Комбайнёр на царствии

Не прекращаются комментарии после смерти Михаила Горбачева, сходящего в гроб под шквал презрительных проклятий.  Честно говоря, не хочется присоединяться к общему хору, но принцип «либо хорошо, либо ничего» неприменим к политикам подобного масштаба

Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев во время прибывания в городе Абакан. Фото: Борис Бабанов/РИА Новости

Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев во время прибывания в городе Абакан. Фото: Борис Бабанов/РИА Новости

Я принадлежу к тому поколению, в котором Горбачёва принято винить во всех бедах Отечества, хотя я сам не отношу себя ни к числу его ненавистников, ни, тем паче, к числу его поклонников. 

Потому что у меня при всём желании не получается представить себе, как Горбачёв с Раисой Максимовной, злобно хохоча, замышляют гибель СССР в угоду заокеанским хозяевам.

Всё было проще и одновременно драматичнее. 

Михаил Сергеевич пришёл к власти, когда я учился в четвертом классе. Хорошо помню это время. Я шёл ранним промозглым утром в школу – было самое начало марта 1984 года, как вдруг улицу озарил веселый детский крик. 

- Ура, Черненко помер! Не учимся! 

- Ура! – подхватили десятки глоток, бежавших от школы в радостном возбуждении от предстоящих трёх дней траура по престарелому генсеку, который правил страной, не выходя из больничной палаты. 

Потом по телевизору показали Горбачёва, который выгодно отличался на фоне всех кремлёвских старцев. 

– Какой молодой, – порадовалась мама.

– Болтун! – презрительно отозвался папа.

Вскоре их оценки резко изменились – после объявленной в стране антиалкогольной кампании «Горбача» и «Мишу Меченного» не материли, наверное, только афонские старцы. Хотя многие и понимали, что с повальным пьянством в СССР надо что-то делать. Но для нашего поколения «комсомольские свадьбы трезвости» были настоящей школой лицемерия – когда моя двоюродная сестра выходила замуж, ей тоже устроили показную «свадьбу» с лимонадом «Дюшес» на столах, только все гости прекрасно знали, что водку разливают в подсобке из бутылок с этикетками «Лимонад “Буратино”». 

* * * 

С собой новый генсек действительно принёс много новых слов – «ускорение», «госприемка», «хозрасчет», «демократизация», «гласность», которые все партийные и хозяйственные работники тут же включили в своей тезаурус, повторяя их при каждом удобном случае, а чаще всего и без оного. Так тогда было принято. Потому что новая метла по-новому метет. Уверен, если бы однажды Горбачёв заявил о необходимости «бифуркации» или «синергетизации», то на следующий же день газета «Правда» как ни в чем не бывало вышла бы с передовицей «Бифуркацию в жизнь!», в которой подробно было бы расписано, как методы «синергетизации» помогут нам победить бюрократическую волокиту, волюнтаризм, догматизм и, конечно же, конформизм эпохи застоя.

Потом появилось и слово «перестройка», которое затмило собой все прежние горбачёвские лозунги – действительно, к чему ускоряться, если пора уже всё перестраивать?!

Но чем больше перестраивали, тем больше зверел народ, считая все реформы очередными причудами власти, которые в итоге всё равно выйдут для простого народа очередными издевательствами, как до этого вышли все андроповские и косыгинские «реформы».  

Правда, интеллигенция, очарованная гласностью, была от Горбачёва без ума, оправдывая все неудачи и провалы «перестройщиков» – дескать, они же хотели как лучше. 

* * *

Для меня символом горбачёвского «хотели как лучше» стал «Закон о госпредприятии», принятый в июне 1987 года с целью стимулирования советской экономики, но фактически запустивший лавинообразное крушение всей советской системы.

Вообще, чтобы лучше понять смысл и дух горбачёвских реформ, нужно просто перечитать законы и документы той поры – это же дичайшая смесь махрового популизма, детской наивности и дремучего невежества. 

«Главной задачей советского предприятия является всемерное удовлетворение общественных потребностей советского народного хозяйства и советских граждан, – гласила одна из первых статей нового закона. – Требования потребителей обязательны для предприятия, а их полное и своевременное удовлетворение – высший смысл и норма деятельности каждого трудового коллектива».

И дальше в том же духе – про власть трудящихся, общенародное достояние, отказ от командно-административных методов и возвращение к подлинному социализму с человеческим лицом и т.д. и т.п. Суть закона была прописана в самом конце: введение местного самоуправления на заводах и фабриках. 

Дескать, раз у нас общенародная собственность на средства производства, то пусть собственник – в лице трудового коллектива – и выбирает себе управленцев. Таким образом, полагали идеологи перестройки, трудовые коллективы будут контролировать директоров, выбирая только тех, кто будет действительно стараться ради роста благосостояния рабочих. 

В теории всё звучало хорошо и красиво, однако на практике всё получилось, как в русской армии летом 1917 года, когда солдатам после февральской революции дали право самим избирать командиров частей, после чего командиры утратили всякую власть над солдатами – отныне каждый приказ утверждался на общем собрании воинского подразделения: держать позицию или не держать. И фронт тут же посыпался. 

Только в нашем случае посыпалась советская экономика, потому что для директоров прямым следствием нового закона стала необходимость скорее обогащаться и ставить на ключевых постах «своих» людей, иначе вечно недовольный трудовой коллектив вас просто свергнет.

Президент СССР Михаил Горбачев и глава Казахской ССР Нурсултан Назарбаев на машиностроительном заводе. Фото: Борис Бабанов/РИА Новости
Президент СССР Михаил Горбачев и глава Казахской ССР Нурсултан Назарбаев на машиностроительном заводе. Фото: Борис Бабанов/РИА Новости

И для обогащения директоров новый закон давал все возможности. Прежде всего, был внедрён хозрасчет – директора предприятий получили право самостоятельно расходовать прибыль, остающуюся после расчетов с государством и поставщикам. И при каждом предприятии тут же стали создаваться ЦНТР – Центры новых технологических разработок, куда стали закачиваться деньги предприятия – директорам было поставлено в обязанность делать отчисления на научно-технический прогресс. В эти Центры принимали всех начальников среднего звена на зарплаты, в два-три раза превышающие официальные. Мораль проста: хочешь и дальше получать деньги в конверте – нужно обеспечить переизбрание директора. 

В нормальной экономике в такие игры не дает играть либо владелец предприятия, либо совет директоров, отстаивающий интересы акционеров. Но в данном случае собственник предприятий – государство – просто самоустранилось от всех проблем предприятий. У «народных» директоров не было даже ответственности за то, что предприятие не будет давать прибыли. Причем при хозрасчете прибыли и не могло быть в принципе – если государство отменяет поставки сырья и комплектующих по фиксированным ценам и одновременно запрещает предприятиям самостоятельно устанавливать цены на продукцию, то это самый прямой пункт к банкротству.

Почему запрещает? Потому что советская идеология не велит: какой же свободный рынок может быть при социализме пусть и с человеческим лицом?! 

Правда, когда власти осознали, что они своими руками запустили в стране кризис неплатежей и разорвали технологические цепочки, Горбачёв пошел на уступки: было введено понятие «договорных» цен – на новую продукцию и на продукцию по индивидуальным заказам. 

Ха! Тут-то дельцы из снабжения, привыкшие всеми правдами и неправдами выбивать фонды, и поняли, что пришло их время. Создали с директором кооператив, оформили заказ – и можно гнать продукцию по договорным ценам. Покрасил корпус детали в новый цвет, вот вам и новый товар.

Так буквально за год вся советская экономика была переведена в «теневой» режим. 

Моментально началось массовое и повсеместное растаскивание предприятий, а вскоре и само советское государство скончалось за ненадобностью, когда слушать нескончаемую болтовню Горбачёва с его плавным переливанием  из пустого в порожнее считалось уже дурным тоном даже среди комсомольцев.

* * *

Интересно, что в 2001 году мне представился случай поговорить о методах перестройки с самим главным «архитектором» – с Горбачёвым, который тогда создавал свою партию и собирался идти на выборы.

Я работал корреспондентом «Независимой Газеты», и Михаил Сергеевич дал мне полчаса на интервью.

У меня было всего два вопроса. Во-первых, знал ли Горбачёв, что его методы экономического «стимулирования» приведут к расцвету «теневой экономики»? И, во-вторых, понимал ли он, что его политика раздачи суверенитета всем национальным республикам, окраинам и округам неизбежно приведет к росту национализма и гонениям на русских?

И сразу же стало ясно, что интервью не получится. Михаил Сергеевич находился в своем космосе. Он всерьёз собирался идти в президенты, потому что считал, что народ его любит и хочет вернуть завоевания социализма в их перестроечном изводе. Что народ только и мечтает, как нАчать и углУбить.

Михаил Горбачев. Фото: Юрий Абрамочкин/РИА Новости
Михаил Горбачев. Фото: Юрий Абрамочкин/РИА Новости

Я робко вклинился в поток сознания Горбачёва и повторил свой вопрос про «теневую экономику» – знали вы, Михал Сергеич, о теневиках или нет? 

Но Горбачёв сделал вид, что не услышал вопроса, продолжая нести потоки банальщины про освобождение от уз тоталитаризма и социализм с человеческим лицом. 

Я и в третий раз попытался задать всё тот же вопрос – я ж настырный. Но тут подошел помощник Горбачёва и сказал, что, к сожалению, выделенное время на интервью уже закончилось. На следующий день он позвонил главному редактору и попросил вообще ничего не публиковать. Значит, Горбачёв всё-таки услышал мои вопросы.  

* * *

Увы, но теперь мы можем только гадать, что творилось в голове «отца перестройки», когда после череды старых и больных генсеков, многочисленных подковёрных интриг он получил власть над самой могущественной страной мира, которую он не знал абсолютно от слова «совсем». 

В кадрах он тоже ничего не понимал – его ведь друзья предали в 1991 году. Те люди, которых он путём долгой селекции собирал вокруг себя. И собрал бездарных ничтожеств, которые даже переворот не смогли устроить.

Рискну только предположить, что ни краха коммунизма, ни сдачи соцлагеря Западу, ни даже Союза сам Горбачёв не хотел, потому что без партии и без СССР он был и стал никем.

Наверное, он хотел, чтобы его все любили и уважали, чтобы и западные лидеры восхищались, и первое время у него действительно всё получалось – в обмен на все речи о перестройке и новом мышлении он купался в свете софитов и народной любви. 

Проблемы начались, когда он попытался действительно руководить государством в духе своих речей. Наверное, Горбачёв думал, вот сейчас проведём косметический ремонт, обои там поменяем, трубы и окна, а потом заживём с народом душа в душу, а там чуть тронули пальчиком, так краны все сорвало, и хлынувшая лавина снесла к чёртовой бабушке и трубы, и стены, и всю квартиру, и его самого. 

Но дело не только в прогнившем государстве. 

Как это ни печально звучит, но Советский союз пал жертвой своей же собственной отрицательной селекции управленческих элит. 

Это в Российской империи была выстроена целая система воспитания правящих сословий. К примеру, для воспитания царевичей Александра Павловича и Константина Павловича императрица Екатерина Великая выписала из Франции настоящих якобинцев, чтобы будущие правители России получили бы из первых рук представление о самых популярных общественных теориях. 

В Советском же союзе бытовало убеждение, что любая кухарка может управлять государством – будучи, конечно, вооружённой самым передовым марксистско-ленинским учением. Вот и доруководились, когда во главе страны стал простой ставропольский комбайнёр с самыми примитивными и дремучими представлениями о процессах управления, который привык идти наверх за счёт «правильных» речей с «правильными» словами. 

Вот и дошёл – до самого верха. 

На нашу голову. 

Читайте также