Радоница и кот Мури

Радоница – день поминовения усопших родных и близких, неродных и неблизких – любимый издревле церковный праздник

Фото: Егор Еремов / РИА Новости

Фото: Егор Еремов / РИА Новости

В XXI веке любовь к нему стала усиливаться даже на административном уровне – в Белоруссии это государственный выходной, а к  2018 году Радоница стала официальным выходным днём в 8 регионах России: в Брянской, Волгоградской, Кемеровской, Оренбургской, Саратовской областях, в Краснодарском крае, Карачаево-Черкесии и Адыгее. В последних двух регионах это тем более необычно, что представители титульных наций исповедуют в основном ислам. В чём секрет такого народного, государственного и межконфессионального признания обычного православного дня, приходящегося на вторник второй Пасхальной недели? Спойлер для людей деловых и нелюбопытных: секрет этот не христианский, но глубоко религиозный.

Бог остаётся  в тени

Само название Радоница или Радуница, считают, произошло от слова «радость», хотя есть разные этимологические гипотезы, в том числе противоположные, например, Радоницу связывают с балтским rauda – «плач с причитанием». Вообще в славянских языках не меньше двух десятков именований этого православного праздника: Радожное, Радостное, Родительская, Радушное воскресенье, Могилки, Гробки, Проводы, Мертвецкий великдень, Бабский великдень, Деды радостные…  Широкая палитра названий показывает пристальное внимание в народе к поминальному дню.  Особенно проявляется оно в сельской местности, где по впечатлению поэта «бог живёт не по углам, как думают насмешники, а всюду».

Помню, когда я несколько лет работал в одном селе, как я был удивлён религиозностью тамошних жителей. Культ смерти у деревенских сотрудников нашего предприятия, какой-то особый вкус к ней был для меня диковинным, даже диким. Во все «родительские субботы» – особые дни поминовения усопших – они шли на кладбище или во всяком случае дома отмечали это обильным возлиянием, мужчины и женщины. Однажды на Троицкую родительскую субботу я пытался уговорить людей поработать по двойному тарифу плюс премия – никто не согласился, все ссылались, что в такой день надо идти на кладбище. «Давайте после кладбища», – просил я. «После мы уже не можем, там накатим, как “под градусом” работать».

На Радоницу, во вторник, повальные заявление на отгул – «святой день». При этом и в Пасху многие на погост заглянут – благо он тут же на холме, где церковь. Зная своих работников, я вовсе не склонен списывать это только на пьянство, религиозность здесь налицо. Это поминальное благочестие не делало моих сельчан христианами. Они, хотя неизменно крестили детей и отпевали покойников, в храм не ходили, не знали Святого Писания и молитв и жили буйно.

Любовь ли это к отеческим гробам? Нет, в нашей деревне мало кто знал свой род дальше деда с бабкой. Это реакция на притягательный ужас смерти – одно из самых глубоких религиозных чувств, гнездящихся в самом сердце человека, не деревенского только, а каждого. В таком «культе мёртвых» может не быть ничего связанного с Богом, тем более со Христом!

«Бог в религии – явление позднее, религия вовсе не начинается с Бога, – пишет отец Александр Шмеман в своей книге «Литургия смерти и современная культура». – И даже сегодня Его место в религии серьёзно оспаривается... культом “загробной жизни мертвецов” или поисками счастья... Бог в религии всегда находится в тени!»

Людям «страны победившего социализма», верующих в коммунизм и социальный прогресс, не в диковинку, что бог – не обязательный атрибут религии и религиозного чувства. Смерть – обязательный, вспомним хотя бы похороны вождей и партийный реквием «Мы жертвою пали в борьбе роковой». Смертный ужас, периодически врывающийся в жизнь человека горем, болью, страхом конца своего и ближних, принуждает нас ставить смерти какую-то препону, постараться с ней договориться о себе и своих: отсрочить, не мучать до и особенно после кончины. Главная исконная просьба и вопль к смерти – не возвращаться обратно в жизнь. Именно эти корни у дохристианской Радуницы или Навиева дня, которые и по сей день часто питают «народную» непросвещённую веру: отсюда «кормление» умерших, когда на кладбище приносят еду и алкоголь.

Самый обычный день

Христианство не бравирует перед смертью, но и не боится её. Да, небытие поглотило и поглощает многих, но последнее слово теперь не за ним, а за человеком – пойдёт ли он за Христом, Который превозмог на кресте смерть не только как Бог, но и как человек.

В православной традиции подчёркнуто сдержанное отношение к Радонице. Простой богослужебный смысл этого дня в том, что на Пасху – время ликования Церкви о Христе воскресшем – отменяются все покаянные и печальные заупокойные мотивы молитв во избежание смешения противоположных  смыслов и чувств: горя и радости. На Радоницу – после праздничной Светлой седмицы восстанавливается обычный порядок церковных служб Пасхального цикла. В  Уставе нет какого-то специального последования для богослужений этого дня. «В Радоницу, –  пишет известный исследователь православного богослужения, исповедник веры епископ Афанасий (Сахаров), – не только на вечерни и утрени, но и на повечерии и литургии не должно быть ничего специально заупокойного... нарочитое же поминовение усопших должно быть ограничено только совершением накануне после вечерни великой панихиды». В этой сдержанности – тихое достоинство жизни непрестающей. Смерть теперь не пытаются заговорить, приручить, отпугнуть – она стала решающим экзаменом перед встречей лицом к лицу с новой жизнью, принесённой Христом.

Многие в этот день хотят вспомнить своих усопших родных, друзей, просто дорогих людей, навестить их могилы. Это хорошо, как вообще хорошо помнить о живых и ушедших. Но память верующих в воскресение Христа – особенная. До этого даже самый смелый, добрый и честный принимал этот вызов как роковой и последний, вопрос лишь был, как самому сделать это достойно. После воскресения Христа для тех, кто стал Его последователем, не только принципиально изменилось отношение к смерти, но теперь сама стреляющая без промаха злая охотница превратилась в добычу. Она бросает вызов человеку, но принимает его Сам Христос. Уже принял. Это не поединок, потому что христиане идут вместе, ведь как говорили в древности, один христианин – ещё не христианин. Хотя нашему времени именно этой совместности, братскости ещё очень сильно не достаёт в церкви, чтобы  жизнь и смерть каждого верного становились примером и воскресением для многих.

Человек, кот, дерево и камень

Мне не кажутся убедительными часто повторяемые слова, что на Пасху все могилы пусты.  Их можно принять лишь как образ надежды – будут пусты, потому что по слову Христа «Бог не есть Бог мёртвых, но живых». Пока они слишком наполнены. И потрудиться для освобождения умерших, умирающих и ещё не рождённых, но уже вызванных на это сражение со смертью дело Божье и человеческое. Относится оно не только и не столько к молитвам за усопших, сколько к обращению к вере в Бога живущих, чтобы через добровольное осмысленное покаяние и крещение во Христа люди могли преодолевать тотальный смертный закон «всея земли». Смерть и страх смерти действует в мире и каждом человеке не только на смертном одре, но непрестанно, в каждом поседевшем волосе, засохшем дереве, погасшей звезде, парализуя свободу действий, мыслей, чувств, отнимая радость бытия. Не покориться этому нельзя, если свет и сила воскресения не проникли в человека и через человека в того, кого и что он полюбил.

Поэтому Церковь верит в «жизнь будущего века» как круговую поруку такой любви, то самое «всеобщее воскресение», о котором поётся в тропаре на Вход Господень в Иерусалим. Это воскресение собирает для Вечности не только людей, но вообще всё творение. Русский философ и богослов Николай Бердяев писал, что не может помыслить Царства Небесного без своего кота Мури, «в котором обнаружены большие качества красоты, ума, нежности, очарования», и без любимого дерева. А преподобномученица мать Мария (Скобцова) говорила, что не отдаст врагу-смерти «не только человека, даже камня. О Имени Твоём я всё могу, О Имени Твоём и смерть легка мне».

Читайте также