Чехословакия в социалистическом лагере всегда была страной особенной. К примеру, если во всех странах «Восточного блока» коммунисты пришли к власти на штыках Советской армии, то в Праге за компартию проголосовали сами жители – на выборах в учредительное собрание 1946 года. Причём коммунисты получили большинство в Чехии и заняли второе место в Словакии, значительно уступив Демократической партии. Но уже к февралю 1948-го они захватили власть во всей стране, добившись «добровольного» ухода с поста президента Эдварда Бенеша, который ещё во время Второй мировой войны возглавлял лондонское правительство в изгнании. Сейчас эти события в Чехии называются «коммунистическим переворотом», ведь новая конституция, провозгласившая образование Чехословацкой народной республики, покончила и с выборами, и с конкуренцией разных политических партий (хотя с формальной точки зрения никакого «переворота» не было, а президент Бенеш, отказавшийся подписать новую конституцию, свободно жил на своей вилле в городе Сезимово-Усти). Так или иначе, под давлением СССР вскоре и в Чехословакии начались процессы против «врагов народа» и «троцкистско-титоистско-сионистских наймитов» – именно с такой формулировкой в 1952 году казнили генсека ЦК компартии ЧНР Рудольфа Сланского и ещё 13 видных коммунистов. Зато волнения, связанные со смертью Сталина, прокатившиеся по странам «социалистического лагеря», Чехословакию практически никак не задели – в стране была своя атмосфера.
* * *
«Пражская весна» началась лишь в январе 1968 года, когда на посту первого секретаря ЦК КПЧ «сталиниста» Антонина Новотного сменил «реформатор» Александр Дубчек, который провозгласил курс на построение «социализма с человеческим лицом». Причём это было не просто «человеческое лицо», но словацкое лицо: дело в том, что Дубчек, в отличие от всех прежних партийных лидеров, по национальности был словаком, а вопрос этнического происхождения для Чехословакии имел деликатное значение. Считалось, что чехи в годы Второй мировой войны были оккупированным народом, тогда как словаки имели своё государство – Словацкую республику, союзную Третьему рейху, то есть считались пособниками гитлеровцам. Поэтому в Чехословакии они были отодвинуты на вторые роли – например, до Дубчека словаков во власть никто не пускал (хотя ни один чех не признается в том, что словаки в годы социализма каким-либо образом ущемлялись в правах). И вот, пока Дубчек пытался обновить социализм и изменить национальное устройство, словацкие интеллектуалы решили требовать от власти более серьёзных перемен. Писатель Людвик Вацулик написал манифест «Две тысячи слов» с призывом реформировать саму Компартию. В ЦК КПЧ документ рассматривать отказались, зато манифест внимательно прочитали в Москве. И в конце марта 1968 года ЦК КПСС разослал по секретарям обкомов и горкомов секретное сообщение «О положении в Чехословакии», в котором обличалась политика чешских коммунистов: «В Чехословакии ширятся выступления безответственных элементов, требующих создать “официальную оппозицию”, проявлять “терпимость” к различным антисоциалистическим взглядам и теориям. Неправильно освещается прошлый опыт социалистического строительства, выдвигаются предложения об особом чехословацком пути к социализму, который противопоставляется опыту других социалистических стран... Более того, в ряде газет, по радио и телевидению пропагандируются призывы “к полному отделению партии от государства”, к возврату к буржуазной республике...»
Уже 23 марта в Дрездене состоялась встреча руководителей партий и правительств шести социалистических стран – СССР, Польши, ГДР, Болгарии, Венгрии и ЧССР, на которой Дубчек был подвергнут резкой критике. Тот искренне недоумевал: а почему это Чехословакия не может идти своим путём в деле строительства социализма?! – Дубчек в политике был случайным человеком, – так охарактеризовал лидера «Пражской весны» известный чешский диссидент Вацлав Клаус, ныне президент Чехии. – Возможно, в качестве лидера страны он был предпочтительнее многих «сталинистов» старой закалки, но он просто не умел просчитывать последствия своих шагов, а поэтому поставил республику на грань катастрофы. Брежнев был в ярости: в условиях ядерного противостояния двух мировых сверхдержав задавать такие «наивные» вопросы о своём «особом» пути развития социализма мог или идиот, или потенциальный предатель.
Поэтому, вернувшись в Москву, Леонид Ильич отдал приказ маршалу Матвею Захарову, начальнику Генерального штаба Вооружённых Сил СССР, готовить план операции по восстановлению полного контроля над Чехословакией – в историю это вторжение вошло под кодовым названием «Операция “Дунай”». Впрочем, воинственный пыл Брежнева несколько остудил венгерский лидер Янош Кадар, напомнивший о событиях 1956 года, когда в ходе подавления советскими войсками вооружённого восстания в Венгрии были убиты несколько тысяч человек. И тогда Брежнев решил дать Дубчеку второй шанс – на конференции 29 июля 1968 года в городе Чиенра-над-Тисой. И в ходе личных переговоров Дубчек вроде бы согласился не заигрываться с «человеческим лицом» – то есть проводить согласованную с Москвой внутреннюю и внешнюю политику, но взамен он поставил вопрос о выводе небольшого контингента Советской армии, который остался в стране с окончания Второй мировой войны – для обучения Чехословацкой армии. Для Брежнева это предложение стало сигналом: Чехословакия разрывает военное сотрудничество и готовится выйти из Варшавского договора. Но даже перспектива выхода хотя бы одного государства из Варшавского Договора была для СССР абсолютно неприемлема.
* * *
Решение о вводе войск было принято на расширенном заседании Политбюро ЦК КПСС 16 августа и одобрено на совещании руководителей стран Варшавского Договора в Москве 18 августа. Формальным поводом послужило письмо – обращение группы партийных и государственных деятелей ЧССР к правительствам СССР и других стран Варшавского Договора с просьбой об оказании интернациональной помощи.
Переговоры между советским и чехословацким руководством (23 - 26 августа 1968 года). Подписание совместного коммюнике. Фото: Василий Малышев / РИА НовостиДругим поводом к вторжению послужила информация об американских танках, находящихся на границе с Чехословакией. Дело в том, что в 1968 году американцы снимали фильм «Ремагенский мост» – о боях за рейнские мосты в конце Второй мировой войны. Власти ФРГ снимать на Рейне не разрешили из-за интенсивного судоходства. Но разрешение на съёмки – в пику СССР – дала Чехословакия. Одновременно в ФРГ развернулись и учения сил НАТО под названием «Черный лев», и советская разведка предположила, что Пентагон готовит вторжение в Чехословакию, а под видом съёмочной группы с двумя десятками американских танков в страну прибыли штурмовые группы 4-й танковой дивизии США, дислоцированной всего в нескольких десятках километров от чехословацкой границы. И в Политбюро началась настоящая паника: «мы теряем страну, войска НАТО уже там, надо действовать как можно скорее!».
И Брежнев, всё ещё находящийся под впечатлением от молниеносной Шестидневной войны 1967 года в Израиле, когда немногочисленная израильская армия вдребезги разнесла армии Египта, Сирии и Ирака, подготовленные советскими военными советниками, решил действовать на опережение. С чисто военной точки зрения, «Дунай» стал образцом стратегии и тактики. Основная роль в захвате страны отводилась воздушно-десантным войскам советской армии. Войска противовоздушной обороны, Военно-морской флот и ракетные войска стратегического назначения приводились в повышенную боевую готовность. Действия интернациональной армии велись по трём фронтам – были созданы Прикарпатский, Центральный и Южный фронты. Учитывая роль, возложенную на воздушные войска, на каждом из фронтов было предусмотрено участие воздушных армий. Подобного профессионализма мир ещё не знал – средняя по размерам европейская страна была захвачена в рекордно короткие сроки с минимальными потерями. В ходе вторжения было убито 108 и ранено более 500 граждан Чехословакии, боевые потери советских войск за время операции составили 12 человек погибшими и 25 ранеными и травмированными (небоевые потери за этот же период – 84 погибших и умерших, 62 раненых).
* * *
Итак, в ночь с 20 на 21 августа 1968 года подлетающий к чешскому аэропорту «Рузина» пассажирский самолёт запросил вынужденную посадку. Но как только самолёт приземлился, из него посыпались десантники 7-й воздушно-десантной дивизии, которые за несколько десятков минут взяли здание аэропорта под свой контроль. С этого момента самолёты с десантниками и военной техникой пошли в аэродром сплошным потоком – на посадку одного самолёта давалось ровно 30 секунд.
Генерал Лев Горелов, который в 1968 году был командиром той самой 7-й гвардейской дивизии ВДВ, позже вспоминал:
– Для подготовки операции требовалось отработать особенности ведения боевых действий в городах. А в уставах общевойсковых, пехота где, там про города ничего нет. Что же делать? А у нас в армии служили ребята с деревень, некоторые и в домах-то не были, не знают, что такое многоэтажный дом. Собрал я ветеранов, которые в отставке, которые когда-то брали населённые пункты во время войны. Пишем временное наставление по взятию многоэтажного дома. Выводим дивизию, полки, а полки стояли раздельно, а в каждом городе есть микрорайоны. Так вот мы с рассветом до тех пор, пока люди придут с работы, мы там тренировались – взятие населённого пункта отрабатывали. Что нас спасло от кровопролития? Почему в Грозном мы потеряли 15 тысяч наших ребят молодых, а в Праге нет? А вот почему: в Праге были готовы отряды самообороны, которыми руководил Смарковский, был такой идеолог. Они сформировали отряды, но оружие не выдавали, потому что оружие у чехов выдавалось только по боевой тревоге – приходи, бери оружие. И мы захватили эти склады с оружием в первую очередь, и только потом мы брали здания ЦК, Генеральный штаб, правительства и так далее. Чехи утром проснулись – а у складов уже стоит наша охрана. Всё.
Владимир Ткаченко, служивший в 1968 году командиром танка 274-го мотострелкового полка, вспоминал:
– Утром началось «светопреставление»: масса людей, более тысячи человек обступили наши БТРы и танки, пытаясь прорваться к складам с вооружением. Вой заводских сирен, крики, свист, отдельные истерические граждане рвали на себе рубашки: «Стреляй в меня!». Нас забрасывали камнями, бутылками, металлическими предметами. Когда группа молодчиков попыталась перевернуть БТР, пришлось открывать предупредительный огонь.
* * *
Одновременно с десантом в Праге с севера и с юга границы страны перешли войска стран Варшавского договора. Уже в 10 утра арестованный Александр Дубчек по приказу Брежнева выступил по общенациональному радио и призвал чехословацкую армию и население не оказывать никакого сопротивления войскам союзников. Иван Павловский (в 1968 году – командующий союзническими войсками, оккупировавшими Чехословакию) вспоминал:
Митинг на Вацлавской площади. Фото: Юрий Абрамочкин / РИА Новости– Назначение я получил 16 или 17 августа, за три-четыре дня до начала операции. Первоначально во главе союзных войск предполагали поставить маршала Якубовского. Вдруг меня вызывает министр обороны Гречко: «Ты назначаешься командующим соединениями, которые будут входить Чехословакию». Я вылетел в Польшу, в штаб-квартиру Северной группы войск. Там застал Якубовского. Он показал на карте, какие дивизии и с какого направления выходят. Начало операции было назначено на 21 августа в ноль один час. Гречко предупредил: «Команда будет из Москвы, твоё дело следить, чтобы её выполняли». В назначенный час войска пошли. И тут опять звонок Гречко: «Я сейчас говорил с Дзуром (министр национальной обороны ЧССР) и предупредил, что если чехи, не дай бог, откроют огонь по нашим войскам, это может кончиться плохо. Попросил дать команду чехословацким частям, чтобы никуда не двигались, никакого открытия огня, чтобы сопротивления нам не оказывали». После того как пошли войска, примерно через час, опять звонок Гречко: «Как дела?». Докладываю: такие-то дивизии там-то. Кое-где люди выходят на дороги, устраивают завалы. Наши войска обходят препятствия... Мы расположились в здании Генерального штаба, спали на стульях и на полу. Дали комнату, где я сидел со своими телефонами и радистами. В советском посольстве порекомендовали встретиться с Президентом ЧССР Людвиком Свободой. Я взял с собой венгерского генерала, нашего, немецкого... Я сказал: – Товарищ президент, вы знаете, в Чехословакию вошли войска государств – участников Варшавского договоpa. Я пришёл доложиться по этому вопросу. И поскольку Вы генерал армии и я генерал армии, мы оба военные, Вы понимаете, нас к этому вынудила обстановка. Он ответил: – Я понимаю. Президент говорил по-русски. Он бывал в Советском Союзе, командовал чехословацким батальоном, развернул его в бригаду, потом в корпус, в мае 1945 года ввёл корпус в Прагу. Я спросил, есть ли претензии к нашим войскам. Он ответил, что особых претензий нет. Вот только по ночам бывает стрельба трассирующими пулями, и это нехорошо. Честно говоря, я бы не сказал, что отношение населения к нам было дружелюбным. Несмотря на то, что наша армия освободила Прагу, что мы вместе с чехословацкими войсками участвовали в боевых действиях против гитлеровцев, каждый чех вправе был иметь на нас обиду. Чего мы пришли туда? Мы разбрасывали с самолёта листовки, разъясняли, что вошли с мирными намерениями. Но вы сами понимаете, если я, непрошенный гость, приду к вам домой и начну распоряжаться, это не очень понравится.
Митинг на Вацлавской площади. Фото: Юрий Абрамочкин / РИА Новости* * *
Евгений Котляров (в 1968 – лейтенант, командир группы глубинной разведки взвода Отдельного разведывательного батальона 14-й гвардейской мотострелковой дивизии): – Сигнал на начало операции мы получили 20 августа 1968 года ровно в 24.00. Блокировав подразделения пограничных войск и пропустив авангард дивизии, батальон двинулся по своему маршруту через крупный населённый пункт Мост к юго-западной границе Чехословакии с ФРГ, к населённому пункту Железна Руда. Разведка осуществлялась путём поиска на машинах ГАЗ-69 и ГАЗ-69А, которые были на вооружении офицеров КГБ и моей группы соответственно. Обнаружив заставу или погранотряд, мы подъезжали к нему не ближе, чем на 50 метров. Офицер КГБ договаривался о встрече и шёл к пограничникам на переговоры. Мы же на нашем автомобиле оставались на месте, но уже под прицелом орудий. И так было каждый раз, пока мы не выполнили свою работу... Что хотелось подчеркнуть, если в начале движения по территории Чехословакии население, проснувшись, приветствовало нас из своих окон, то уже днём 21 августа картина наблюдалась противоположная. Население собиралось вдоль улиц, на площадях на демонстрации и митинги, а к вечеру того же дня были и отдельные столкновения...
* * *
Владимир Андреев (старший офицер оперативного отдела 8-й Краснознамённой танковой дивизии Прикарпатского военного округа):
– Вечером 23 августа 1968 года я получил боевой приказ убыть с группой офицеров в г. Годонин и предъявить ультиматум командованию танкового полка чехословацкой армии, которое отказалось выполнять распоряжение Министра обороны ЧНА генерала Дзура: «Не оказывать сопротивления союзным войскам». Командование чешского полка отказалось выполнять предлагаемые условия. Офицеры ЧНА вели себя высокомерно, среди них оказалось много сторонников мятежников. И только когда по нашему докладу в город прибыло два наших танковых батальона 27-го гвардейского танкового полка, командование чехословацкого полка приняло условия нашего ультиматума... В ходе переговоров было обнаружено, что один танковый батальон чешского полка был выведен из расположения части и находился в 3-х километрах от гарнизона, в готовности в любой момент вступить в бой с советскими воинскими частями. Командование чешского полка, по распоряжению нашего командования, было арестовано.
* * *
Николай Мешков (в 1968 году – старший сержант мотострелкового полка) вспоминал:
– Командир полка полковник Клевцов, боевой командир, участник Великой Отечественной войны, а также участник Венгерских событий, сказал: «Я научен горьким опытом Венгерских событий, из-за приказов “не стрелять” полегло много солдат. А нам отдан приказ защищать социалистические завоевания в ЧССР и мы их защитим с оружием в руках, и на каждый выстрел с их стороны, мы ответим тем же!» Первые 50 километров прошли без происшествий. Проезжая где-то в 2 часа ночи какой-то населённый пункт, где была расположена одна из воинских частей ЧССР, мы увидели, что солдаты выводили танки и машины по боевой тревоге. Первые пулемётные очереди мы услышали, не доходя до Праги примерно 40 километров. Каждый из нас сразу нашёл свою каску, половина солдат спустилась внутрь БТР.
Все солдаты присоединили рожок к своему автомату и поставили на боевой взвод. Солдатские шутки отошли в сторону. Город встретил нас настороженно. Вокруг никаких указательных знаков, улочки узкие. Везде 10–15-этажные здания. Танк в таком месте казался спичечным коробком. Почти через километр на пути машин встала первая преграда – баррикада из машин и автобусов, все советского производства. Наша колонна остановилась. Из какого-то здания, сверху начался обстрел из автоматического оружия. Пули зацокали по броне БТР, нас как ветром сдуло внутрь машины. В ответ мы тоже открыли огонь из автоматов. Никто не пострадал. Головному танку был отдан приказ: выстрелить холостым зарядом, чтобы очистить дорогу. Выстрел прогремел внезапно, нарушив тишину раннего утра. Баррикада из машин разлетелась, некоторые машины перевернулись и загорелись. Колонна двинулась дальше. ... Дорога проходила вдоль реки, а слева находились высотки. Дорога была очень узкой, два танка, находясь на ней, не смогли бы разъехаться. Километра через полтора, на повороте, появилась толпа вооружённых людей, которые открыли по нам огонь. Передний танк начал уходить вправо, чтобы не наехать на безоружных людей, проломил парапет и упал в реку. Затем люди стали разбегаться по домам, а мы огнём оттесняли вооружённых боевиков. Трое из них погибли, а у нас было два раненых и погибший экипаж... Ещё по пути до Праги было две баррикады из машин и автобусов. Вперёд колонны выдвинулся БАТ с очистителем и разгрёб баррикады, как кучу мусора. Нас ещё трижды обстреливали с домов... Позади загорелся БТР, метров через 40 ещё один, солдаты выскакивали из машин. На БТР с окон была сброшена смесь в целлофане, когда при ударе целлофан разрывался, смесь сразу же возгоралась как бензин, командиры сказали, что этот огонь потушить невозможно...
Советские танки на улицах Праги. Фото: Юрий Абрамочкин / РИА НовостиДобравшись с потерями до резиденции правительства около 7 утра и окружив её со всех сторон, мы не увидели ни одного десантника, их не было. Как потом выяснилось, они по каким-то причинам задержались почти на три часа и добирались к месту назначения кто на чем мог. В общем, колонна мотоциклов, на которой они прибыли, составляла 100 единиц. Но их сразу отвели на другие рубежи, их задание выполнила наша часть. На северной стороне располагался полк немцев, рядом с ними венгры, а чуть дальше поляки. К 8 утра город проснулся как по команде, оглушённый взрывами, стрельбой автоматов и пулемётов. Все войска союзников вошли в город на 6 часов раньше, чем нас ждали. Город зажил военной жизнью, появились военные патрули. Стрельба в городе не прекращалась, а нарастала с каждым часом. Мы уже хорошо различали, где бьёт наш пулемёт, а где чужой, выстрелы наших пушек и взрывы чужих снарядов. Только веер пуль нельзя было различить, он в полёте одинаков. Появились первые пикетчики, студенты. Они устроили забастовку, потом пошли на штурм, мы еле сдерживали натиск. Произошёл захват гаубицы, мы взводом отбили пушкарей.
... В памяти остался случай: из толпы выходили чехи, хорошо говорившие по-русски, и предлагали нам убираться с их земли по-хорошему. Толпа из 500–600 человек стала стеной, как по команде, нас отделяло метров 20. Из задних рядов на руках они подняли четырёх человек, которые осматривались по сторонам. Толпа притихла. Они что-то показывали руками друг другу, а потом мгновенно выхватили короткоствольные автоматы, и прогремели 4 длинные очереди. Мы не ожидали такого подвоха. 9 человек упали замертво. Шестеро было ранено, стрелявшие чехи мгновенно исчезли, толпа остолбенела. Впереди стоящий солдат, у которого убили друга, разрядил обойму в толпу. Все разошлись, унося своих убитых и раненых. Так первая смерть пришла к нашим «пушкарям». В дальнейшем мы стали умнее, всех бастующих брали в кольцо, и проверяли каждого на предмет оружия. Не было ни одного случая, чтобы мы его не изъяли, по 6–10 единиц каждый раз. Людей с оружием мы передавали в штаб, там с ними разбирались.
Неделя боев и стрельб оставила свой отпечаток. Однажды, проснувшись утром, я заглянул в зеркало и увидел, что у меня седые виски. Переживания и смерть товарищей дали о себе знать... Где-то на пятый день утром, в километре от нас ударил шквальным огнём пулемёт. Пули зацокали по стенам, осыпая струйки песка. Все упали на землю и прикрыли головы руками, начали передвигаться ползком. Поступила команда подавить огневую точку. Пулемёт бил, не давая поднять головы, пули, рикошетя о брусчатку, издавали жужжащий звук, от которого замирало сердце. Я почувствовал что-то горячее в правой ноге, переполз за угол, снял сапог. Он был порван, вся портянка в крови. Пуля рассекла сапог и разрезала кожу на ноге, по сути, царапина. Перемотал пакетом и сделал укол. Боли как таковой не было, повезло. Принял боевое крещение. Ребята из второй роты, а они были гранатомётчики, подавили огневую точку. С одного залпа гранатомёта 4-этажное здание, откуда вёлся огонь, стало 3-этажным, один этаж осел полностью. После такого выстрела охватывает гордость за мощь нашего оружия.
... Где-то на двадцатый день военных действий бои начали утихать, происходили только мелкие стычки, хотя были и убитые, и раненые. Ещё опишу один случай. В один из дней сентября 1968 года нашу роту послали на разгрузку продовольствия для армии. Пришло 4 железнодорожных холодильника, гружённых тушками свинины и говядины, 2 вагона масла, колбасы, тушёнки и круп. Перед разгрузкой наши врачи проверили продукты на пригодность, оказалось все мясо и остальное продовольствие отравлено, хотя все пломбы и документы сопровождения целы. Эшелон перегнали дальше от города, в поле. Военные выкопали траншеи. Мы в химзащите выгрузили продовольствие в ямы, полили дизельным топливом и подожгли. Все сравняли с землёй... Шла настоящая война...
Советский танк на одной из улиц Праги. Фото: Юрий Абрамочкин / РИА Новости* * *
Лейтенант Александр Засецкий (в 1968 году – командир радиовзвода):
– Чешский народ встретил нас по-разному: взрослое население – спокойно, но настороженно, а вот молодёжь – агрессивно, враждебно и вызывающе. Она была здорово «обработана» враждебной пропагандой. В Праге тогда было полно выходцев с Запада, их потом ловили и выдворяли. От молодёжи, в основном, были нападения, стрельба, поджоги машин и танков. На наших танках над моторным отсеком крепились две бочки с горючим, так они прыгали на танк, пробивали бочки и поджигали их. Танк горел. Потом был приказ – бочки снять. Были конечно и людские потери. Со мной на вертолёте работал радист Лёня Пестов, жаль, не знаю из какой части. Через несколько дней, когда его не было видно, спросил – где Лёня? Говорят погиб. Вертолёты, на которых мы летали, обстреливали многократно. Некоторые сбивали. Гибли люди. Помню, сбили вертолёт с журналистами. Двое журналистов и пилот погибли. Хотя иные моменты тогдашней боевой жизни вспоминаю с удовольствием. Рядом с нашим расположением находилась усадьба, был большой роскошный сад. Осень. Всё созрело, плодов уйма. Чтобы не было искушения полакомиться из сада, командиром была организована охрана этой усадьбы. Когда немного всё успокоилось, приезжает пожилой чех на трехколёсном автомобильчике и просит разрешения собрать в саду урожай. «Если что осталось», – как он выразился. Каково же было его удивление, когда он увидел, что всё цело, всё в полном порядке, а ему в помощь для уборки выделили отделение солдат. Растроганный пожилой чех расплакался и долго благодарил.
* * *
Валерий Демьяновский (в 1968 – старший водитель 20-й танковой дивизии):
– Мне определено было место в авангарде, и со мной в «комдивовскую» белую «Волгу» сели два корреспондента АПН Зворыкин, Соколов и рядовой Мельниченко Николай. Помню, как пересекали границу ЧССР, обезоруженные чешские пограничники молча сидели на посту, равнодушно смотря на вереницы армейской техники. После границы узкая, извилистая лесная дорога проходила мимо маленьких деревень, и удивлённые жители, разбуженные рёвом танковых моторов, молча смотрели на происходящее. Так мы подошли к г. Либерец. Впереди меня шли танк и два штабных автобуса. Спуск в город был узким и выходил на площадь. Я немного увеличил дистанцию, чтобы камни из-под колёс не разбили лобовое стекло. Было около трёх часов ночи. Многолюдная толпа стояла вдоль дороги. Колонна пересекла площадь, и один из автобусов остановился на выходе. Полетели в него доски, камни, я остановился, и остановилась колонна за мной.
"Пражская весна" в Чехословакии. Фото: Юрий Абрамочкин / РИА НовостиВначале я подумал, что он застрял, но видимо заглох мотор, и когда он завёлся, выпустив шлейф дыма, и тронулся с места, проезд моментально заняла толпа молодых кричащих парней, размахивающих кто доской, кто ломом, выкрикивая что-то типа: – Иван, иди сюда, мы тебе покажем! Они видимо думали, что в машине едет высокое начальство, я же в свою очередь подумал, что вверенная мне боевая единица М-21 против лома не устоит. Помня приказ комдива «Никакой задержки в пути, сломался танк, БТР, любая техника, которая мешает продвижению, вперёд – в кювет её! Задержка на марше – ПРЕСТУПЛЕНИЕ!» Вышел я из машины с автоматом наизготовку, закричал, чтобы все разошлись по домам, но мне в ответ из какого-то окна вылетел молоток... И тогда я выпустил в воздух длинную предупредительную автоматную очередь. Мне показалось, что она подействовала отрезвляюще... Но не на тех, кто стоял с ломами в руках. Крикнул Николаю, если будут нападать, бей по ходу. За эти сто метров я набрал приличную для «Волги» скорость, выскочили мы с площади, а наша колонна уже ушла, сзади слышна стрельба нешуточная, куда ехать не знаю. Хорошо, что траки на булыжнике оставляют зазубрины, так я по ним и догнал наших. Они тоже поучаствовали в инциденте в каком-то селе, и офицер в звании капитана сказал просто: – Есть боевой Устав – на огонь огнём! Друг дружку не бросать, танк вперёд, при обстреле – держим круговую оборону! Рука у него была забинтована, но голос бодрый и вселяющий уверенность. Такой маленькой колонной мы и прошли несколько десятков километров.
* * *
Иван Кириллов (в 1968 – рядовой отдельного полка связи):
– В первый день ввода войск содружества в ЧССР была суматоха: колонны войск запрудили дороги, чьи-то реактивные самолёты сверху на сверхнизкой высоте пролетали, и в окнах домов лопались стекла... На улицах толпы народа, проезжать было тяжело. Ехали мы в центр Братиславы, чтобы у Дома радио заглушить радиостанции. Накануне к нам, в Венгрию, прилетел на вертолёте маршал Василевский со свитой. Построили полк, он и говорит: – Товарищи солдаты, на вас выпала высокая честь защитить идеалы социалистического строительства в соседнем государстве ЧССР. Наши отцы и деды освободили от фашизма братьев славян, а теперь происки империалистов и их пособников националистов хотят произвести там переворот. Этого мы не допустим! С честью и достоинством выполняйте свои воинские обязанности, и смотрите – враг не дремлет! По дороге и в самой Братиславе на нас буквально градом сыпались оскорбления от местных жителей. И не только оскорбления – танкисты, возле которых мы мимо проезжали, рассказали о том, что в их танк попала бутылка с зажигательной смесью. Хорошо, что бутылка попала сбоку на танк, а не на трансмиссию, где располагается моторный отсек, а то б они сгорели. Стрелять вначале не разрешалось, но разрешили и нам после решительных действий воинов ННА – Национальной Народной Армии из ГДР. И Войско Польское тоже твёрдо действовало против провокаторов. Может и грубо, но по-иному действовать было нельзя.
* * *
Айткали Исенгулов, бывший заместитель командира 144-й роты специального назначения, позже вспоминал:
– Конечно, народ встретил ввод войск недружелюбно, особенно молодёжь. Везде были плакаты об агрессивном характере этой политической акции. Особенно неприятный случай со мной произошёл в городе Кадане, где по нашей машине был произведён выстрел и ранен водитель машины, но принятыми быстрыми мерами затора в колонне не было. Но мы все почувствовали, что провокации могут быть повторены, приняли необходимые меры безопасности. Твёрдо могу сказать, что ни одного случая применения оружия по гражданскому персоналу не было. Отношение к ним солдат и сержантов, офицеров и генералов было доброжелательное, но твёрдое. Установка – на провокацию не поддаваться, но решительно её пресекать – выполнялась неукоснительно. Одурманенная молодёжь в сшитых из флагов ЧССР одеждах бросалась под машины, но ни один из них не был задавлен или покалечен. На наших руках нет крови граждан ЧССР, и этим я горжусь до сих пор.
* * *
После ареста в августе 1968 года Дубчек вернулся в Прагу и даже продолжал занимать свой пост секретаря ЦК вплоть до апреля 1969 года, когда на новом пленуме ЦК КПЧ его сменил Густав Гусак – тоже словак, отсидевший срок по обвинению в национализме при Новотном и на первых порах поддержавший реформы Дубчека. В 1989 году – на волне новой «Пражской весны» – Дубчек вновь попытался было вернуться в политику, создав Социально-демократическую партию. Он даже возглавлял федеральный парламент страны – до гибели в автокатастрофе в 1992 году.
