит поставить так: какие средства следует использовать, чтобы наша культура всё же не погибла и смогла пережить наступившие тяжёлые времена? Что можно сделать, раз уж, в самом деле, это не в первый раз и должен же быть накоплен некоторый опыт – за одного битого…

Я сначала приведу множество средств, с тем или иным успехом употребляемых или только предполагаемых к употреблению. Иные слишком дороги, иные рискованны, иные просто сомнительны, а большинство же – с явными недостатками. Но они всё же имеются. А потом, после этого списка, я приведу ещё одно средство – волшебное. Оно не имеет неприятных последствий, не даёт побочных эффектов, в самом худшем случае – не повредит. Эту панацею можно применять частным образом, не спрашивая одобрения властей. И я надеюсь, что представленный список средств спасения заставит читателя критически нахмуриться, разругать всё предложенное и начать делать что-то своё, в чём он уверен.

Итак, как выживать в культурной изоляции? Ответы приводятся в хаотическом беспорядке, как это и следует в кризисной ситуации: порядок ещё надо заслужить.

***

Прежде всего – ответ героического характера: повседневная культурная деятельность каждого. Мол, не важно, что там бурлит и взрывается, гниёт и засыхает, деградирует и рушится. Надо самим писать стихи, картины, песни, ваять скульптуру, раскрашивать ёлочные игрушки, художественно оформлять пироги, рисовать картинки на футболках и сочинять сценарии компьютерных игр. Не надо думать о перипетиях падения культуры, надо в фоновом режиме, в обычной своей жизни этой культурой жить и её одновременно создавать. Не надо думать об успехе и массовых сборах, о посещаемости и тиражах. Двадцать, тридцать знакомых видели – отлично! Воздействия культуры происходят между личностями, их считать неудобно, они все разные.

Мастер-класс в мануфактуре «Московская игрушка» по изготовлению ватных игрушек. Фото: Ведяшкин Сергей/АГН «Москва»
Мастер-класс в мануфактуре «Московская игрушка» по изготовлению ватных игрушек. Фото: Ведяшкин Сергей/АГН «Москва»

Далее – ответ суровый: эмиграция. Из страны, погружающейся в неблагоприятные культурные условия, люди уезжают, а если приглядеться – просто бегут. Они уносят с собой фиксированный слепок до-деградантской культуры. И, наверное, потом могут эту культуру вернуть… Сомнительное решение. Эмигранты должны сохранить высокую культуру на чужбине, причём, возможно, сохранить в следующих поколениях, потом захотеть вернуться, потом – смочь это сделать. Их должны принять, захотеть получать от них эту старую уже, докризисную и неактуальную культуру, суметь преобразовать её в современные формы… Очень много условий должно исполниться. Однако примеры есть, как не быть.

Ответ экономический, безумный. Культуру надо кормить, тогда она растёт. Надо увеличивать число носителей культуры, увеличивать их благосостояние. Лучше, чтобы общество было богатым. Это способствует росту культуры. Собственно, достаточно создать богатое, комфортное общество, чтобы не заботиться о развитии культуры: она сама заколосится. Тут многое можно сказать. Но достаточно и того, что особенного богатства ожидать не приходится, на танки не хватает с ракетами, куда уж там культурным деятелям платить сверх положенной пайки.

Далее ответ верный, но… «математический», то есть бесполезный на практике. Надо создавать и развивать социальные институты, создающие культуру, иначе говоря – образовательные институты. Школу, равную дореволюционной гимназии, сильные университеты, устроить новое просвещение, ввести новые типы преподавания, институт свободной критики и рецензирования, выставки, музеи… Звучит прекрасно и знакомо. Практически всё пробовали, получается из рук вон, а в новых условиях нужен рецепт, как спасти уже существующие институты такого рода, как заставить их нормально работать. Это не ответ получается, а вопрос.

Есть ответ очень глубокий, даже чрезмерно: наладить взаимодействие поколений. Развитие культуры – дело личностей, их надо научиться воспитывать. Это делается в семье. Нормальную личность нельзя воспитать без опыта общения с людьми другого поколения, только это придает личности необходимую глубину. А сейчас по определённым причинам в этом месте – межпоколенный разрыв. Этот ответ хорош, только не ясно, как же сделать то, что каждый пытался сделать и в чём не преуспел. Часть проблем там связана не с молодёжью, а со стариками: старики ныне юны сердцем, иначе говоря – застыли в возрасте 21+, их воззрения на мир – примерно те же, что были у них в молодом возрасте, так что подарить молодому поколению им просто нечего. Разве что боль разочарований… В общем, это опять не столько ответ, сколько проблема.

Ответ фундаментальный: корнем культуры две тысячи лет является религия. Её и нужно возрождать и насаждать. На словах ответ сильный, но если обратиться к конкретике: что реально сейчас есть и как это будет выглядеть (и выглядит уже сейчас) в школе… Одолевают сомнения.

Фото: Сергей Власов/Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси
Фото: Сергей Власов/Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси

Имеется ответ врачебно-социологический: культура деградирует, потому что болеет общество. Значит, надо сначала создать – хотя бы вокруг себя – здоровое сообщество. Требуется личное воздействие, направленное на оздоровление окружающей социальной среды. В такой среде сама собой будет возникать культура, специальных действий для её развития предпринимать не нужно. Это прекрасно, но заменять задачу на более сложную и в ещё большей степени не имеющую решения… Но кто может – конечно! Вдруг получится?

Ответ консервативный: делать консервы культуры. Раз происходит культурная деградация – следует тщательно собрать достижения нашей культурной эпохи, ясно и кратко изложить их в удобной для восприятия форме и завещать потомкам. Полторы тысячи лет назад пробовали – работает! Если это начать делать, через лет 600–700 можно ожидать первые всходы. Если то, что закатали в банки, подобно античной культуре. А если нет – то нет.

Для развития культуры нужен образ будущего, идеал, цель. Сейчас цели нет, вместо неё служит призыв к выживанию. Значит, следует сформулировать цель и идеал… Если говорить чуть с другой стороны – надо определиться с тем, что должно и правильно, решить вопрос с ценностями. Если их нет или они негодные – какая там культура… Указывают на ценность «мировой культуры» и «классики», надо возродить классическое отношение к культуре. Античная классика не стареет… Вспоминают, как воспевали военных, учёных… Да и сталеваров тоже воспевали. Но это в прошлом. Сейчас пусто – нет целей, идеалов, ценностей. Собственно, усилия многих уже давно направлены к споспешествованию в идейном окормлении народа, даже и без особых забот о сохранении культуры. Цели-то формулируют, но, как говорят о кошачьем корме, поедаемость пока отстаёт. Кажется, создать цель для общества – задача более масштабная, чем сохранение культуры. Так что спасать культуру таким образом – странный рецепт.

Можно подойти институционально-социологически. Озаботиться воспроизводством культурной элиты, усиливая контроль качества и вознаграждение за успехи, поднять средний образовательный и культурный уровень населения. Можно специально обратить внимание на культурную преемственность. Поощрять ученичество: каждый «мэтр» должен оставить хотя бы двух учеников. Развивать системы не только поощрений, но и запретов: борясь с «культурной помойкой» в сети, ввести социально-культурные рейтинги, сертификаты грамотности и пр. В целом это рецепт можно назвать «цензура и кормушка». Он работает, но качество создаваемого культурного продукта такое, что, кажется, лучше бы его вовсе не было. Как-то у нас пока успехи социальной инженерии скорее побочные, чем прямые: выводили новую историческую общность людей, советский народ, – получился совок. Так и у отцензурированной и тщательно окормляемой культурной элиты неизбежно будет визгливый голос и хвост крючком.

Другой социологический подход – выделение ключевых для развития общества социальных институтов. Это институты культуры, медицины, образования. Приоритеты общественного развития следует переформулировать на ценности, поддерживающие развитие этих общественных сфер. Это почти беспроигрышное решение, здоровья и культуры много не бывает, но – увы – ограничен ресурс. Бедная страна во враждебном окружении не имеет значительных средств на «жир», всё идёт на танки. 

Открытый мастер-класс «Мировой балетный станок» от Николая Цискаридзе на ВДНХ. Фото: Иванко Игорь/АГН «Москва»
Открытый мастер-класс «Мировой балетный станок» от Николая Цискаридзе на ВДНХ. Фото: Иванко Игорь/АГН «Москва»

Иногда решение видят в кооптации как способе воспроизводства культурной элиты. В неё не назначают и не выбирают: те, кто уже является элитой, мудро взвесив обстоятельства, выбирают новых членов элиты, подобных себе. Это, надо надеяться, приведёт к отбору лучших. Тут много «но»: замыкание элиты в круге знакомых, «принцип основателя» (подобие наследников немногим первым членам элиты, которые и отбирают следующих), деградация, поскольку практически всегда будут отбирать похожих на себя, но послабее, поскольку непохожие пугают и не нравятся…

Очень популярное решение – в замене культуры технологиями. Не уникальные открытия, а планомерная работа, не озарения, а вычисления, не отбор кругом мудрых, а нейросеть. Онлайновое обучение и рекомендации нейросети заменят мудрых и надоедливых наставников. Появление компьютера и смартфона сделало для распространения культуры больше, чем принесло бы рождение ста гениев масштаба Леонардо. Культурная деградация и изоляция – не проблема, был бы технологический рост. С технологическим ростом в отдельно взятой стране свои проблемы, эту линию рассуждений можно долго продолжать, но, как говорится, опустим завесу жалости над этой сценой. Важно ещё, что следовало бы различать условия, в которых функционирует культура, и саму культуру. Потому что и смартфоны, и компьютеры можно использовать так, что никаких следов культуры в них обнаружено не будет. Так что это никак не решение, а просто перемещение темы разговора в иное место – причём совсем не удачное.

Можно услышать ответ особенный: для сохранения культурного разнообразия и форм высокой культуры надо научиться сохранять и поддерживать сложные формы душевной деятельности, не отдаваясь повсеместной ныне моде на упрощение, а Оккам пусть сам бреется своей бритвой до смерти. Следует заботиться о сохранении «сложных» мест, тех кружков, направлений, сайтов, мест культуры, где ведётся сложная деятельность, поддерживающая эрудицию и высокий образовательный уровень. Эти предложения сталкиваются с яростным протестом: напротив, современность стремится к упрощению, протестует против аристократичности, неравенства и иерархии, дух современности антиинтеллектуален. Так что этот путь – борьба с антиинтеллектуализмом. Трудный бой.

Можно предложить комплексный подход, как обычно предлагают здравые люди. Почему всё не совместить в этакий кулеш? Эмиграция + хранилища + школы + просвещение + религия + ценности… Может, по отдельности оно не работает, а если скопом – как раз. С другой стороны, если делать всё сразу, может получиться хуже, чем было: один способ вычтет другой. Тут надо внимательно просмотреть конкретные предложения – не противоречат ли они друг другу.

Фото: Авилов Александр/АГН «Москва
Фото: Авилов Александр/АГН «Москва

Итак, возможных путей много. Иметь школу личных учеников и выносить им мозг светлыми идеями. Преподавать. Работать на любимой работе, не халтуря. Самостоятельно создавать культуру, быть культурным человеком. В личной беседе в своём блоге являть пример, озаряющий общественную жизнь смыслом, рождающий культурный потенциал. В общем, чтобы в путь. Как-то так.

***

Пришло время сообщить волшебный рецепт, который ничему не вредит, помогает от всех болезней деградирующей культуры, дёшев и не требует обязательной поддержки занятых важными делами государственных органов. Которые, вмешиваясь, обязательно наделяют любую культурную инициативу специфическим запахом – назовём это запахом государственного интереса. Где государство прислонилось – там обязательно то ли край зелёного сукна торчит, то ли румяная кирза выглядывает. 

Этот универсальный рецепт не всегда поднимает мёртвого, но точно не вредит и во многих случаях чрезвычайно оживляет культурную жизнь. Звучит он просто. Надо очень много переводить на язык собственной культуры. Переводы, заимствования, копирование. Естественно, любой вменяемый копиист постарается копировать лучшее, и переводчик, если его не насиловать, возьмётся за то, что лучше. Но, в общем, споры о качестве стоит отложить до лучших времён и просто переводить как можно больше.

Не все согласны. Например, есть в учёной среде убеждение, что не надо переводить много-много – специальные книги хороши и на английском, все профи их читают, а кто не знает английского – тем и не надо. И есть ещё тысяча соображений, отчего именно вот здесь, в данной области, не надо переводить: только портить, да кому это нужно, лучше те усилия направить вон туда… Так вот, это всё заведомо ложные соображения. Во всех областях следует переводить как можно больше. Художественную литературу, научные работы, негодную философию, томительные драмы, плохо написанные путешествия, дурную фантастику вместе с тем, что кому-то кажется гениальным, – надо переводить много.

От этого культура растёт. Конечно, у неё случаются болезни роста, но это болезни живой культуры. И дальше можно её всячески подправлять. Никто же не заставляет переводить именно самое гадкое.

Фото: Авилов Александр/АГН «Москва»
Фото: Авилов Александр/АГН «Москва»

Часто не понимают оговорок, подразумеваемых данным рецептом. Здесь не говорится, что надо насильно заставлять все эти переводы читать. Не говорится, что эти переводы следует на скудные, добытые непосильным народным трудом средства издавать, принося жадным переводчикам немалые деньги. Не подразумевается многотиражное книгоиздание. Речь не о государственных затратах на книгоиздание (которое – дело частного бизнеса). Речь о том, чтобы сделать доступным.

Эти переводы может никто не прочесть. Они останутся неизвестными. Это невыгодно и неэффективно. Нет смысла говорить об экономической эффективности такой деятельности. Очень многое, делаемое для людей, неэффективно: иногда с экономической точки зрения выгоднее не лечить, однако в таких случаях это означает, что просто эффективность считают неправильно. Оценки эффективности основаны на ценностях, они не самостоятельны. Избыточные, ненужные переводы нужны, как здоровье, это они – мерило эффективности, а не она – их. Это лекарство принимается в такой вот форме. В культуре вообще многое неэффективно. Неэффективность, избыточность – чуть ли не другое её имя. Культура неэффективна и непрактична, это вообще такая сфера. В культуре важна плодотворность, а эффективность есть пустое слово. И именно в культуре эти два понятия чрезвычайно различны.

Да, чуть не забыл. Многие не знают: идеального перевода, который передавал бы оригинал, не существует. Поэтому факт, что нечто уже переведено, совершенно ничего не значит. Переводов должно быть много, одно и то же в разных переводах становится разным. Вещи, почитаемые стоящими, ценными, следует переводить много раз. Кстати, имели бы смысл обратные переводы.

Иные боятся, что при множестве переводов из культуры уйдёт самобытность и будет она латаная-чуждая. Бояться не надо, когда культура становится живой, она довольно легко обретает самобытность, а та самобытность, которая получается у культуры мёртвой, даром не нужна. И можно напомнить, почему это удивительное средство – именно перевод. Потому что именно на этом вот родном языке. В языке самобытность прописана очень глубоко, так что, переводя много совсем чужого, нечувствительно получают обилие своего.

Как я и предупреждал, рецепт совсем простой. Можно делать государственные программы и поддерживать переводы. Или делать всё своими силами – если кто умеет. Можно издавать книги, если кто-то сочтёт это рентабельным, при этом любой перевод легко разместить в сети. Переводы могут быть неизданными, но весьма известными. Так что действия в этой сфере не нуждаются в одобрении государственных организаций и не требуют поддержки от напрягшегося бизнеса. Кто может – делает.

Фото: Авилов Александр/Агентство «Москва»
Фото: Авилов Александр/Агентство «Москва»

Хотелось бы, чтобы таких универсальных рецептов было больше. Этот рецепт применим к литературе, к текстам – ко всему тому, что на языке. А как насчёт нетекстовых искусств? Заимствования архитектурные и живописные – тоже возможны? А музыкальные? Стоит подумать.

***

Предложенное универсальное средство спасения культуры позволяет по-новому посмотреть на окружающие культуры – как на переводоводы: культуры по-разному ведут свою политику переводов. Ведь культуры, ограниченные каждая своим языком, общаются – переводами. В каждой культуре есть вход и выход. Допустим, на венгерский многое переводится, так что страна не отрезана от культуры других стран, но с венгерского (допустим) мало переводится, и потому только в себя – о них никто не знает. Или, допустим, была бы культура, язык которой доступен многим, и её активно переводят, а она сама других не читает и не переводит.

Для начала можно посмотреть интересную схему – карту влиятельности языков в мире; в некотором отношении её можно рассматривать как проторенные дороги для переводов.

Фото: science.org
Фото: science.org

Русский язык на втором месте, обгоняет китайский. Это – неожиданно – сохранившееся ещё у России преимущество. Можно посмотреть на эту схему, полюбоваться англо-французскими или англо-японскими связями. Обратить внимание на жалкое положение немецкого: если бы эту схему рисовали сто лет назад, на месте английского или рядом с ним был бы немецкий, а не японский.

Можно убедиться, что этот показатель культурной жизни не так чтобы сильно коррелирует именно с экономической мощью. Это некоторый интегральный показатель, объединяющий экономику, демографию, колониальные влияния и собственно «культурную силу».

Переводами культура «дышит всем миром», приобретает разнообразие и силу. Если вы погружаетесь в изоляцию по экономическим или политическим мотивам – надо очень много переводить. Если с вашей культурой не всё в порядке, она слабеет, уезжают «мозги» – надо переводить ещё больше. Сила культуры, её разнообразие и мощность привлекательны, и увеличение мощности родной культуры – это надежда на уменьшение оттока «мозгов».

Читайте также