Качество проповеди, её духовное содержание во многом зависит от того, есть ли общение между проповедником и теми, к кому проповедь обращена. Смысл и сила слов будут разными в зависимости от того, говорятся они к знакомым или незнакомым, своим или чужим. Наставлять собрание может прежде всего тот, кто имеет в нем старшинство. Мы ведь не католики, которые делят церковь на «учащую» и «учащуюся», мы не предполагаем, что человек обладает как бы правом назидать собрание только в силу имеющегося у него священного сана. Назидает собрание тот, кто имеет не просто в этом собрании некий авторитет, но свидетельство от Бога и людей о своей жизни и христовой вере и о том, что такой человек действительно обладает духовными дарованиями для того, чтобы это собрание назидать.
Так же важен и общий «Аминь» (что значит – «Да будет!») народа на каждую молитву, произносимую предстоятелем. А для этого надо эту молитву слышать и понимать. Св. Иустин Мученик говорит в своей Первой Апологии о том, что без общего «Аминь» не бывает никакой молитвы, она без этого как бы не полна и не завершена. И конечно, та молитва, на которую ты не можешь сказать «Аминь», вызывает вопросы. Сейчас текст богослужения давно регламентирован и часто приходится слышать, когда какой-нибудь священнослужитель один служит молебен или крестит и возглашает сразу и «Господу помолимся!», и «Господи, помилуй», как будто это нечто вроде формул, без которых молитва, что называется, «не работает».
Cafeteria type и святое лобзание
Итак, на церковной молитве не только человек общается с Богом и Бог с людьми, на богослужении также есть место и общению между членами церковного собрания, что плохо опознается молящимися в современном богослужебном чине. Это общение во Христе выражает себя в определённых литургических действиях, например, во взаимном причащении предстоятеля и сослужителей в алтаре, которое ныне совершенно забыто, а некогда и помыслить иное было невозможно. Древний порядок причащения сослужащих, преподания святых Тела и Крови Христовых отличался от нынешнего, который архимандрит Роберт Тафт называет « self-service cafeteria-style clergy communion» – по типу самообслуживания в кафетерии, когда каждый индивидуально причащает себя. Древние памятники свидетельствуют о том, что причащение в алтаре было взаимным. И что самое удивительное, эта практика касалась всех – и младших, и самых старших в собрании; даже епископ мог благоговейно принимать святые Дары из рук, например, новопоставленного дьякона, поскольку причащение не есть «взятие», оно есть «принятие» святых Даров. Ныне мы наблюдаем лишь какие-то остатки древней практики, которая, к сожалению, в истории претерпевала значительные изменения и имеет существенные утраты.
Ещё одним не только знаком, но и действием подлинного общения является целование мира, которое прежде всего свидетельствует, что в этом собрании нет никакого взаимного отчуждения, злобы и вражды – здесь находятся братья и сестры. Как говорит святитель Кирилл Иерусалимский, это «лобзание знаменует соединение душ и отгнание всякого памятозлобия», и оно не таково, какое бывает на пирах и рынках, пусть и между друзьями. То есть это не внешний акт, но выражение внутреннего единства.
Целование мира подтверждает, что в собрании нет предателя, или соглядатая, или человека, сеющего раздор. Вспоминается одно из прошений в древнем памятнике «Завещание Господа нашего Иисуса Христа»: «Кто враждует на ближнего, да удалится – Бог все видит». Целование мира – это литургический акт, утверждающий, что эти люди могут вместе приносить Богу жертву хвалы. Как сказано в Нагорной проповеди, если ты принёс к жертвеннику дар твой и вспомнил, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь дар твой перед жертвенником и пойди, примирись с братом и тогда только приходи со своим приношением (то есть и с даром, и с прошением) к Богу. Только тогда твоё приношение будет Богу угодно.
Не прощай нам долги наши
Мы порой забываем о том, что есть условия, при которых мы можем быть услышаны или не услышаны Богом. Вспоминаю случай, когда в нашей приходской общине был какой-то период частых личных конфликтов, мелочных нестроений; видимо, к нашему духовному попечителю приходили люди и жаловались друг на друга. И тогда о. Георгий сказал в слове перед исповедью: «Кто не может простить ближнего, пусть, когда молится, не читает предпоследнее прошение Молитвы Господней: “И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим”». Я помню, как на многих это подействовало. Тогда мы пережили целование мира не только как свидетельство о мире, но это ещё и возможность творить мир, если его вдруг недостаёт или вовсе нет. Не всегда можно все сложности непременно объяснить, прояснить, непременно вербализовать. Но если ты видишь, что человек подходит к тебе и говорит: «Христос посреди нас!», это значит, что он просит у тебя прощения, и ты ему это прощение даёшь. И все. Не надо больше никаких разговоров, выяснений – отношения выпрямлены.
Конечно, что-то надо и прояснять, взыскивая правду, потому что не всегда целование мира можно дать или примириться только таким целованием. Я знаю несколько таких случаев. Например, когда у престола Божьего творится беззаконие или когда разрушается церковное собрание руками беззаконных людей, и человек, творящий это разрушение, подходит и говорит: «Христос посреди нас». Как ты можешь ему дать целование мира? Это невозможно, как невозможно его дать человеку, о котором ты доподлинно знаешь, что он в этом собрании соглядатай, что сердце его далеко отсюда. Святой возглас «Христос посреди нас!» не должен обесцениваться и превращаться в формальный знак.
