Если раньше само слово «украинец» как указание на нечто отдельное от исторической России звучало как вызов или оскорбление, то теперь факт разделения определяет действительность и в будущее с большой вероятностью мы пойдём разными дорогами. Это ставит вопрос о разделе наследства: о том, кто и что из наших двух народов вложил в разбираемое ныне строение, в том числе – церковное.
Церковное строение, впрочем, тут основное. В какой-то степени вокруг этого каркаса выстраивалась сама по себе империя: через Прокоповича, чуть ранее через Петра Могилу и малоросских священников, которые по большей части и провели Никоновскую реформу, заложив этим основы абсолютизма. В конечном счёте поповские дети определяли судьбу империи, причём не только Российской, но позже и СССР. А значит, весьма интересно посмотреть, как украинское или предукраинское духовенство влияло на русскую Церковь, начиная со времён присоединения Левобережной Украины к Москве и заканчивая нашим временем.
Фронтир на службе монархии
Специфический симбиоз начал складываться ещё задолго до присоединения. Когда Москва стала собирать вокруг себя мощное государство, в ней появился священник Иван Фёдоров, начавший было печатать книги. У этого инноватора «неожиданно» начались проблемы: «добрые люди» (с большой вероятностью монастырская братия, переписчики, доходам которых угрожало книгопечатание) сожгли его типографию, а сам Фёдоров уехал во Львов. Чуть позже он перебрался в Острог, где уже благополучно занимался печатной и просветительской работой.
Помимо большей терпимости к просвещению, местный истеблишмент нуждался в фёдоровском ноу-хау: с запада подступали латиняне, в упорной борьбе с римским влиянием православные князья и духовенство нуждались в развитой просветительской работе, которой в свою очередь очень способствовало книгопечатание. Иван Фёдоров заложил основы русского книгопечатания на века, и книги Почаевской Лавры, выходящие до сих пор, – его прямое наследие.
Полемическая традиция укоренилась в малоросских землях: вся православная Украина нуждалась в упорной и прежде всего интеллектуальной и просвещенческой борьбе против латинской Польши. В 1632 году Петр Могила основывает Киево-Могилянскую академию, которую поддерживал в числе прочих гетман Сагайдачный – участник похода на Москву 1618 года, после которого этих буйных чубатых парней с юга в Москве стали называть хохлами. Академия дала дорогу талантливой поросли образованных священников, знающих греческий и латынь, способных успешно полемизировать с не чурающимися насилия оппонентами. Бурсаки Гоголя этой породы: люди, готовые полемизировать не только посредством слова и духа, но и любыми другими способами.
Памятник Ивану Фёдорову у Китай-городской стены. Около 1910-1912 г. Фото: общественное досттояниеПосле присоединения левобережной Украины множество местных священников стало служить в Московии, оказывая интеллектуальное влияние на патриарха, который уже давно собирался что-то менять.
Сами по себе книжные справы были делом довольно-таки частым, особенно в допечатную эпоху. В печатную эпоху справа вяло шла чуть ли не с 20-х годов XVII века вплоть до Никоновского ноу-хау – согласовывать тексты непосредственно с греческими источниками. Возможно, появление печати как-то акцентировало внимание на деталях богослужения. Но вероятнее то, что новая справа просто сделала явным, кристаллизовала уже созревшее противостояние внутри Церкви и внутри Московского государства в целом. Дьякон Феодор Иванов в своем «Ответе православных» относит новые веяния в церковной справе к влиянию Мелетия Смотрицкого, православного церковного деятеля, который примкнул к унии на закате жизни:
«А не будет конца – того речения в Символе не обрящеши нигде же, аще и тмы тысящей харатейных книг и сербских проидеши [на них же ныне отступницы ссылаются ложно и простых прелщают], кроме униатскаго Символа, там не будет конца положили они прежде, как отступили веры своея и поддалися римскому костелу, и истиннаго униаты тогда отняли из Символа у себя; епископ их, униат, Мелетий Смотрицкой вынял».
Реформа сопровождалась укреплением власти царя, заложив основы уже абсолютистской монархии в начале XVIII века. Огромное влияние на это становление опять же оказали малороссийские церковные круги: на слуху у всех Феофан Прокопович, который стал ключевым идеологом петровских реформ.
После советского плена
Прошло время, и кончилась империя. Красную армию остановили латиняне-поляки, не дав ей в 1920 году взять власть над всей будущей Украиной. А на территории советской Украины, как и на остальной советской территории, начались времена славы Церкви, славы Её мучеников.
Несмотря на лояльность митрополита Сергия Страгородского, церковная структура была практически уничтожена большевиками. Что оставалось, переходило в подпольную форму, как бы повторяя путь староверов времён Никона.
Во время Великой Отечественной войны на оккупированных территориях открылись храмы, в которых служили уцелевшие священники. В Псковской миссии собралось множество священников из Прибалтики, совсем недавно ставшей советской, и зарубежной Церкви. У этих людей было вполне ясное отношение к советской власти, а у советской власти – к ним. Поэтому при советах открытые храмы остались без священников. Однако феномен Псковской миссии показал: запрос на приходскую жизнь, несмотря на годы атеистической пропаганды, настолько велик, что уничтоженное великоросское священство не могло его удовлетворить своим количеством. Последовало воссоздание церковной управляющей структуры, которое началось 8 сентября 1943 года и которое оппоненты Московского патриархата называют «созданием советской церкви товарищем Сталиным».
После войны СССР наконец всерьез пришел на западную Украину. МГБ долго и плотно занимался повстанческим подпольем, а флёр первых послевоенных лет мешал сделать с западноукраинскими приходами то же, что ОГПУ-НКВД уже сделали со всеми восточными. В 1945 году была вновь открыта Одесская семинария и в неё устремилось множество юношей с православной Волыни, Тернопольщины, Закарпатья. Они обладали трезвым хозяйственным умом, знанием литургии и семейственностью. Это позволило им задать во многом стандарты приходской и духовной жизни в СССР. Во многих регионах западноукраинские священники основали целые династии, которые сохраняют влияние и поныне. Иногда это рождает довольно скептическое к ним отношение:
«У нас были украинцы, да. Но ещё больше их было у вас в N, там целая мафия. Ну на N всегда было больше денег, а украинцы всегда к этому тянутся, как корова на пастбище» (из разговора с информантом).
Здание Одесской духовной семинарии в Михайловском монастыре. Фото: Yuriy Kvach/WikipediaКоличество священников в Советском Союзе было крайне небольшим, поэтому несмотря на разного рода дискриминацию жили они относительно неплохо – нужда в священстве не исчезала даже у второго и третьего поколения советских людей. Базовое воспроизведение литургической и молитвенной нормы было фронтиром, с которым боролась со всё ослабевающим энтузиазмом советская власть.
Храмы строились даже в годы хрущевских гонений. Западноукраинские священники повторили путь не столько киево-могилянских при Никоне, сколько путь русских первопроходцев, осваивавших Сибирь и дальний Восток. После войны складывалось новое советское общество со своими нравами, и западноукраинское священство частично задало базовый стандарт его духовной и приходской жизни.
Священник-великоросс и священник-западноукраинец
Наше исследование жизни современных русских приходов (при поддержке Фонда «Хамовники») показало это западноукраинское влияние и его объем.
Одна из епархий недалеко от Москвы почти полностью выстроена западноукраинцами. В начале новой постсоветской жизни там по пальцам можно было пересчитать священников-великороссов. Западные украинцы задали духовную традицию и воспитали смену.
«Украинское духовенство оказало решающее влияние. Если бы набирали из русских – я вас уверяю – трети бы не набрали. К концу советской власти у нас в области действовало 8 приходов, сейчас более 200. Поэтому если бы не украинское духовенство, было бы невозможно такое поднятие. У нас настоятель был выходец из Ровенской области. Большинство тех, кто пришли в конце 80-х – в начале 90-х к священному служению – мы все его воспитанники. А если бы его не было бы – кто бы нас вскормил бы?»
Впрочем, смена оказалась немного иного свойства. Это были поздние советские идеалисты, которые были готовы прийти в пустынное место и построить храм. Западноукраинцы, как говорят наши информанты, семейственные и хозяйственные: они лучше закрывают материальные вопросы, но храмом иногда занимаются мало.
«У нас есть приход, где батюшка служит лет 35 с небольшим. Я был там к примеру 35 лет назад. Вот в каком состоянии – полуразрушен, там один придел подштопаный и он служит в этом приделе. Храм находится в таком прискорбном состоянии, потому что он очень далеко даже от райцентра. И когда у нас на Богоявление стены ломились, у него никого не было. Приход по сути летний, летом дачники приезжают и идет жизнь. Батюшка сам с западной Украины и он конечно великий труженик. Он конечно великий труженик. Он и скотину разводил, и траву косил. И сельским хозяйством, там картошкой, занимался. Он и лошадей разводил – он одну лошадь умудрился … три раза продать. У него сейчас со здоровьем очень тяжело.. у него лесопилка была, он лес пилил. Он бревна ворочал, и со спиной у него большие сложности, со здоровьем очень тяжело. Очень тяжелая жизнь.
Но батюшка ездит на тойоте лендкрузере. Мы иногда ехидничаем, он отвечает: «подарили». Домик у него… Изначально ему отдали помещение сельской школы, там крысы ходили, такие щели были в палец. Он дочери построил небольшой такой домик трехэтажный, каркасный. Я понимаю, он все это заработал. Тяжело. Но люди видят другую сторону. Они видят полуразрушенную церковь, в которой десятилетиями ничего не меняется, и видят батюшку на лендкрузере. Я ему нисколько не завидую, не осуждаю. Я знаю его жизнь. Он больше работал, чем служил. Но люди видят всё иными глазами» (из разговора с информантом).
В другом регионе священник несколько десятилетий прослужил в соборе на промышленном берегу города, у него было многочисленное потомство. Сын построил будущий кафедральный собор, других священников с той же фамилией наберётся ещё с полдюжины. Сам основатель династии – почётный настоятель своего родного храма.
Ещё один западноукраинский священник наладил в советское время приходскую жизнь в городе, который был построен уже при большевиках. Он прошёл всякое – в частности, его посреди службы хватали и вывозили с прихожанами за город в снежный лес. Уже в новое время он построил ещё один большой храм и уехал в Сочи. А в городе выросло около десятка священников, служащих в разных частях региона. У одного из них – двухэтажный дом, трактор, масса иных признаков сельской зажиточности – и около десятка прихожан в добротно выстроенной церкви.
Подведем промежуточное резюме.
Как мы говорили выше, великороссы приходили в пустыню, строили храм – и отправлялись в новое место, подчас за сотни километров от плода своих трудов. Это обусловлено исключительно временем рукоположения: большая волна пошла уже в девяностых, когда старая история с церковной двадцаткой, «волгой» и некоторой стабильностью ушла в прошлое.
Подчас материальные основания их жизни плохо продуманы и оставляют желать лучшего. При этом великороссам свойственно заниматься чем-то в параллель к священству: они ведут военно-патриотические и туристические клубы, пишут книги и песни, занимаются реабилитацией зависимых.
Напротив, западноукраинские священники полны понимания своей социальной полноценности. Они почти всегда преуспевают материально и фокусируются на требах и в целом литургической жизни – без лишних инициатив. Они не отсвечивают, но остаются важным элементом духовной жизни русской Церкви. Наконец, нередко люди отмечают их душевность, доброжелательность. И высокое трудолюбие: один из наших знакомых священников родом из западной Украины практически специализируется на том, чтобы ставить новые храмы.
Их историческая роль в сохранении и развитии духовного наследия Русской церкви и её институции ещё только ждет верной оценки и запоздалой благодарности.
