«Я думаю, что ни в чьём, даже самом “высоком”, кабинете нет документа, где написано, что история советских репрессий не признана, что с её изучением надо покончить, что отменена программа увековечения памяти, – говорит уволенный исполнительный директор музея “Пермь-36” Татьяна Курсина. – Но нет и другого документа, однозначно поддерживающего места этой памяти. То есть нет позитивной политической воли».
Музей «Пермь-36»Расправа с «Пермью-36» – самым мощным музеем-памятником в РФ, посвящённым советским репрессиям, – была медленной и мучительной для его создателей. Задуманный в 1992-м музейный комплекс был открыт через 4 года совместно администрацией Пермского края и членами правозащитного общества «Мемориал» Виктором Шмыровым, Арсением Рогинским и Александром Даниэлем. Уполномоченный по правам человека РФ Сергей Ковалёв, сам бывший узник этого лагеря, вошёл в состав правления музея.
«Мы не ограничивались рассказом о ГУЛАГе и репрессиях, а говорили об истории сопротивления коммунистическому режиму вплоть до 1991 года, – вспоминает Виктор Шмыров, создатель музея и его первый руководитель. – Иностранцы, приезжавшие на проходивший у нас фестиваль “Пилорама”, говорили, что не ожидали встретить такую свободу в России именно здесь, в таком месте. Кто-то понял, что свободы становится слишком много».
Виктор Шмыров. Фото: Тимур АбасовЕщё в 2013 году секрет успеха превращённого в уникальный музей лагеря строгого режима для политзэков видели в неожиданном симбиозе общественных сил и государства. Каждый год экспозицию «Пермь-36», аутентичную лагерному быту 40–80-х годов ХХ столетия, посещали примерно 50 тысяч гостей.
«С начала 90-х годов здесь объединялись усилия разных людей, которые, спасая памятник, обретали большой опыт взаимодействия в добром деле. Все гражданские силы Пермского края внесли свою лепту в этот сплачивающий всех проект, – вспоминает Татьяна Курсина. – Образовавшемуся общественному движению удавалось сотрудничать с руководством края, потому что все губернаторы были патриотами этой земли – не в кавычках, а настоящими. Кроме последнего, назначенного в 2012 году».
30 июля 2013 года распоряжением Правительства Пермского края «Пермь-36» была объявлена государственным учреждением, к которому перешло всё имущество, и даже то, которое было собственностью общественного музея: коллекции экспонатов, документы, фонды, уникальная научная библиотека… Новое руководство госучреждения сделало всё, чтобы от самих устроителей музея здесь не осталось и духу.
«С 2013-го по 2016 год параллельно шли два процесса, – говорит бывший исполнительный директор «Перми-36» Татьяна Курсина. – В Москве изображали переговоры и давали обещания, а на уровне Пермского края шипели министр культуры, губернатор Виктор Басаргин и чиновники его администрации. Все искали, в каком криминале нас уличить, а когда ничего не нашли, то объявили нас иностранными агентами за использование гранта, позволившего устроить экспедиции для сбора экспонатов в бывших лагпунктах Пермского края и Колымы».
Татьяна Курсина. Фото: Мумин ШакировСегодня «Пермь-36» несёт миру другое сообщение – не о репрессиях и не о сопротивлении. Это по преимуществу рассказ о быте зоны строгого режима, буднях заключённых и охраны в духе «родная отчизна меня бережёт, сначала посадит, потом стережёт».
«Современные экскурсоводы вам скажут, что никто даром сюда не попадал, а про политзаключённых вы узнаете, только если сами спросите, – говорит Татьяна Курсина. – Деревянные стены бараков, которым мы с таким трудом вернули изначальный вид, теперь размалёваны всякими картинками из лагерной жизни и цитатами, взятыми неведомо откуда».
Называют несколько причин зачистки пермского музея. Испуг от киевского Майдана, желание «помочь» музею в освоении денег из федерального бюджета, растущий авторитет в обществе, международное влияние, увеличение в разных ветвях власти числа и влияния представителей силовых ведомств, оправдывающих советские репрессии. Всё это, за исключением федеральных денег, относят и к гонениям на музеи в Йошкар-Оле и Томске.
Томский музей «Следственная тюрьма НКВД» был учреждён 13 июня 1989 года (ещё в СССР!) совместным постановлением городских и областных депутатов трудящихся по инициативе общества «Мемориал». «Тюрьма НКВД» – особое место. Как и «Пермь-36», это не только явное материальное свидетельство о гонениях, устроенных советской властью на свой народ, но и место исцеления от лжи и страха коммунистического режима, чему посвящены почти все проходящие здесь семинары, выставки, круглые столы и конференции. Один из таких круглых столов о путях преодоления катастрофы 1917 года для человека и общества, прошедший в марте, и стал поводом для начавшейся кампании против заведующего музеем Василия Ханевича.
Василий Ханевич. Фото: Владимир ДударевБывший на этом круглом столе гостем некто Владимир Головков, координатор Томского отделения движения «Суть времени», написал открытое письмо в местную газету, в котором говорилось, что «музей “Следственная тюрьма НКВД” последовательно и целенаправленно работает на дискредитацию нашей истории и разрушение исторического достоинства народа России». Поводом для гнева Владимира Головкова стала озвученная Василием Ханевичем цифра «500 тысяч репрессированных на Томской земле», воспринятая как «антисоветская агитация Ханевича, замешанная на опасных для консолидации общества фальсификациях». Вывод автора открытого письма прост: этот музей «мало относится к просвещению и патриотическому воспитанию молодежи». Последние строки послания обнаруживают в нём особенности двух жанров: доноса и указа, которые в прежние времена писались последовательно один за другим, а теперь соединились: «К чиновничеству от культуры вопросы отдельные, и они будут поставлены».
Экспозиция музея «Следственная тюрьма НКВД». ТомскУ томского музея не счесть заслуг в деле исторического просвещения молодёжи и взрослых, отмеченных грамотами и наградами, а цифра в 500 тысяч подтверждается, например, в статье «Сталинские репрессии» в Википедии и целом ряде научных работ, где написано о плане сослать в Нарымский край 1 миллион человек, который удалось выполнить лишь наполовину. Если эта цифра кажется неточной, разве не показывают ужас и масштаб происшедшего погибшие тысячи человек в Назинской трагедии и в Колпашевском яре или свыше 100 000 раскулаченных (более 20 000 семей), прибывших в Нарымский край только за 2,5 месяца 1930 года.
Доносоприказ сработал вскоре. Сначала открытое письмо стало предметом разбирательства Томской областной прокуратуры, которая поручила руководству Областного краеведческого музея проверить «компетентность и лояльность гражданина Ханевича». Музейное руководство к своей чести не увидело в действиях коллеги какого-либо нарушения. Тогда на сайте Томского отделения КПРФ вышло интервью представителя «чиновничества от культуры» Натальи Барышниковой, председателя комиссии по культуре и туризму Законодательной думы Томской области, руководителя думской фракции КПРФ. Кроме указаний на иностранное польское происхождение и непатриотичность Василия Ханевича, а также создания им «чёрного мифа о коммунизме», председатель комиссии по культуре призвала всё же не закрывать музей, посвятить его «всей политической истории Сибири», а не преступлениям однопартийцев Барышниковой.
«Позиция Барышниковой, которая не просто один из лидеров коммунистов, но ещё и руководитель комитета по культуре, конечно, меня настораживает, – говорит директор музея «Следственная тюрьма НКВД» Василий Ханевич. – Выдержит ли начавшийся прессинг наш департамент по культуре и руководство областного краеведческого музея, подразделением которого мы являемся? Им могут поставить условие сохранения музея – сменить руководителя. Тогда произойдёт то же самое, что и в “Перми-36”. Музей будет формально сохранён, но деятельность его будет совершенно другая».
Эту атаку на томский музей его директор считает более опасной, чем не снятую по сей день угрозу выселения «Следственной тюрьмы НКВД» из исторического здания, которое сегодня является частной собственностью.
Именно так, выселением из исторического здания под предлогом срочного ремонта, нейтрализован сегодня «Музей истории ГУЛАГа» в Йошкар-Оле, расположенный в бывшем особняке купца Булыгина, который в 1923 году был занят ГПУ и стал местом пыток и расстрелов. «У нас чудом сохранились и пристройки комендатуры с подвалами, каменными казематами и расстрельным “пеналом”, и само здание Марийского НКВД, где сидела следственная часть, и камеры, и пыточная. Там с инспекцией бывали Троцкий и Ежов, – рассказывает директор музея Николай Аракчеев. – Свидетельство о духе того времени помогало приходящим сюда людям понять, через какую беду прошёл наш народ».
Музей, который называли «Голгофой Марийского края», существовал на добровольные пожертвования стараниями волонтёров. С момента открытия здесь побывало более 40 тысяч посетителей из 28 стран мира. На память устроителям оставлено 16 томов благодарных отзывов и 300 наград от властей всех уровней. Но выдворению музея из бывших застенков ГПУ-НКВД это не помешало. Официальной причиной закрытия называют плохое санитарное состояние здания и неправильное хранение экспонатов. Но, по утверждению Николая Аракчеева, для принятия этого решения не созывалось никакой комиссии и никто не проводил экспертизу сохранности фондов. Сейчас всё имущество из 17 залов перевезли на хранение в небольшой старый спортзал президентской школы искусств, предварительно оборудованный стеллажами и отремонтированный.
Николай Аракчеев. Фото: Павел Стариков«Такое вероломное закрытие вместо помощи для нас было неожиданным, шоком. Сменился губернатор, силовики и злопыхатели завалили его доносами, – рассказывает Николай Аракчеев. – Плетью обуха не перешибешь, говорят мне во властных структурах; смирись, сойди с дистанции сам и передай дело в Республиканский музей. Я вижу причиной происходящего фактор вековых юбилеев ВЧК и ГУЛАГа и 130-летия Феликса Дзержинского».
Параллельно с закрытием музея на Аракчеева завели административное дело за раскопки в местах тайных захоронений и выписали штраф 30 тысяч рублей.
«Работу свою мы не прекращаем, – говорит директор марийского музея, – волонтёры ведут туристов по пешим, авто-, вело- и водным маршрутам в лесные массивы, где проводились карательные операции, во дворы и дома узников и палачей. Пока без посещения “Голгофы”, но всех желающих подводим к зданию и показываем отснятые фото- и видеоматериалы. Горько сознавать, что население региона молча переворачивает страницу своей кровавой истории. Даже наш митрополит, к моему удивлению, на встрече с чиновниками просто отмолчался, безмолвно».
«Музей истории ГУЛАГа» в Йошкар-ОлеПрослеживается новая тенденция сокрытия следов преступлений советских карательных органов. Открывший могильники Сандармоха Юрий Дмитриев ошельмован и арестован, а о самом Сандармохе поползли дурные слухи. Расстрельный дом на Никольской в Москве, похоже, становится бутиком. Музей ГУЛАГа в Йошкар-Оле закрыт. «Пермь-36» – перепрофилирован. Томск держится, но угроза закрытия и смены директора сохраняется высокой.
Во всех перечисленных случаях есть двойное дно: официальная внешняя причина и политическая подоплёка – отстаивание идеологии советской власти, преступления которой предлагается забыть. Музеи могут быть. Важно, чтобы они молчали о злых деяниях советской власти. В результате скрывается огромный пласт истории ближайшего от нас по времени ХХ века, без которого невозможно понять ни век нынешний, ни самих себя – где наши дары и особенно беды.
Другая сторона вопроса касается представителей власти. Позволяя расправляться с историей, они сами невольно становятся соучастниками преступлений, о которых рассказывают посвящённые истории тоталитарного режима музеи. Ну и, наконец, последнее. Все подобные проекты держатся на идущей от людей инициативе добра, памяти, жалости и любви к своей земле и её истории. Подавляя эту инициативу, власть уничтожает зачатки общественности, которые хотят заботиться об этой земле, воскрешать память о своих предках, без чего невозможно возрождение народа и восстановление России после самого масштабного и страшного холокоста ХХ века – русского.
