Милосердие штурмом

В апреле в «Редакции Елены Шубиной» (АСТ) вышел роман о милосердии,  пандемии, первохристианских мучениках, силовиках и слезинке ребёнка с говорящим для верующего человека названием: «Stabat Mater». Но что с ним не так?

О злодее увлекательно читать и легко писать. У него изломанная душа, трещинки которой подсвечивает фонариком дотошный автор, а читатель, закусив губу, качает головой: эвона как! Или вот интересно о неоднозначном герое – с поломанной психикой и личной драмой. Женщины (а читатели художественной литературы сегодня в основном они) с упоением готовы сострадать. Но если книга – о добре, а её персонажи – сплошь борцы за добро и справедливость? В таком случае автор ступает по тонкому льду и тянет за собой читателя. Рухнуть рискуют оба. «Роман о милосердии» – практически заведомо фиаско.

А если это роман о больных детях? Тут, конечно, особая тема, неподвластная критике, если бы не одно «но»: речь всё же идёт о художественном тексте, а не о репортаже. Милосердие требует особого языка, хорошего варианта которого у нас пока нет, а тот, что имеется – насквозь изъеден пропагандой. Отсюда и проблемы восприятия.

Хоспис

В новом – втором – романе прозаика Руслана Козлова «Stabat Mater» («Редакция Елены Шубиной», АСТ) мир охвачен пандемией: стремительно распространяется неизлечимая болезнь – синдром Гувера–Джонса (СГД). Она поражает только детей и подростков, все заболевшие умирают в мучениях. В московском хосписе, расположенном в мрачном замке, страдания детей купируют талантливый анестезиолог Семён Зорин и странная молодая медсестра Вероника. У неё есть дар принимать на себя чужую боль, потому работу в детском хосписе она воспринимает как служение. Об удивительных способностях Вероники знает Зорин, который наживается на её чудесах, испытывая к медсестре ревность и зависть.

Руслан Козлов. Фото: Лабиринт/Youtube
Руслан Козлов. Фото: Лабиринт/Youtube

Тем временем чиновники решают закрыть хосписы. Резон такой: содержание детей и обеспечение их обезболивающими препаратами – бессмысленные траты, всё равно ведь умрут. Внутри хосписа, в котором живёт Алёша, собирается коалиция единомышленников, готовых защищать детей от штурма силовиков. Помимо медсестры это отец Глеб, врачи, родители и переводчик Иван Николаевич, друг Вероники. Читатель наблюдает несколько судеб обитателей хосписа, среди которых выделяется мальчик Алёша. Он и ангелов видит, и мама у него чувствует боль на расстоянии и к сыну мчится из Белого дома. И вообще чудеса творит, доводя до предела абсурда и без того перегруженный волшебством сюжет.

Название книги – «Stabat Mater» («Матерь скорбящая») – молитвенная песнь, написанная на латыни в Средние века. Действие романа Козлова монтируется в двух временных планах: в современной Москве и Древнем Риме II века, где жена римского императора Вибия Сабина ведёт богословские беседы с христианином Кирионом, которого вместе с единоверцами ожидает мученическая смерть. Аллюзия на «Мастера и Маргариту» эксплуатируется Козловым многократно и на удивление серьёзно и буквально. Видимо, автор решил, что книга о страдании и Боге должна звучать по-апостольски строго. Вернее, юмор в книге есть, но он тоже серьёзный, отчего многостраничный роман делается ещё тяжелее.

Язык

Язык – мозоль романа. Диалоги кажутся мелодраматичными и детскими. Кстати, самих героев тоже раздражают слова друг друга. Дерзкая Вероника обижает окружающих, но сама поначалу морщится от речей отца Глеба. Оба этих героя – проводники в «тот мир». Вероника, называя сеанс помощи «подключением», поначалу сторонится религии и глубоко верующего батюшки. Оба героя с разных ракурсов смотрят на запредельную реальность и ломают голову, как говорить о страдании, как утешать родителей и избегать фальши. Пожалуй, именно эти вопросы и есть самое ценное в романе Козлова. Страдания детей в хосписе рифмуются с мучениями единоверцев Кириона в тюрьме. Христиан (а среди них и дети) ожидает жуткая казнь – их бросят голодным львам. И перед смертью в них идёт нравственная борьба: отречься ли от веры, задушить детей до выхода на арену, чтобы избавить от страданий, или нет, – что считать грехом? А главное – что такое милосердие и так ли милосерден Бог, который требует кровавых жертв невинных детей? Об этом герои ведут бесконечные диалоги. Многословно и пафосно, отчего кажутся плакатными, будто смотришь отечественный сериал, в котором решили сказать о важном. «Наш Святейший Владыка поддержит хосписы! <…> Владыка – это фигура! К нему не смогут не прислушаться!» – с ветхозаветной торжественностью обращается к своей подруге 37-летний Иван. Можно поверить в то, что так нарядно говорит наивный герой современного российского сериала, но никак не реальный мужчина, живущий в Москве. Герои сериалов пользуются словами, «какими надобно говорить», а не теми, какими пользуются живые люди. Так и в романе Козлова: один язык на всех, будь то монах, нервная медсестра, больной подросток или супруга римского императора.

Если читателю хватит терпения осилить «Stabat Mater», мимо актуальных вопросов о Боге и смерти детей он не пройдёт. Кто такой Бог: голодное чудовище в ожидании новых жертв? А если Он милосерден, как Он допускает смерть невинных детей? Этими вопросами задаётся Вибия Сабина, об этом размышляют Вероника, отец Глеб, Кирион и Иван, который рассуждает так: «Нелегко бывает справиться с обидой на ближнего. Но во сто крат труднее унять обиду на Бога. Почему Он не может защитить ваших детей?»

Вероника

Боль – отдельный самостоятельный персонаж книги Козлова. Невротик Иван панически боится боли, но, попав в хоспис и познакомившись с Вероникой, преодолевает свой страх. Идеальный отец Глеб настолько положительный и правильный, что кажется, будто главы о нём выдернуты из жития. Спорно звучат не только слова монаха, но и других персонажей. «Машина запущена», «за ней право лидерства» – именно так суконно формулирует героиня своё мысленное послание умершему другу. Читать размышления о том, что мир держится на совести и сочувствии, несколько странно. Это мудрые банальности. Тем не менее Руслан Козлов щедро нанизывает трюизмы, калеча и без того несовершенный стилистически текст.

Автор и мужские персонажи очарованы Вероникой, самоотверженно спасающей детей. Но гуманизм обесценивается в тот момент, когда читателя бьют по голове его значимостью. Праведники вообще смотрятся в художественной прозе блёкло и отталкивающе идеально, пример тому – праведные князья Парфений и Ксения из романа «Оправдание Острова» Евгения Водолазкина. Так и у Руслана Козлова: положительные герои скучны до оскомины.

Веронику Руслан Козлов несколько раз называет на манер Гудвина «великой и ужасной» – такая она умная, находчивая и могучая своим добрым даром. Ника и правда гуманист: помогает детям бескорыстно, понимая свою помощь как служение. Но… Более необаятельный женский персонаж придумать сложно. В Веронике автор собрал все штампы «сложной женщины трудной судьбы»: красивая, нервная, резкая до грубости, хрупкая внешне, но сильная характером. Представить современный роман без сильной женщины на фоне слабоватых мужчин практически невозможно. Иногда Вероника кажется гопницей, которую готовят к канонизации. В православии нет святой с таким именем, что не случайно, ведь медсестра Ника – убеждённая атеистка, но… на пути к вере. (Видимо, добросердечная безбожница не вполне созвучна автору.) В католической традиции Вероникой звали женщину, которая, согласно средневековому преданию, отёрла своим платом лицо Иисуса Христа во время Крестного пути на Голгофу. Вот и борьба за московский хоспис происходят в Великий пост, кульминационные события разворачиваются во время Страстной седмицы и закончатся Пасхой в широком смысле этого слова.

Христос

«Никто не сможет увидеть Христа, если не почувствует Его мук. Никто не сможет спастись без слез, без страдания. Страдание – самый дерзновенный апостол Христов», – слова проповеди архимандрита Иоанникия Бэлана звучат в книге провокационным рефреном. Владыка Софроний, приехав в хоспис, разражается цветистой речью о «ключах рая» в руках отца Глеба, подразумевая, что монах при хосписе «может быть проводником, ободряющим на этом пути, каким бы тяжким он ни казался». А это, по мысли владыки, «стяжание благодати». Слова патриарха  воспринимаются дико, а он искренне озабочен поиском слов, чтобы «пролить свет надежды» и «вселить веру в величайшую награду за претерпеваемые муки».

Театральность диалогов и ходульность персонажей рифмуются с поиском веры и вопросом, кто же такие люди в рясе. Кстати, далёкий от православия читатель оторопеет от православной риторики книги и обилия понятий, близких только воцерковлённым людям. В храм Христа Спасителя пытается зайти молодой мужчина, одетый как Иисус Христос, а точнее, булгаковский Иешуа. Его не пускает охранник из-за «неподобающего вида» прихожанина. Прецедент ряженого мессии взрывается скандалом и размышлениями патриарха: «Даже те, кто поставлен нас защищать, смотрят на нас, как... Как на какую-то бутафорию, непонятно кому и зачем нужную». Слово «бутафория» очень ёмко описывает то, о чём пишет Козлов.

Штурм хосписа, закон о чувствах верующих, смертельная болезнь, от которой нет спасения, ожившие герои «Мастера и Маргариты», дружина «Скрепы» – это лишь некоторые составляющие духоносного экшна Руслана Козлова, журналиста и сотрудника благотворительного фонда, который помогает тяжелобольным детям. То есть автор понимает, о чём пишет. Другое дело – как. Роман задуман как важный разговор о милосердии, но слишком напоминает проповедь и репортёрские заметки 1990-х с соответствующей агитационной риторикой. А милосердие в пиаре не нуждается, но требует деликатного подхода – без крика, шума, а главное  – агитации за добро и милость Творца. Впрочем, современному читателю без веры в чудо совсем никак.

Читайте также