Решение российских властей эвакуировать останки графа Григория Потёмкина из Свято-Екатерининского храма Херсона заставило нас вспомнить о роли светлейшего в русской истории. И, в частности, об одном малоизвестном произведении из фондов Третьяковской галереи, которое определило всю судьбу придворного портретиста Владимира Боровиковского.
Но наш рассказ стоит начать с опровержения одного вредного исторического мифа. Потому что тем, кто изучал историю России по романам Пикуля и сборникам исторических анекдотов, имя светлейшего графа знакомо только по выражению «потёмкинские деревни», хотя историки давно уже опровергли эту клевету, запущенную завистливыми придворными. Для недругов Потёмкина всё было «бумажным» и «картонным» – и армия нового образца, разгромившая турков, и Черноморский флот, выстроенный в Севастополе в рекордно короткие сроки, и сам Севастополь, да и все остальные новые города, включая Мариуполь, Херсон и Екатеринослав, основанные светлейшим.
Сама государыня опровергла наветы клеветников, отправившись с инспекционной поездкой в новую Таврическую губернию России. Всё было построено, и всё было настоящим – и флот, и города, и крестьянские сёла. Иначе с таким трудом отвоёванные земли Новороссии было бы не удержать.
Потёмкина также называли временщиком. И тоже несправедливо. Просто так совпало, что сын небогатого смоленского помещика, которому удалось завоевать не только любовь, но и уважение со стороны Екатерины Великой, оказался чрезвычайно деятельным управленцем, наделённым государственным складом ума. И если другие фавориты, наскучив императрице, уходили в тень, то в лице Потёмкина Екатерина Великая нашла верного помощника и политика. И за свои 52 года граф Потёмкин успел так много, что иным для этого не хватит и целого века.
* * *
Свое восхождение наверх Потёмкин начал с поступления в Московский университет, причём учился он блестяще: в 1756 году за успехи в науках получил золотую медаль, а затем его и ещё 11 успешных учеников представили императрице Елизавете Петровне.
За успехи в учёбе государыня повелела зачислить способного отрока в Конный лейб-гвардейский полк, и, наверное, именно этим обстоятельством можно объяснить тот факт, что вскоре Потёмкин потерял всякий интерес к учёбе и был исключён из университета «за леность».
Зато к военной науке он не охладел до конца жизни: на этом поприще он быстро брал одну высоту за другой. В 1760 году был принят ординарцем к командиру Голштинских гвардейцев. Это были личные телохранители государя Петра III, супруга будущей императрицы Екатерины Великой. Поэтому во время переворота 1762 года, в результате которого к власти пришла Екатерина II, Потёмкину принадлежала особая роль. И молодой статный гвардеец уже тогда сумел обратить на себя монаршее внимание. Но до восхождения на самые вершины государственного управления оставалось ещё 12 лет.
В 1768 году началась война с Турцией, после которой князю за «храбрость в военных делах» был пожалован чин генерал-майора.
Князь Голицын и граф Румянцев, под командованием которых воевал Потёмкин, отзывались о нём императрице в самых превосходных степенях.
В декабре 1773 года Екатерина вызвала Григория Александровича в Петербург, и новоиспечённый генерал, который, по свидетельству современников, «был прекрасный мущина; имел привлекательную наружность, приятную и острую физиономию, был пылок и в обществе любезен», стал фаворитом императрицы. В тот же год он получил звание генерал-адъютанта, подполковника лейб-гвардии Преображенского полка, а ещё его назначили вице-президентом Военной коллегии и членом Государственного совета. Как писал прусский посланник граф Виктор Сольмс, «Потёмкин сделался самым влиятельным лицом в России».
* * *
Но князь был не просто фаворитом. По Петербургу пошли слухи, что императрица тайно обвенчалась с Потёмкиным. Это подтверждается и многочисленными письмами, в которых Екатерина называет Потёмкина «моим дорогим мужем» и «супругом».
Почему тайно? Да потому что будь он и самым знатным князем, всё равно королевских кровей в нём не было. А значит, официально выйти за него императрица не могла.
И, в принципе, совершенно не важно, венчались ли Екатерина с князем: долгое время они жили в Зимнем дворце как настоящие супруги. Личные покои Потёмкина были прямо над спальней императрицы, и он один мог входить в покои императрицы в любое время без приглашения.
* * *
13 июля 1775 года в Москве тайно была рождена девочка, которую князь Потёмкин сразу отвёз в дом к своей сестре Марии Александровне Самойловой. Официальным опекуном девочки, наречённой Елизаветой Григорьевной Тёмкиной, был назначен его племянник Александр Николаевич Самойлов.
Фамилия объясняется просто: по тогдашней традиции, фамилия незаконнорожденных отпрысков высокородных отцов образовывалась за счёт отсечения первого слога от фамилии родителя. Так на Руси появлялись Бецкие, Пнины и Лицыны – незаконнорожденные потомки князей Трубецких, Репниных и Голицыных.
А вот матерью девочки, судя по всему, была государыня императрица, которая в тот год уехала из столицы в Москву и жила в Пречистенском дворце, который специально для императрицы построили на территории усадьбы Голицыных в Знаменском переулке. В день рождения девочки при дворе проходило празднование Кючук-Кайнарджийского мирного договора, завершившего Русско-турецкую войну. Но Екатерина уже несколько дней не появлялась на публике. По официальной версии, государыню мучили колики желудка из-за немытых фруктов. То есть все условия для того, чтобы тайно произвести на свет ребёнка, у Екатерины были.
О царском происхождении Лизы Тёмкиной свидетельствует и тот факт, что вскоре вторым опекуном девочки был назначен лейб-медик Иван Филиппович Бек, врачевавший внуков императрицы. В дальнейшем девочка была отдана для обучения и воспитания в пансион.
Да и в дальнейшие годы Елизавета Григорьевна не раз запросто обращалась к государыне с личными просьбами, и та часто ей помогала.
* * *
А вот князь Потёмкин после рождения дочери надолго исчез из столицы. В 1776 году он стал Новороссийским и Азовским генерал-губернатором.
Тут-то Потёмкину и представилась возможность проявить себя государственником. Он сразу понял стратегическое значение не только вверенных земель, но и Крыма, который он смог присоединить, да ещё и построить в бухте Севастополя мощный Черноморский флот.
Во время Русско-турецкой войны 1787–1791 годов фельдмаршал Потёмкин командовал армией. Война ознаменовалась взятием Очакова и Измаила.
Эти победы стали для графа последними. В октябре 1791 года он заболел лихорадкой и умер в городе Яссы. По приказу императрицы, свинцовый гроб с телом светлейшего был поставлен в склепе Свято-Екатерининского соборного храма, где каждый день совершалась поминальная служба. Уже в годы правления императора Павла склеп был засыпан землёй, а вместо ворот была уложена гранитная плита.
* * *
После смерти отца Елизавете Тёмкиной были пожалованы крупные поместья в Херсонской губернии.
В 1794 году 19-летнюю богатую невесту выдали за 28-летнего секунд-майора Ивана Христофоровича Калагеорги. С детства он воспитывался вместе с великим князем Константином Павловичем и поэтому входил в число приближённых императорской семьи.
В скором времени Иван Христофорович был назначен императрицей губернатором Екатеринославской губернии. Союз влюблённых был счастливым и принёс им 10 детей.
* * *
Уже после свадьбы прежний опекун Лизы Александр Самойлов решил подарить молодожёнам портрет своей воспитанницы. И заказал портрет тогда ещё малоизвестному художнику Владимиру Боровиковскому, который входил в кружок известного петербургского архитектора и учёного Николая Львова.
О Львове же стоит сказать особо.
Сын небогатых тверских помещиков, он поступил на службу в лейб-гвардии Измайловский полк, при котором была создана специальная школа для дворянских «недорослей» – офицеров и унтер-офицеров, не владевших грамотой.
Игорь Грабарь писал: «Львов упорным трудом приобрёл понемногу такие познания, какими обладали немногие из его современников. Он сделался одним из образованнейших людей эпохи и одним из лучших знатоков и ценителей искусства. И только потому, что он работал без всякого руководства и системы, этот подлинный самородок и автодидакт не дал России того, что был бы в силах дать при других условиях воспитания. Он слишком лихорадочно гнался за всякими знаниями, слишком был жаден до них и поэтому вечно разбрасывался».
Тем не менее, поступив на службу к канцлеру Безбородко, Львов вскоре получил возможность проявить себя и получил заказ на строительство собора в честь св. Иосифа: таким образом российская императрицы решила увекововечить память о своём «саммите» с австрийским императором Иосифом II. Именно на строительстве этого собора Львов и познакомился с талантливым живописцем Владимиром Боровиковским, бывшим поручиком Миргородского казачьего полка, который оставил службу, чтобы посвятить себя живописи.
Боровиковский написал несколько фресок для собора, затем Львов пригласил художника и для строительства собора Борисоглебского монастыря в Торжке. Боровиковский для этого храма написал тридцать семь образов. Далее Львов и Боровиковский уже состоявшимся тандемом работают на строительстве храма в селе Арпачеве Новоторжского уезда.
Львов пригласил Боровиковского переехать к нему в столицу, где Владимир Лукич познакомился с самим Дмитрием Левицким, известным в то время придворным портретистом.
* * *
Говоря о портрете, нужно напомнить несколько вещей. Прежде всего в сословном обществе это привилегия, маркер и одновременно гарант статуса модели. Поэтому портретная живопись – это своего рода промышленность, предполагающая высокую степень унификации. То есть каждому придворному портретисту было невозможно обойтись без подмастерьев.
Да и заказов хватало настолько, что мастера всегда были готовы делиться со своими, чем отдавать работу иностранцам. Известно ведь, что немцы – как тараканы: одного пустишь, а следом весь выводок придёт.
Левицкий вместе со Львовым и придумал план, как представить Владимира Лукича при дворе. Он уговорил художника написать портрет императрицы Екатерины Великой – но не величественный парадный портрет, а сугубо приватный. В жанре, который годы спустя искусствоведы назовут русским сентиментализмом. На полотне «Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке» государыня была изображена не в парадном платье с орденами и регалиями императорского достоинства, а в образе просто помещицы: в простом плаще-шлафроке, украшенном кружевным жабо с атласным бантом. В руке государыни палка: она страдала от ревматических болей. У ног резвится собака. В полумраке парка видна пристань со сфинксами, в озере плавают лебеди.
Но, увы, Екатерина не испытала при виде этого портрета того восторга, на который рассчитывал Львов. Государыня не выкупила картину, а сам художник получил лишь звание «назначенного» в академики, а не академика, как надеялся Львов.
В этот момент Боровиковского и нашёл князь Самойлов.
«Нужнее мне всего... иметь портрет Елизаветы Григорьевны Калагеоргиевой, – писал он художнику. – Пускай Елизавета Григорьевна была бы написана таким образом, чтобы шея была открыта и волосы растрёпанные буклями лежали на оной без порядка...»
Упрямый Боровиковский не отступил от канонов сентиментализма, который проявляется в отказе автора от парадных дворцовых интерьеров и предпочтении природы, которая «прекраснее дворцов». Впервые в русском искусстве фон портрета служит не для заполнения пустого места на холсте, но является дополнительным элементом в характеристике человека, подчёркивая его естественность и отсутствие позы.
Поэтому Боровиковский написал Елизавету Григорьевну на фоне парка, создав универсальную формулу портрета: безмятежные голубые небеса в верхнем левом углу подчёркивают плавность линий рук в нижнем правом. Позднее эта формула станет визитной карточкой Боровиковского: достаточно посмотреть на его самую известную картину «Портрет Марии Лопухиной», с которой сейчас открывается экспозиция Третьяковской галереи.
Но всё-таки рыжеволосая Тёмкина стоит особняком в ряду всех прочих томных барышень Боровиковского. Елизавета Григорьевна явно унаследовала от отца и темперамент, и силу воли, и даже ампирное платье по античной моде не придаёт ей холодности.
Портрет был готов через год. Боровиковский также выполнил его миниатюрное повторение на цинке. На нём Елизавета была изображена в образе древнегреческой богини Дианы с обнажённой грудью и украшением в виде полумесяца в причёске.
Более всех портрет дочери оценила государыня. В тот же год Боровиковскому был заказан портрет великого князя Константина Павловича. Без всякого сентиментализма и приватности.
И Боровиковский стал настоящим академиком.
* * *
Интересно, что Елизавета Григорьевна Тёмкина-Калагеорги прожила жизнь, далёкую от политических бурь, и умерла в мае 1854 года в возрасте 78 лет.
В 1884 году сын Елизаветы, Константин Иванович Калагеорги, предложил приобрести портрет матери коллекционеру Павлу Михайловичу Третьякову за 6 тысяч рублей.
Третьяков счёл цену чрезмерно высокой. Тогда к торгу присоединился внук Елизаветы и сын Константина, мировой судья Николай Константинович Калагеорги, написавший коллекционеру: «Портрет моей бабушки имеет втройне историческое значение – по личности художника, по личности моей бабушки и как тип красавицы восемнадцатого столетия, что составляет его ценность совершенно независимо от модных течений современного нам искусства».
Третьякова, однако, не убедил и этот аргумент. В итоге портрет остался в семье Калагеорги.
В 1907 году вдова судьи Калагеорги продала портрет московскому коллекционеру Цветкову. Только 18 лет спустя коллекция Цветкова вошла в состав Государственной Третьяковской галереи.