Заимствованное на самом рубеже XIX и XX веков слово «хулиган» феноменально быстро обрусело. Буквально за несколько лет существования в русском языке оно обзавелось глаголом «хулиганить», прилагательным «хулиганский», позже собирательным существительным «хулиганьё» и даже абстрактным – сначала в ангицизированной форме «хулиганизм», а вскоре и в туземной – «хулиганство». Хватило пары десятилетий, чтобы им уже характеризовали былинных героев, когда осерчавший на князя Илья Муромец сбивал из лука маковки (кресты) с церковных куполов, и революционеров-народников, стреляющих в городовых и генерал-губернаторов.
Возвращаем с доработками
Через некоторое время после заимствования начался даже обратный импорт слова. Во второй половине XX века словари французского языка – и аристократический Ларус, и левацкий Робер – в один голос начали утверждать, что хулиган – это явление, относящееся к Советскому Союзу и странам Восточной Европы. Нет, никто не отрицал ирландско-британское происхождение термина. Но значение, которое составители словарей приписывали хулигану, по их мнению, появилось именно в странах Варшавского договора. «Это слово широко употребляется в СССР, в русский язык оно вошло для обозначения враждебно настроенного режиму молодого человека (un jeune hostile au régime), чьё поведение считается асоциальным». На самом деле это ошибка, которая кочует из издания в издание.
Дело в том, что в марте 1971 года газета «Правда», анонсируя арест одного из лидеров диссидентского движения Владимира Буковского, назвала его «злостным хулиганом, занимающимся антисоветской деятельностью». Буковский и правда первый раз был осуждён в 1967 году за «активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок» (ст. 190.3 УК РСФСР). По сути, за хулиганство.
Широкую мировую известность Буковский получил в 1976 году, когда его поменяли на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана. Впервые в обмене между двумя враждующими мировыми лагерями социализма и капитализма фигурировали не шпионы или военные, а гражданские лица. В Советском Союзе по случаю сочинили известную матерную частушку «Поменяли хулигана на Луиса Корвалана…».
Луис Корвалан. Фото: German Federal ArchiveЛевая французская интеллигенция всегда с особым вниманием следила за событиями в Латинской Америке. Конечно, Аугусто Пиночету советский правозащитник никаким боком не сдался, разве только подправить людоедский имидж в глазах мировой общественности. Зато личностью Буковского заинтересовались французы и по результатам знакомства решили, что в СССР всех диссидентов называют хулиганами.
В русском языке слово «хулиган» то приобретало политическую окраску во времена революций и волнений, то возвращалось в сферу уголовных преступлений в периоды стабильности. Безусловно, явление изначально имело социальную характеристику, только без всякой идеологии. Точнее разобраться с оттенками значений поможет оригинальная английская семантика термина.
Старт-ап на лондонской сцене
Всемирную известность хулиганы получили благодаря одному инциденту, случившемуся 15 июля 1898 года в южной части старого Лондона. Днём на Ватерлоо-роуд шестнадцатилетний «низкорослый и угрюмый парень», как его описывали газеты, Джон Дарси ударил 35-летнего Джорджа Мэппина ножом в шею. Мэппин на просьбу одолжить пару монет ответил резким отказом. От полученной раны пострадавший скончался на месте. На суде Дарси заявил, что является членом банды, называющей себя «хулиганами». Его старший брат, тоже состоявший в банде, недавно был арестован за ночное нападение на прохожих.
Тяжесть и дерзость преступления вызвали бурный и продолжительный отклик в прессе, хотя и ранее так называемые хулиганы совершали серьёзные правонарушения. Так, в январе того же года в Южном Лондоне некто Эдвард Вествуд при попытке скрыться от хулиганов (так охарактеризовали нападавших СМИ) получил огнестрельное ранение в правую ногу. Тогда о происшествии написали только местные «South London Chronicle» и «South London Press». Грабители пытались завладеть губной гармошкой, на которой играл Вествуд по дороге домой. А в феврале в ирландском Уотерфорде был задержан хулиган за попытку украсть колёса и амортизаторы с велосипеда.
Дело в том, что в период, к которому относится 1898 год, слово «хулиган» уже было довольно популярно в Британии. Существовало даже производное – «хулиганизм». К концу XIX века количество ирландских мигрантов в Лондоне стало настолько заметно, что в культуре появился их собирательный образ – семья Хулиган. В целом это были комические персонажи, поведение которых не соответствовало паттернам английского быта и общественной жизни. Условно их можно сравнить с «чукчами» в анекдотах позднесоветского периода. Их странные и шутовские выходки изначально и называли хулиганизмами.
Хулиган до хулигана
В 1883 году потомственный композитор и музыкант Фрэнк Хорн, чей немецкий дедушка познакомил англичан с произведениями Баха, написал слова и музыку сатирической песни «Рождественский пирог мисс Фогерти». Уже в 90-х годах лондонцы распевали куплеты, в которых своим кулинарным шедевром гостей «травила» мисс Хулиган. В 1897 году популярный сочинитель музыкальных комедий Лестер Барретт написал комическую песню «Мул Хулигана», в которой незадачливый Пэт (Патрик) Хулиган купил на ярмарке мула. Мул оказался с норовом: разгромил повозку, снёс крышу колокольни и убил дюжину полицейских.
В театрах варьете того времени ставят фарсы под названием «Хулиганские мушкетёры», а общественные организации устраивают балы-маскарады «а-ля хулиган». Ассоциация музыкантов клеймит позором оркестры, которые на потребу толпы исполняют бессмертные произведения Гайдна и Шопена в хулиганском стиле. Так что Оксфордский словарь английского языка ошибается, начиная историю слова «хулиган» в нарицательном его значении с событий 1898 года. По крайней мере она длиннее на несколько лет. Так какими были люди по фамилии Хулиган, давшие название культурному и общественному тренду?
В 1899 году британский журналист и писатель Кларенс Рук опубликовал роман «Ночи Хулигана» про жизнь пролетариата лондонского Ист-Энда. Главного героя звали Патрик, и он приехал в Лондон из ирландского графства Лимерик. Физические данные позволили ему работать вышибалой в пабе, а в свободное время вместе с подельниками он мошенническим образом облегчал кошельки прохожих, но не грабил их. Он участвовал в уличных драках и немотивированных актах вандализма, но бандитом не был. В одной из таких драк Патрик случайно убил полицейского и получил пожизненный срок. Предполагается, что описанный персонаж действительно жил в Лондоне в 50–60-е годы XIX века.
Обложка книги. Фото: Oxford University PressПомимо словесного описания хулигана печать тех лет сохранила его изображение, которое кажется более информативным, чем весь английский язык. Английский карикатурист Т.С. Бейкер регулярно с 1894-го по 1905 год украшал обложки юмористического журнала «Nuggets» картинками из жизни семьи Хулиганов, сопровождая их речью персонажей с жутким акцентом. Перед читателем предстаёт гиперактивная шумная ватага с козой, мулом и повозкой с нехитрым скарбом.
В 1900 году пионер американского комикса Фредерик Бёр Оппер позаимствовал образ хулигана для приложения к журналу «The American Humorist». В заокеанском варианте он стал «Счастливым Хулиганом» (Happy Hooligan), но сохранил многие черты оригинала, по которым можно с большой долей вероятности предположить, кто послужил прототипом британского культурного явления.
Не просто ирландец
Это натуральный пэйви (по-другому, ирландский цыган). Эпатажность, комичность, пьянство и непонятный диалект шелта сопутствуют образу и в третьем тысячелетии. Наглядный пример можно увидеть в фильме Гая Ричи «Большой куш» (Snatch, 2000), где главного «хулигана» сыграл Брэд Питт. Популярный сериал «Острые козырьки» (Peaky Blinders, 2013-2022) рассказывает, что бывает, когда пэйви встраиваются в схемы английского общества. Они занимают место серьёзных гангстеров. Главную роль в сериале сыграл ирландский актёр Киллиан Мёрфи. О своей принадлежности к ирландским цыганам заявил экспрессивный чемпион мира по боксу в тяжелом весе Тайсон Фьюри и показал дом на колёсах, в котором вырос.
Почему же именно пэйви по фамилии Хулиган удостоился чести представлять «во всей красе» свою этническую группу? Ещё совсем недавно это слово не встречалось среди ирландских имён даже в гэльской форме Houlihan, этимология которого тоже остаётся туманной. К середине прошлого века относится фиксация ирландским научным журналом по фольклору Béaloideas слова hooley для обозначения вечеринки, веселья или плясок в деревенском доме часто по случаю свадьбы. А в 1877 году словарь американизмов отметил употребление в Новой Англии слова huly в значении шума и гама.
Кадр из фильма «Большой куш». Фото: Columbia Pictures CorporationМожет статься, что Хулиган – это прозвище, которым ирландцы награждали наиболее шумных и активных собратьев. Нет ничего необычного в том, что прозвище превратилось в фамилию. Не теряя исконного значения, слово вошло в английскую культуру. Именно эту семантику как основную оно сохраняет и в наше время. Сейчас в английском языке термин «хулиган» используют, как правило, в отношении футбольных болельщиков, которые на стадионе поднимают адский шум и гвалт, а после матча устраивают потасовки. Если и вспоминают о его политическом окрасе, то только в связи с российскими событиями, такими как акция Pussy Riot.
При растаможивании обнаружилась неточность
В российской истории «хулигана» тоже есть ляпы. Если уж Оксфордский словарь ошибся, отнеся появление слова к 1898 году, когда газеты подняли всебританский хайп, то что уж говорить о русскоязычных публикациях и исследованиях. В советских и российских изданиях кочует нелепое утверждение, что впервые слово появилось в приказе петербургского градоначальника Виктора фон Валя аж в 1892 году. Мол, глава города требовал незамедлительных мер против разбушевавшихся хулиганов. Очевидно, что это полный нонсенс. В 1892 году даже в английском языке слово могло означать лишь безобидного озорника. В русской публицистике того времени в ходу были другие сходные по смыслу дефиниции: французский апаш или турецкий башибузук.
Не часто такое случается, но автор фейка известен. Это учёный-правовед Павел Люблинский. В статье «Хулиганство и его социально-бытовые корни», напечатанной в 1929 году, он в пылу полемики привёл надуманный факт про фон Валя. В защиту можно сказать, что бывшего сенатора, а к моменту публикации прогрессивного советского профессора подвела память. Похожий приказ был. Только отдал его не петербургский, а московский градоначальник Георгий фон Медем. И не в 1892-м, а в самом что ни на есть бунтарском 1905 году, завершившимся в Первопрестольной жестоким вооружённым восстанием.
«За последнее время не только в пригородах, но и в центре города с наступлением ночного времени появляются люди без определённых занятий, так именуемые “хулиганы”, которые дерзость свою довели до грабежей», – передавали текст приказа «Русские ведомости» от 25 августа.
Велика вероятность, что главным виновником стало кино. В 1927 году в прокат вышла картина Григория Рошаля «Его превосходительство» о 23-летнем сапожнике Гирше Леккерте, члене еврейской партии «Бунд». Он 5 мая 1902 года совершил покушение на Виктора фон Валя, тогда уже виленского генерал-губернатора. По сюжету, чиновник требует искоренить всех хулиганов (настоящий бич советской власти в 20-е годы) на вверенной ему территории. Люблинский, вероятно, помнил, что приказ отдал какой-то столичный градоначальник на «фон», но околдованный синематографом перепутал, какой из них. К тому же фон Валь принял обязанности главы Санкт-Петербурга как раз в 1892 году. Как бы там ни было, но заслуженного криминалиста почему-то не смутило, что неологизм впервые появился сразу в официальной бумаге высокопоставленного должностного лица.
Несомненно, первыми ирландскую фамилию транскрибировали кириллицей журналисты, такие как известный публицист Исаак Шкловский, писавший под псевдонимом Дионео. За активную гражданскую позицию он посидел в тюрьме и побывал в ссылке. Летом 1896 года редакция «Русских ведомостей» предложила ему поехать в Англию и стать постоянным лондонским корреспондентом. Насыщенные фактурой и аналитикой журнальные очерки Дионео о жизни разных слоёв общества в самой передовой стране мира издавались в России отдельными сборниками.
Триумфальное шествие хулигана
«Хулиган» быстро обосновался в русском языке и вытеснил ряд синонимов, которые прежде обозначали российских верноподданных с девиантным поведением. «В наиболее популярном пассаже Солодовникова все галереи и проходы по обеим сторонам заняты фланерами, хулиганами и ловеласами, и приличной даме или молодой девушке, как бы им ни было нужно попасть в тот или иной магазин, без внушительного провожатого довольно рискованно показаться, – сетовал “Русский листок” в феврале 1903 года. – Точно стая воронов, хулиганы окружают идущую, бегут спереди, бегут сзади, заглядывают в лицо, отпускают остроты, шуточки и даже предлагают поехать куда-нибудь пообедать вдвоём. Одним словом – полная разнузданность».
В марте того же года ему вторит «Московский листок»: «Чтобы очистить московские бульвары от нежелательных элементов, городская Управа проектирует этим летом воспретить прогулки по бульварам “милым, но погибшим созданиям”, а также противодействовать всяческими мерами сборищам разных “хулиганов”». Как эквивалент сутенёру хулиган иногда встречается в прессе того времени.
Любопытную информацию даёт переписка известного драматурга Антона Чехова с братом Александром. В письме от 20 ноября 1903 года он спрашивает: «Как поживаешь?.. Не хватали ли тебя за фалды на улице хулиганы?» Через пять дней брат пишет ответ из Петербурга в Ялту: «Хулиганы меня на улицах за фалды не хватали. Хулиганство не так страшно, как о нём расписали газетчики. А расписали репортёры потому, что папаше с мамашей кушать нада».
А.П. Чехов. Фото: общественное достояниеСкладывается впечатление, что для них хулиганы – это не просто новое слово, заменившее старое, а новое явление в жизни, с которым они только начинают знакомиться. В ветхозаветных категориях марксистской философии такое назвали бы ярким примером влияния сознания на бытие. Будто бывшие московские озорники да безобразники прочитали статьи Дионео и бросились копировать лондонских хулиганов. Уличные пакостники остались прежними, лишь неологизм, которым стали их называть, пробудил повышенный интерес.
Точно и ярко лингвистический феномен описал в майском номере журнала «Русское богатство» за 1912 год публицист С. Епатьевский: «Появившееся слово “хулиган” вошло в обиход весело, можно сказать, играючи, и не только по звуковому сродству со старым словом «шалыган», но, очевидно, как более близкое к русской культуре, как будто давно жданное, как будто необходимое для заполнения пустого места, как огромное определение целой категории русских явлений».
Случайная симфони́я слова «хулиган» с существующими лексемами русского языка превратила его в метапонятие, способное вобрать в себя множество смыслов и оттенков. Она дала силы быстро оккупировать ведущее место в соответствующем семантическом поле. Хулиган не только высосал до капли сущность праздношатающегося бездельника шалыгана, но прихватил с ним шамаргана – пустого человека, по определению Даля. Заиграл безбожными красками книжных слов хула и хулить. И даже покусился на обсценную лексику, используемую в фразеологизме со значением «что же ты, зачем же ты». В собрании русских сказок не для печати А.Н. Афанасьева (1857–1862) это словосочетание встречается в одном из самых популярных рассказов под номером 117, где мужик оказывается умнее и удачливее барина.
Хулиган начинает хулиганить
В дни политических катаклизмов в России хулиган как субъект и как слово приобрёл особое значение. На словах ни одна из конфликтующих сторон не признавалась, что имеет союзников в лице хулиганов, на деле никто от помощи молодых бойцов не отказывался. Сами хулиганы, по своей сути аполитичные, оказывались то по одну, то по другую сторону баррикад.
Революционная эстетика хулигана в поэме Блока «Двенадцать» формулируется как «Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнём-ка пулей в Святую Русь». Хулиганами называли и студентов за публичную декламацию стихов, и террористов, взрывающих и расстреливающих чиновников.
С другой стороны, черносотенная пресса «Земщина», «Колокол», «Русское дело» призывала патриотов к новым подвигам в форме погромов и избиений: «Довольно терпеть эту интеллигентную шваль! Соединимся же в кружки, оставим списки всем крамольникам и бунтовщикам в городах и сёлах и будем бить кому, как и чем удобнее: ночью, из-за угла, через окна».
«Русское слово» в апреле 1905 года сообщало новости из Саратова: «Вечером в центре города один хулиган напал на проходившего студента с криком: “бей бунтарей”. Хулиган получил отпор, и расправа не удалась». Ранее в телеграмме из Харькова говорилось: «Ввиду участившихся случаев убийств хулиганами к властям поступает много прошений от интеллигентных лиц и учащихся о разрешении носить оружие для самообороны».
За время Первой русской революции популярность и значение хулиганов в общественной жизни Российской империи возросло настолько, что в 1909 году они удостоились отдельной статьи во втором издании «Малого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона» – правда, без какой-либо политической коннотации. Отмечалось, что слово пришло из английского языка: «уличный бродяга, прыткий на скандалы и безобразия; тип вырождения низших слоев городского населения».
Опять мы сталкиваемся с не совсем точной и полной формулировкой. Хулиганство не столько следствие «вырождения» городской бедноты, сколько результат притока в город в период индустриализации сельских жителей со своими привычками и повадками. Подобное явление, переселение ирландских пэйви в Лондон, и стало причиной возникновения термина в английском языке. Существенная роль крестьянства в росте уличной преступности отмечалась в начале прошлого столетия и современными исследованиями.
Более того, корни хулиганства видели в деревне, где их называли озорниками. Во время волнений они грабили и поджигали усадьбы. От их преступлений страдали и богатые соседи, но в первую очередь, конечно, помещики, лишённые вне города надёжной защиты в виде полиции. Присущий деревням правовой нигилизм во время революций породил распространённую и страшную фразу: «Убью тебя, и ничего мне за это не будет».
Хулиганам не место в Уголовном кодексе
По настоянию крупных землевладельцев, в феврале 1912 года было созвано специальное совещание губернаторов для выработки мероприятий по борьбе с хулиганством. В марте-апреле следующего года этим же целям были посвящены целых три заседания Государственной Думы. Некогда новомодный неологизм настойчиво просился в правовое поле.
Проблема хулиганства привлекла внимание X собрания русской группы Международного союза криминалистов, проходившего 13–16 февраля 1914 года в Петербурге. Однако правоведы посчитали недопустимым введение в законодательство понятие хулиганства как самостоятельного деликта (правонарушения с возможностью возмещения ущерба) ввиду разнообразия его бытового содержания. Достаточно взглянуть в современный Уголовный кодекс, чтобы понять, насколько они были правы. К сожалению, продолжению дискуссии помешала Первая мировая война.
После событий 1917 года термин «хулиган» беспрепятственно проник в нормативные правовые документы. Впервые он появился в декрете «О революционных трибуналах» от 4 мая 1918 года за подписью Ленина. Революционным трибуналам предписывалось передать все дела общеуголовного характера в судебные учреждения и принять в производство «дела по борьбе с погромами, взяточничеством, подлогами, неправомерным использованием Советских документов, хулиганством и шпионажем». Помимо прочего упразднялось деление трибуналов по борьбе с контрреволюцией, по борьбе со спекуляцией и по делам печати.
В хорошую компанию попал хулиган: шпион, контрреволюционер, погромщик и смутьян (журналист). Советы знали, какую силу представляет хулиганство, направленное в нужное русло. После победы в Гражданской войне большевики в 1922 году приняли уголовный кодекс, в котором определение хулиганства не было столь тяжеловесным: «озорные, бесцельные, сопряжённые с явным проявлением неуважения к отдельным гражданам или обществу в целом действия» (гл. 5, ст. 176).
Хулиган перестал быть бандитом или врагом советской власти. Напротив, при правоприменении не забывали, что он классово родной персонаж, не чтивший устоев старого строя и боровшийся с ним. Да и сам кодекс предусматривал наказание в виде принудительных работ или лишения свободы на срок до одного года.
Вспомнили, что это лишь молодецкая удаль, требующая перевоспитания и наставничества. Фразы из стихотворения Есенина «Хулиган» казались романтичными, а не зловещими: «Мне бы в ночь в голубой степи // Где-нибудь с кистенём стоять». В 1925 году пьеса молодого писателя из саратовских крестьян Якова Задыхина под названием «Хулиган» пользовалась в Ленинграде оглушительным успехом и принесла автору место главного драматурга Госагиттеатра.
Сергей Есенин. Фото: общественное достояниеЛитературный образ хулигана в быту подчёркивался внешними атрибутами: брюки-клёш, куртка типа бушлат, кепка, сдвинутая набок. Романтизация привела к тому, что представители социально благополучных слоёв, как это часто бывает, стали подражать городским низам. Тем временем безнаказанность позволила хулиганам собираться в банды и совершать всё более тяжкие преступления.
Хулиган выпадает из тренда
Конец толерантному отношению, как в Лондоне 1898 года, положило резонансное происшествие в Ленинграде в 1926 году. 21 августа двадцатилетняя комсомолка Любовь Белова, проходившая в 10 часов вечера по Чубарову переулку в районе Лиговки, подверглась нападению хулиганов. Ей накинули на голову тряпку и затащили в ближайший сквер. После того как хулиганы изнасиловали девушку, они стали предлагать её случайным прохожим в качестве секс-рабыни и брали плату в 15–20 копеек. В течение 4 часов, по словам жертвы, в половой контакт с ней вступили более 30 человек, среди которых оказалось несколько комсомольцев и даже один кандидат в члены ВКП(б).
Расчёт в крайнем случае на снисходительный приговор позволил насильникам отпустить потерпевшую, взяв с неё слово молчать. Однако особая безнравственность и циничность преступления не в первый раз заставили органы юстиции тщательно взвешивать все за и против. Приговор должен был быть показательным и беспощадным. Но в преступлениях такого рода ужесточение наказания приводило к тому, что жертву не оставляли в живых.
Во время процесса помощник губернского прокурора М. Першин предложил дополнить статью 176 новой частью, в которой бы хулиганские действия, совершенные группой лиц, приравнивались к бандитизму, который карался высшей мерой – расстрелом. В результате дело было переквалифицировано в преступление против порядка управления по статье об организации массовых беспорядков, которая предусматривала высшую меру социальной защиты, как и статьи о контрреволюции.
Классовая солидарность была забыта, несмотря на то что все обвиняемые были рабочими, большинство с семьями и без судимостей. Журнал «Красная панорама» писал: «Чубаровское дело затрагивает огромные социальные вопросы... Величайшее значение настоящего процесса состоит в том, кто поведёт за собой нашу молодёжь – чубаровцы или советская общественность. Рабочий класс сейчас скажет словами Тараса Бульбы: “Я тебя породил, я тебя и убью”».
Хулигана опять поставили на одну доску с бандитом и контрреволюционером. Справедливости ради надо сказать, что для преступлений такого рода появилось специальное слово – «чубаровщина», бывшее в ходу ещё несколько десятилетий. Семерых обвиняемых приговорили к расстрелу, позднее двое были помилованы. Девятнадцать были сосланы в Соловецкий лагерь.
В 1935 году срок собственно за хулиганство увеличили с двух до пяти лет. Во время пика кампании «против мелких краж на производстве и хулиганства» 1940 года дела рассматривались без предварительного расследования, за нецензурную брань в общественном месте могли дать год тюрьмы, а приговор в пять лет предусматривал ещё пятилетний запрет на проживание в крупных городах СССР.
Оставьте хулиганов публицистике и беллетристике
В общем законе не место для таких многозначных слов, как хулиганство или вандализм, которые в нынешнем Уголовном кодексе идут друг за другом, статьи 213 и 214. Пусть нормы будут написаны сухо, некрасиво, но точно. При необходимости можно добавить подпункты для преступлений, совершенных из хулиганских побуждений, наподобие «состояния аффекта» только с отягчающим вину модусом.
Согласно современному праву, хулиган, чьи поступки по определению не мотивированы, даже бескорыстны и совершены ради куража, оказывается может действовать «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти». Он может хулиганить в составе группы лиц, использовать оружие или предметы, его заменяющие, сопротивляться представителю власти или другому лицу, охраняющему общественных порядок. Эдакая драка студентов с черносотенцами? А ещё свои деяния он может совершать «с применением взрывчатых веществ или взрывных устройств». Представьте заголовок в «Известиях»: «Хулиганы захватили Театральный центр на Дубровке».
В рассказе-эссе аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса «Аналитический язык Джона Уилкинса» представлена вымышленная классификация животных, якобы взятая из древней китайской энциклопедии. Она включает в себя всех известных на тот момент живых существ, но её таксономия человеку индустриального общества кажется дикой и нерациональной. Оказывается, что все животные делятся на принадлежащих императору, набальзамированных, молочных поросят, сирен, сказочных, включённых в эту классификацию, бегающих как сумасшедшие, бесчисленных, прочих, похожих издали на мух и т.д.
Хулиган в русском языке – настолько неопределённое понятие, что под него можно подвести кого угодно и что угодно. Капризного ребёнка, домашнего насильника, несломленного Буковского, фундаментального Басаева с группой шахидов. С другой стороны, хулиганство присутствует во множестве человеческих деяний, особенно связанных с творчеством. Само по себе слово уже стало революционным творчеством в русском языке. Скованный цепями юридических дефиниций хулиган скорее разрушит систему, чем истратит бунтарский потенциал, которым он и покорил великий и могучий.
