Долой!
Небольшой поселок Шахты, что в Ростовской области, привлёк внимание ОГПУ ещё в 1923 году. Как писал «Социалистический вестник», горняки крупнейшего в округе 1-го Государственного рудника – бывшего Власовско-Парамоновского – устроили забастовку на руднике и выдвинули властям петицию из 12 пунктов – от требований повышения зарплаты до развития самоуправления. Петицию лидеры стачечного комитета дисциплинированно отнесли в шахтоуправление, но там смутьянов встретили чекисты.
Однако арест вожаков рабочего комитета только подлил масла в огонь: уже на следующий день у ворот рудника собралась новая манифестация шахтёров.
– Долой власть чекистов! – крикнул кто-то в толпе.
– За советы без коммунистов!
– Долой! – откликнулись сотни голосов.
– Освободим наших товарищей от власти подлецов и мерзавцев!
Толпа под красными знамёнами двинулась в город Шахты, что лежал в 7 верстах от рудника. По дороге к ним присоединились рабочие из других рудников. И вскоре почти 10 тысяч человек – с женщинами и детьми – шумно окружили здание ГПУ.
Перепуганные чекисты по телеграфу вызвали кавалерийские части из соседнего Бахмута, а сами забаррикадировали все входы и выставили в окна пулеметы. И когда демонстранты попробовали было выломать двери, их встретили пули чекистов. Затем толпу атаковали красные кавалеристы, которые принялись нещадно избивать рабочих нагайками. И толпа бросилась бежать. Активисты ещё пытались задержать товарищей за городом, чтобы обсудить, что делать дальше, но перепуганных людей, которых преследовали отряды РККА, было уже не остановить. Антисоветское выступление напугало не только местные власти. Чтобы окончательно задушить «контрреволюцию», власти распорядились полностью выплатить шахтёрам все долги по заработной плате. Кроме того, в Шахты прибыл сам председатель Верховного трибунала при ВЦИК, прокурор РСФСР и СССР товарищ Николай Крыленко, который пообещал разобраться со всеми местными начальниками и провести над ними «самый открытый судебный процесс в мире». Своё обещание товарищ Крыленко выполнил только через пять лет, когда в стране обострился конфликт между партийными группировками «троцкистов» и «сталинцев».
Битва теорий на практике
В принципе, между Сталиным и Троцким всегда существовал дух соперничества и даже откровенной вражды, но вот конфликт между «сталинцами» и «троцкистами» вспыхнул только в середине 20-х годов – после того как по Англии прокатились волны всеобщих политических забастовок, в которых участвовали 18 миллионов человек, то есть более 40 % работающего населения страны! Надо сказать, что основоположники коммунизма именно Англии отводили ведущую роль в мировой коммунистической революции. Так, Фридрих Энгельс в своей работе «Принципы коммунизма» утверждал, что именно в Англии – наиболее развитой промышленной стране мира – первой вспыхнет пролетарская революция, которая увлечёт за собой все остальные страны мира. На мировой революционный пожар в истощенной мировой войной Европе надеялись и большевики-ленинцы, взявшие власть в России в 1917 году. Причём у Ленина были довольно веские основания видеть все признаки слома старого мира: в ноябре 1918 году вспыхнула революция в Германской империи, в Венгрии и Словакии были провозглашены советские республики, в Италии на выборах в парламент побеждали коммунисты, революционные выступления сотрясали всю Европу от Португалии до Финляндии.
Однако уже после завершения Гражданской войны в России стало ясно, что «красная волна» пошла на спад: коммунисты не смогли воспользоваться ситуацией, и перспектива основания Земшарной советской республики была отложена на неопределённый срок. И перед коммунистами всего мира возник вопрос: а что же делать дальше? Выхода, собственно, было два: либо, отвергнув догмы классического марксизма, попытаться построить социалистическое общество в капиталистическом окружении, надеясь, что прогрессивные идеи Маркса–Энгельса рано или поздно овладеют умами трудящихся, либо же всеми силами готовить на Западе революционные восстания, не считаясь с затратами и потерями.
Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Сталин и главный редактор газеты «Правда» Николай Бухарин были сторонниками первого пути: ещё в 1923 году они выдвинули теорию о возможности построения социализма в отдельно взятой стране. Оппозиция – прежде всего Лев Троцкий – отстаивала теорию «перманентной революции». Троцкисты были убеждены, что Россия из-за своей хронической отсталости никогда не сможет стать флагманом мировой пролетарской революции. Поэтому единственным шансом на установление коммунизма Троцкий считал победу революционного движения в странах Западной Европы, которые потом возьмут Советскую Россию на буксир. Саму же Россию троцкисты видели лишь как базу для подготовки революционных отрядов. Именно поэтому забастовки в Англии вдохнули в троцкистов новую надежду – они увидели признак приближения новой Британской социалистической революции.
Лев Троцкий даже посвятил английским событиям свою новую книгу «Куда идёт Англия?», в которой он пророчествовал: «Англия приближается полным ходом к эпохе великих революционных потрясений, и это главное направление развития великого английского народа...» Предчувствие скорой победы коммунизма вскружило голову не только Троцкому, но и британскому премьер-министру Джеймсу Макдональду – первому лейбористу, который выиграл парламентские выборы 1924 года. При Макдональде между Великобританий и СССР начался «медовый месяц»: были восстановлены дипломатические отношения, подписаны торговые договоры. Причём Москва даже согласилась выплатить компенсации английским предпринимателям, потерявшим после революции бизнес в России. Но «медовый месяц» был недолгим.
Вскоре правительство Макдональда было вынуждено уйти в отставку. Поводом для этого послужило «дело Кэмпбелла»: редактор коммунистической газеты Workers weekly Джон Кэмпбелл был арестован за призывы к вооружённому восстанию в Лондоне, но по приказу Макдональда полиция отпустила смутьяна. В ответ консерваторы потребовали отдать под суд уже самого главу кабинета министров. Но премьер Макдональд, недолго думая, распустил парламент: вероятно, он полагал, что на волне скандала и политических забастовок лейбористы наберут ещё больше голосов. Тогда консерваторы пустили в ход так называемое «Письмо Зиновьева» – поддельную инструкцию главы Коминтерна, адресованную британским коммунистам, в которой были подробнейшим образом изложены планы организации революции в Лондоне. Фальшивка стоила Джеймсу Макдональду карьеры и кресла премьер-министра – лейбористы проиграли выборы. В знак протеста они организовали несколько масштабных забастовок, но всё было напрасно. Между тем «троцкисты» в Москве в провале революции в Англии обвиняли «сталинцев» – дескать, захватившие Кремль «бюрократы» не захотели помочь революционному движению и фактически вступили в сговор с мировой буржуазией!
Рычи, Китай!
Другим камнем преткновения между «сталинцами» и «троцкистами» стал провал революции в Китае. В начале ХХ века Китай был совершенно не похож на нынешнюю сверхдержаву: две проигранные Западу опиумные войны фактически разрушили самую передовую и развитую державу мира (именно таким, по оценкам современных историков, Китай был до XVII века), превратив её в источник дешёвой рабочей силы для соседней Японской империи и европейских держав. Экономика и государственные институты Поднебесной империи рухнули, не сдержав центробежных тенденций, и страна по сути развалилась на десяток отсталых и бедных удельных княжеств, каждым из которых правил свой военный диктатор.
Одним из таких диктаторов и был Сунь Ятсен, основатель Китайской национальной народной партии (Гоминьдан), который в 1923 году объявил о создании Кантонского правительства – будущей базы для подготовки революционных переворотов во всех остальных провинциях распавшейся империи. Но в 1925 году Сунь Ятсен умер, в Кантоне произошёл военный переворот и к власти пришёл генерал Чан Кайши, который изгнал из властных институтов всех леваков и коммунистов. Москва сотрясалась от возмущения.
– Рычи, Китай! – с таким лозунгом Сунь Ятсена в то время выходили все советские газеты, а троцкисты формировали боевые отряды революционеров для помощи китайским товарищам.
Формировал такие отряды и Сталин – при помощи ГПУ из китайских эмигрантов, осевших в Москве после Гражданской войны (по результатам переписи населения 1926 года, в РСФСР насчитывалось свыше 100 тысяч китайцев). Первоначально московский «чайна-таун» располагался в районе нынешней станции метро «Бауманская» – на улице Энгельса работала контора правления общества «Возрождение Китая», неподалеку находилась китайская гостиница, при которой открылся ресторан. Все дома в округе были заселены представителями китайской диаспоры – бывшими солдатами ЧОН (частей особого назначения РККА, которые формировались преимущественно из числа китайских мигрантов). Причём чаще всего вчерашние каратели становились прачками – в начале 20-х китайские прачечные можно было найти в каждом квартале города. К примеру, в Скатертном переулке работала «Шанхайская прачечная», на Покровке и на Мещанской открылась «Нанкинская прачечная», а в Печатниковом переулке бельё принимала «Жан-Ли-Чин». Чаще всего стирка белья была прикрытием для контрабандной торговли рисовым спиртом, кокаином и морфием.
Но век «чайна-тауна» в Москве оказался недолог. Как только в Китае начался новый этап революции, вчерашние чоновцы были вновь поставлены под ружьё и отправлены на «историческую родину» – помогать создавать китайскую Красную армию. Но помощь Китаю опоздала: после четырёхдневных уличных боев в Кантоне восстание было подавлено, и по всей стране началась резня коммунистов. Провал революции в Китае «троцкисты» также поставили в вину «сталинцам». Троцкисты в открытую уже призывали народ ко «второй революции» против засилья спекулянтов-нэпманов, «партийной бюрократии» и ОГПУ. В мае речь Зиновьева в Колонном зале Дома Союзов по случаю 15-летия «Правды», в которой он громил Сталина за провалы в Англии и Китае, транслировали по радио на всю страну. И накануне XV съезда ВКП(б), намеченного на конец 1927 года, Сталин вдруг понял, что может потерять всё. Поэтому он решил нанести удар первым.
Лето военной тревоги
Лето 1927 года вошло в историю как «лето военной тревоги». Всё началось с того, что 6 апреля 1927 года в Пекине, где власть захватил генерал Чжан Цзолин, китайские солдаты совершили налёт на помещение советского полпредства. Были арестованы двое советских граждан и 25 китайцев, захвачены документы, которые изобличали агентов Коминтерна по всему миру, в том числе и в Англии. Следом – 12 мая 1927 года – лондонская полиция устроила обыск в помещении советского торгового представительства и советско-британского акционерного общества «Аркос», которые делили офисное здание по Мооргет-стрит, 49. Советский посол Иван Майский вспоминал: «Отряды полисменов в сопровождении детективов – всего около 200 человек – неожиданно окружили здание, которое занимали АРКОС и торгпредство СССР, и, ворвавшись внутрь, закрыли все выходы наружу. Несколько сот служащих обоих учреждений, в том числе немало англичан, были арестованы, и часть из них подвергнута личному обыску. Среди арестованных, между прочим, оказались жена поверенного в делах, которая работала в торгпредстве врачом, и моя жена, заведующая лицензионным отделом торгпредства, обе – лица дипломатического ранга, неприкосновенные для британской полиции...»
Вскоре премьер-министр Стенли Болдуин сделал заявление о разрыве дипломатических отношений с СССР – дескать, дипломаты готовили революцию в Лондоне. В ответ ЦК ВКП(б) призвал всех трудящихся СССР «быть готовым к отражению империалистической агрессии и контрреволюционной войны». Был начат сбор средств на постройку эскадрильи «Наш ответ Чемберлену», повсюду шли беспрерывные митинги и учения с противогазами на случай химической атаки.
Однако если Британия и собиралась воевать, то только чужими руками: спустя всего 9 лет после окончания мировой бойни всерьёз говорить о необходимости новой войны в Лондоне мог только сумасшедший. По замыслу британских политиков, все тяготы и риски новой войны должна была взять на себя «Новая Антанта» – союз Польши и Румынии, вооруженные силы которых в то время выглядели весьма внушительно: полтора миллиона штыков и сабель, пять тысяч артиллерийских орудий, полторы тысячи самолётов, тысяча танков и броневиков. Одновременно и в английском Генштабе началась разработка планов бомбардировки Баку – основного источника нефти в СССР. Французские генералы, действовавшие в Персии, уже докладывали в Париж: «Подготовка к бомбардировке кавказских нефтяных месторождений настолько продвинулась, что можно рассчитать время, в течение которого эта операция может быть выполнена». Но в итоге все боевые действия ограничились только воинственными речами в газетах. Польский маршал Юзеф Пилсудский отказался идти на восток: после «Майского переворота» в мае 1926 года ему везде мерещились «агенты Коминтерна», и он просто не мог оставить страну в такой грозный час. Не хотели войны и в Бухаресте, где на престол только вступил 6-летний король Михай. Фактически же страной правил его дядя – князь Николас де Гогенцоллерн, откровенный сибарит и жизнелюб, который прекрасно понимал, что в случае проигрыша войны он потеряет буквально всё. Поэтому князь Николас решил тихо саботировать все дипломатические призывы Лондона. В итоге и сам французский премьер Раймон Пуанкаре взял самоотвод, заявив в парламенте, что «в настоящее время нет причин, способных оправдать войну с советской Россией».
Все против Троцкого
Единственными, кто объявил настоящую войну большевикам, были русские эмигранты – в частности, члены Русского общевоинского союза (РОВС), которые стали готовить антибольшевистские восстания в тылу СССР. Борьба, впрочем, вышла довольно нелепой: чекисты уже несколько лет через агентов контролировали деятельность РОВС. Так что единственное, чего удалось добиться «белогвардейцам», – это организовать три взрыва. Один – в доме № 3/6 на Малой Лубянке в Москве, где проживали высокопоставленные сотрудники ОГПУ. Второй – в бюро пропусков ОГПУ в Ленинграде, где собирались «секретные осведомители», третий – в здании Центрального партийного клуба в Ленинграде.
Однако все эти теракты и громкие заявления западных политиков в советских газетах были поданы как начало «мировой войны». Сам нарком обороны Климент Ворошилов, выступая на очередной партконференции, предупредил страну: «Мы вступаем сейчас в такую полосу истории, когда наши классовые враги неизбежно навяжут нам войну». Вскоре разговоры о грядущей войне зазвучали «из каждого утюга», население в приграничных районах скупало соль, спички, крупы. Нарком иностранных дел Георгий Чичерин вспоминал, что, вернувшись в Москву летом 1927 года после долгого лечения в Германии, он не узнал страны: все партийные деятели только и говорили о грядущей войне с Англией.
– Да никто не собирается нападать на нас, – удивлялся Чичерин.
Потом один из сотрудников ЦК партии просветил наркома:
– Тсс! Нам это известно. Но мы должны использовать эти слухи против Троцкого!
И действительно, уже на ближайшем пленуме Исполкома Коминтерна Сталин предупредил «троцкистов»:
– Я должен сказать, товарищи, что Троцкий выбрал для своих нападений на партию и Коминтерн слишком неподходящий момент... Одни угрожают ВКП(б) войной и интервенцией. Другие – расколом. Создаётся нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого.
Оппозиционеров, которых стали представлять агентами британских спецслужб, отсекли от прессы, «троцкистам» не давали слова на партсобраниях, шельмовали и лишали партбилетов. В октябре 1927 года Троцкого и Зиновьева исключили из ЦК, в ноябре – из партии. Попытка оппозиции организовать 7 ноября в Москве альтернативную демонстрацию была пресечена, многие троцкисты – арестованы. Наконец, прошедший в декабре XV съезд партии объявил о полной «ликвидации троцкистко-зиновьевского блока». Но и этого Сталину было мало.
Изменник Березовский и другие
Уже на съезде партии Сталин предложил своим сторонникам: «Хорошо бы дать один-два показательных судебных процесса по линии троцкистов и английского шпионажа». В этот момент прокурор Николай Крыленко вспомнил про городок Шахты, где ему пришлось чуть ли не в одиночку сдерживать натиск толпы и успокаивать чересчур наглых забастовщиков – явных «троцкистов». Оперативное обеспечение «Шахтинского дела» было поручено видному чекисту – Ефиму Евдокимову, прославившемуся массовыми казнями белых офицеров в Крыму. После Гражданской войны комиссар Евдокимов был назначен представителем ОГПУ на Северном Кавказе и явно искал случая отличиться. Вскоре Ефим Евдокимов представил председателю ОГПУ Вячеславу Менжинскому первые результаты расследования: оказывается, весь руководящий состав на Государственных рудниках в Шахтах был представлен «техническими специалистами», то есть прежними управляющими, которые работали здесь ещё до революции. И многие их них поддерживали связь с прежними хозяевами, которые в 1923 году образовали за границей «Объединение бывших горнопромышленников Юга России», пытаясь добиться от Советской России компенсаций за потерянный бизнес. Существовало также и «Польское объединение бывших директоров и владельцев горнопромышленных предприятий в Донбассе», члены которого рассчитывали вернуть свою собственность после краха большевизма. А ведь хорошо известно: где Польша, там и спецслужбы Британии.
Причём, подчеркнул Евдокимов, их связь носила деловой характер: бывшие управляющие шахт отчитывались о состоянии дел на предприятиях, получая от бывших хозяев небольшие денежные вознаграждения. Налицо статьи о шпионаже и государственной измене – в качестве «доказательства» Евдокимов приложил перехваченные в Париже и Варшаве частные письма на имя некоторых из обвиняемых специалистов.
– Есть ли в этих письмах вредительские установки? – поинтересовался Менжинский.
– Никак нет, но нельзя исключать, что эти письма содержат тайный шифр, – стал настаивать Евдокимов.
– Так расшифруйте их!
– Но ключи к шифру находятся в руках фигурантов. Я прошу санкции на арест руководителей шахт.
– Даю вам двухнедельный срок, – отрезал Менжинский. – Либо вы представите доказательства вредительства, либо сами будете привлечены за саботаж!..
И Евдокимов взялся за дело – вскоре чекисты арестовали в Шахтах несколько сотен подозреваемых. «Конвейеры» допросов и очных ставок шли круглые сутки, пока арестованные не стали давать признательные показания. Одним из главных фигурантов дела становится инженер Н.Н. Березовский, работавший на момент ареста заведующим плановым отделом треста «Донуголь». Он одним из первых дал признательные показания, что указание на вредительские действия ему отдали бывшие хозяева Донецко-Грушевского акционерного общества во время съезда Совета горнопромышленников в Ростове-на-Дону в 1920 году – уже после освобождения Донбасса частями Красной Армии. «У техников, находящихся в Ростове, была уверенность, что Советская власть просуществует очень недолго, – признавался инженер Березовский. – Все разговоры велись в том направлении, что мы должны работать в пользу старых хозяев по сохранению рудников и оборудования в целости, чтобы их не обесценивать, чтобы при переходе рудников обратно они не были бы взорваны или повреждены».
И многие инженеры стали получать деньги от бывших собственников – «за сохранение в порядке отобранных шахт». Но этого для масштабного дела о вредительстве было недостаточно.
Новый поворот
Проходят новые допросы: часть задержанных освобождают в обмен на обвинительные показания против старых специалистов. Чекисты торопят: давайте показания, спасайте себя, а этих вам уже не спасти! Евдокимов докладывает: «С более полной увязкой специалистов «Донугля» с заграницей организация (специалистов) в конце 1926 года производит переоценку ценностей – программа увязывается с возможностью интервенции СССР. План, охватывающий деятельность организации, в новом объёме, должен поступить из заграницы в 1928 г. Организации на месте даны уже конкретные задания по проведению крупных аварий, выведению из строя крупных установок (котлов, электростанций, турбин и т. п.), но пока не указаны сроки выполнения. Инженер Березовский так характеризует третий этап работы организации: «С 1927 года начался третий этап нашей работы, в смысле увязки всей нашей деятельности с интервенцией против СССР. Задачи третьего этапа сводились к тому, чтобы понизить обороноспособность страны».
Москва дает новые указания: нужна более полная связь с троцкистами. И из инженеров начинают выбиваться показания: любая авария, любое проявление бесхозяйственности объявляется сознательным актом вредительства, совершенного по указке подпольных троцкистских центров. Инженера Березовского вновь ставят на «конвейер», и вскоре он признаётся, что в 1922 году дал приказ затопить несколько Ново-Азовских шахт. Деваться ему некуда: признательные показания уже дали все его подчиненные – дескать, действовали по приказу Березовского. Погодите, спросит читатель, а как же деньги от прежних хозяев за то, чтобы шахты оставались в целости и сохранности? Чекисты ответили на этот каверзный вопрос: вредители брали деньги и от капиталистов, и от троцкистов. И следом за Березовским «чистосердечные признания» о вредительстве стали подписывать один инженер за другим: Чернокнижников, Башкин, Самойлов, Штейгер, Гавришенко... Да, вредили; да, собственноручно занимались непосредственной порчей машин; да, лично поджигали трансформаторы и насосы, сыпали песок в подшипники... Причём не за деньги, но по указанию Троцкого лично.
Можно лишь догадываться, какими методами из престарелых инженеров выбивались эти бредовые «признания». В Москве, правда, ретивость товарища Евдокимова поправили: а где показания на британскую разведку?! В итоге в материалах дела словосочетания «троцкистско-зиновьевский блок» были заменены на абстрактное словосочетание «контрреволюционный центр». Видимо, тогда «сталинцы» ещё побаивались открыто преследовать оппозицию, у которой могло оставаться множество тайных сторонников. Поэтому все репрессии против Троцкого и его сподвижников были ограничены принудительной высылкой Троцкого в Алма-Ату. Лишь через год, в январе 1929 года, после масштабной «чистки» партийных рядов на Особом совещании при коллегии ОГПУ был поставлен вопрос о высылке Троцкого за пределы СССР.
Награда для чекиста
В итоге на скамье подсудимых оказались 53 инженерно-технических работника угольной промышленности, среди которых было 5 директоров шахт и рудоуправлений, 5 главных инженеров шахт, четверо немецких специалистов. Все они были обвинены в принадлежности к «контрреволюционной организации», действовавшей в 1922–1928 в Шахтинском округе и других районах Донбасса, в Харькове и Москве.
Специальный состав Верховного Суда СССР под председательством ректора МГУ Андрея Вышинского вынес приговор 5 июля 1928 года: 11 человек были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. В их числе был и инженер Березовский, первым признавшийся в работе на иностранную разведку. Правда, в обмен на «деятельное раскаяние» расстрел был заменен на 10 лет лагерей. Дальнейшие его следы потеряны. Четверо обвиняемых (в том числе двое германских граждан) были оправданы и четверо (в том числе один немец) приговорены к условным срокам наказания. Остальные же «вредители» получили различные сроки в лагерях – от 1 до 10 лет.
Свою «награду» получил и чекист Евдокимов, который так и не смог добиться установления связей «вредителей» с британскими спецслужбами: после процесса он был отправлен в ссылку полпредом ОГПУ в Среднюю Азию. Лишь после смещения Менжинского с поста председателя ОГПУ он смог вернуться на Северный Кавказ и занять пост первого секретаря Северо-Кавказского крайкома партии. Пик его карьеры пришёлся на «большой террор», после которого он и сам попал в расстрельный подвал. Но неудача Евдокимова была забыта на фоне колоссальной пропагандистской кампании, сделавшей понятие «шахтинцы» нарицательным. Вскоре в стране началась массовая истерия по поиску «вредительства». Агенты ОГПУ докладывали: «Рабочие тщательно обсуждают сейчас каждую неполадку на производстве, подозревая злой умысел; часто требуют снимать и судить начальство, пишут доносы». Вскоре «шахтинские дела» пошли уже по всей стране: в Калуге были арестованы руководители областного текстильного треста, затем грянули процессы в Москве и Соликамске, в Казани и Ленинграде.
P.s. В конце 2000 года все осуждённые по данному делу реабилитированы. Как сообщала Генеральная Прокуратура РФ, в ходе проверки материалов дела комиссией по реабилитации была выявлена фальсификация доказательных материалов и отсутствие вины у осуждённых.