Фильм «Подельники» стал первой игровой работой режиссёра-документалиста Евгения Григорьева. Возможно, документалистский бэк стал причиной того, что фильм выглядит антропологической зарисовкой. Сюжет смотрится здесь как ходули, этакий полуживой жанровый скелет вестерна: молодой биатлонист (Юра Борисов) с женой (Елизавета Янковская) приезжает из Москвы на свою родину, в глухую уральскую деревню. В первую ночь после приезда сосед, Витька-людоед (Павел Деревянко), убивает за оскорбление местного художника (Константин Балакирев). Спортсмен, ставший непрямым свидетелем, отказывается дополнять формальный протокол, а убийство покрывает местный участковый. За преступление уезжает в тюрьму брат Людоеда. Спортсмен, ставший физруком в местной школе, начинает тренировать сына убитого (Ярослав Могильников), обещая помочь с убийством Людоеда.
Кадр из фильма "Подельники". Фото: Первое КиноВ фильме выигрышно выглядит подбор Юры Борисова на главную роль. Основные достоинства его персонажей – это духовитость и ум. Почти каждый его персонаж – это человек, способный действовать обдуманно и готовый настоять на своём.
С образом локации авторы, на первый взгляд, перебрали, но в целом она выглядит довольно органично. Гроб с телом художника везёт ЗИС-151, древний грузовик с кабиной «под студебекер». Старый автомобиль добавляет аутентичности, а вместе с ней и реалистичности ленте. Мы видим, что это своего рода социологический очерк, и «клюквенные» перехлёсты картинки просто подчёркивают структуру и особенности нарратива фабулы.
На похоронах местная завуч продолжает нашу подсознательную связку «грузовик–студебекер–война» длинной речью о войне, привязывая замшелый идеологический нарратив к конкретному убийству – впрочем, на поминках говорят о смерти, а не об убийстве.
Реалистично и основательно выглядят деревянные строения, из которых состоит село: сколь старые, столь и крепкие, с большой вероятностью – из хвойных деревьев. Видно, что сложение домов не барачное – с большой вероятностью большая часть домов села построена либо до революции (есть неявные отсылки, что село было куда более цивилизованным в то время, чем сейчас), либо в рамках старых ещё понятий о строительстве: не знающих хозспособа, «скоростных методов» и иных советских изобретений.
Глухая тайга, на которой фокусирует внимание оператор, характерна для восточной Сибири. Когда мы видим, насколько сильно распространены в фильме «чёрные» темы про воров и колонии, это ощущение только усиливается. Автобус проезжает мимо колонии – этакого «мужского дома» по Леви-Строссу, в котором юноши инициируются и становятся мужчинами, в котором выковываются социальные и ритуальные нормы бытия края.
Уже позже по вторичным признакам и указаниями на конкретную локацию мы можем увидеть, что дело происходит не в восточной Сибири; а на Урале, в Пермском крае. Это меняет ожидаемый сеттинг: та же «чёрная история» тут звучит иначе, как бы наслаиваясь на довольно старую историю коми-пермяков и первых шагов русского присутствия. Забайкалье бы предложило остатки комсомольской стройки и отсутствие автохтонной традиции.
Функционал главного героя показывается не сразу, продуманным пазлом. Сначала мы видим классику: покорившие Москву молодые и сильные, яркие люди приехали обратно покорять глубинку, делать её более живой – по заветам (внезапно тоже пермячки) Марины Ярдаевой на «Столе».
Чуть позже мы видим, что главный герой ведёт себя не так уж экспансивно: он тихо наблюдает за вынесением тела убитого из дома соседа, потом отказывается добавлять что-то к официальному протоколу. Акцент на смелости персонажа этим не перечёркивается: в неконфликтном изначально поведении мы видим работу «старого скрипта». Человек отказывается противодействовать сложившейся в посёлке системе власти не потому, что боится, а потому, что в привычной локации (он тут вырос) ему привычнее вести себя в рамках готовых и усвоенных с детства рамок поведения. Наконец, человек не разобрался в происходящем – убийство происходит буквально в первую ночь, которую москвичи проводят в деревенском доме.
Кадр из фильма "Подельники". Фото: Первое КиноВ воле наказать зло герою не отказать: он едва ли не на следующий день предлагает сыну убитого вместе решить вопрос. Герой подготавливает решение и скрывает свои методы от жены: «Никто никогда никому ничего не скажет. Просто так лучше всем. Насть, я тут вырос».
Биатлонист Петя постепенно входит в конфликт с убийцей-Людоедом. Это не вызывает ни у кого вопросов и удивления, поддерживает героя только жена и сын убитого, которого тренер старательно натаскивает на лыжный бег и стрельбу.
И только в самом конце мы видим реальную цель главного героя. Он не сбежал из Москвы в родное село залечивать раны. Наоборот: вернулся к своему, чтобы стать хозяином.
Именно поэтому Петя спокойно переносит уход жены – в сущности, единственной к концу фильма связки со «столицей».
Чтобы понять главного героя, важно описать и антагониста. Старый «движущийся по воровской» злодей, крепкий, как бы вросший в тайгу – в коренном бое с главным героем он дерётся уже не как боксер, а как медведь, оставляя кровавые царапины.
Свою будущую жертву он даже как бы любит, поэтому его вгоняет в шок фраза: «Козел ты, Витя. И жизнь у тебя козлиная».
Он подмял под себя посёлок и задал ему свои нормы поведения. Во время его спора с жертвой участковый говорит, что по понятиям Людоед всё сделал верно: понятия – как гегемоническая конструкция – охватывают и представителей права. Но и понятия тут не совсем аутентичны: убитому кладут на глаза монеты, на лоб рушник и посыпают хвоей. Людоед показывает, что он прав, но языком, понятным даже тем, кто жил тут до колонии.
Кадр из фильма "Подельники". Фото: Первое КиноИ сама колония – при всей своей органичности и укоренённости – выглядит эдаким русским острогом. Это самое важное в скрытом нарративе фильма. Людоед ко всему прочему шаман. Он заговаривает свиней и лечит козлёнка, живёт знахарем и потому увеличивает свой авторитет. Участковый при нём как архетипичный российский служака – он силён, но никогда не имеет субъектности, оформляя власть настоящего суверена.
Людоед – идеальный политик. Он умеет разговаривать со всеми, находя подход, и одновременно не боится смерти. Когда сын убитого к нему подходит с ножом, Людоед подробно объясняет, куда и как бить. И только когда оказывается, что ребёнок не может ударить, прогоняет последнего.
Главный герой готовит ребёнка к стрельбе и в последний момент как бы «сливается»: он говорит, что парень вырастет, попадёт в спортшколу, потом в олимпийскую сборную… Но ребёнок «просекает». Он раскрывает габитус героя.
«А если не повезёт? Буду так же, как Вы, кататься в ж..у мира и жить рядом с козлами? Не хочу я на вашу олимпиаду. Я Витю хочу убить».
Здесь и наступает, может быть, кристаллизация образа главного героя. Проговорённый личный нарратив рушится, освобождая место для нутряного Пети – местного уроженца.
Во время схватки с Людоедом последний погибает, участковый уже над трупом спрашивает Петю:
«–Ну и что теперь делать? Сжечь шатуна или по закону там полагается?
– Вроде как кровник порешит».
Петя занимает должность Людоеда. К нему водят детей, просят помощи, обещают поддержку. Жена осталась с ветхим Петей, относительно успешным московским спортсменом, который ушёл в небытие. Новому Пете нужна не сложная ровесница-москвичка-партнёрша, а ученица – дочь коллеги, которая пожирает физрука глазами в каждой сцене, где присутствует.
Кадр из фильма "Подельники". Фото: Первое Кино«И это… На Верку мою погляди. Может, глаз положишь или чё. А чё бобылём-то жить?»
И здесь мы подходим к корневой конструкции фильма как нарратива, конструкции, о которой, возможно, и не думали создатели.
Это мысль про противостояние столицы и тайги, местного сообщества. Это противостояние здесь и всегда кончается победой тайги, точнее – местные и столица входят в диалектическое взаимовыгодное сосуществование. Судмедэксперт из города, проговоривший «асфиксию вследствие утопления» над трупом с огнестрельной раной, понимающе спрашивает: «Жечь будете?».
Замысловатая роль Людоеда в деревне – шамана и смотрящего – является примером такого соединения. Сами «понятия» он и подобные ему сидельцы принесли в деревню извне – и они постепенно врастали в глубину местной культуры. Даже сюжет подчинён этой синкретической культуре: всё заканчивается на сороковой день после смерти художника.
После всех событий сын убитого посыпает мёртвого Людоеда хвоей, кладет монетки на глаза, а на лоб – рушник. Структура поселения остаётся прежней, только механизм власти теперь вращает не страх перед «воровским» – а терпение, воля и неотвратимость мести: «Вот она, педагогика! Давненько результатов подобных не видывал».
Корнем же местной культуры оказывается язык – заклинания и просто фразы на нём звучат в решительных моментах фильма. Побеждает не провинция – побеждает местное сообщество, возвращая себе своего талантливого уроженца. И кажется, что он и уходил только для того, чтобы вернуться – с новыми навыками и прежними ценностями.
