Родившись в 1919 году в Новочеркасске, в семье полковника Владимира Павловича Полчанинова, Ростислав уже через год столкнулся со всеми тяготами Русского исхода. Жизненный выбор привёл его к активному участию в деятельности Псковской православной миссии – попытке церковного возрождения на оккупированной территории епархий Русской церкви в годы Великой Отечественной войны. О судьбе выдающегося русского человека, о том, во что он верил и что любил, «Стол» поговорил с Константином Обозным, деканом исторического факультета Свято-Филаретовского института, ведущим специалистом по истории Псковской миссии.
Константин Обозный. Фото: sfi.ru– C Ростиславом Владимировичем Полчаниновым я познакомился в конце 1990-х годов, когда активно занимался исследованием истории Псковской православной миссии. Несмотря на то что у него не было профессионального исторического образования, он имел аналитический склад ума: мог не просто запомнить отдельные факты, но и точно их описать. Я задавал ему массу вопросов. Иногда Ростислав Владимирович отвечал более компактно, а иногда в ответ писал целую статью на четыре-пять страниц и потом присылал её, опубликованную где-то в эмиграции.
В 2009 году в издательстве «Посев» вышла его книга «Молодёжь русского зарубежья. Воспоминания 1941–1951». И в рассказах о Псковской миссии я нередко узнаю развёрнутые ответы на мои вопросы. Для меня было очень ценно, что, оказавшись на оккупированной территории уже сформировавшимся (пусть ещё и молодым) человеком, со своими взглядами, идеями и, конечно, верой, он всю жизнь хранил память об этих событиях, прекрасно всё описывал. С полным правом Ростислава Владимировича можно назвать свидетелем русской эмиграции. Для меня же он ещё и старший наставник, друг, коллега, у которого можно поучиться историческому взгляду на события.
Ростислав Владимирович был последовательным, строгим и бескомпромиссным противником большевизма. Такая антисоветская закалка со знаком «плюс», конечно, нас сближала. И в то же время он был лишён и идей монархизма, которые до сих пор остаются характерными для «ортодоксальной» эмиграции. Он был свободен от всякого магического отношения к монархии.
Ростислав Полчанинов в молодости. Фото: pravoslavie.ruНо, наверное, самое главное в его судьбе – то, что он несмотря ни на что оставался русским человеком, очень дорожил русской культурой, всегда с гордостью называл себя русским. Когда его спрашивали о родине, он говорил: «Я себя считаю псковичом». Хотя во Пскове он прожил только один 1943-й год, и тот неполный, Ростислав Владимирович через всю жизнь пронёс эту любовь к Пскову, к России. Его супруга, Валентина Петровна, – псковитянка. В 1943 году у них была свадьба, венчание в храме, а в конце года вместе с женой и её мамой они покидали Псков, переехали в Ригу. Ростислав Владимирович с большой любовью относился к русской культуре, поэзии, классической русской музыке. Несмотря на все сложности, трудности и ужасы войны и оккупации, он говорил, что для него оказаться во Пскове, древнем городе, было подарком.
Члены Псковской Православной Миссии на территории Псковского кремля, 1943 год (Константин Кравченок, Ростислав Полчанинов, Раиса Матвеева, Николай Сабуров, Ольга Кошко, археолог из Новгорода - предположительно Василий Пономарев). Фото: pravoslavie.ru– Чем была для него, прожившего большую часть жизни вне родины, русская культура?
– Ростислав Владимирович любил русскую культуру, к которой был приобщён особым образом, впрочем, как многие дети эмигрантов первой волны. Когда он покидал Россию в конце 1919 года, ему было всего несколько месяцев, и, естественно, он не мог быть в прямом смысле слова носителем этой культуры. Он её воспринимал, оказавшись в эмиграции в Королевстве сербов, хорватов и словенцев, через своё окружение – через семью, через других русских эмигрантов, многие из которых были из семей военных. Это восприятие не было лубочным, поверхностным.
Когда мы готовили вечер памяти Псковской миссии, приуроченный к столетию Ростислава Владимировича, у меня был повод спросить у него о любимых книгах, поэтах, музыкантах, и на вечере прозвучали его любимые произведения – Мусоргского и других прекрасных русских композиторов.
Одновременно для Ростислава Владимировича русская культура была немыслима без православия, без подлинной глубокой веры. Он неоднократно говорил, что, участвуя в работе разных движений, в том числе НТСНП (Национально-трудовой союз нового поколения), он всегда делал большой акцент именно на том, чтобы своих воспитанников, маленьких ребят и подростков, приобщать к вере, чтобы любовь к родине и к русской культуре не воспринималась ими в отрыве от христианства. Для Ростислава Владимировича это был глубоко личный опыт. Неслучайно он оказался в Псковской миссии, стал учителем в школе, подружился с другим известным деятелем Псковской миссии отцом Георгием Бенигсеном (1915–1993), настоятелем Дмитриевской церкви, при которой и была организована эта школа.
– Чем Ростислав Владимирович занимался в школе, в миссии? Что в это сложное время виделось ему самым главным?
– Трудно сказать, чем Ростислав Владимирович больше занимался во время служения в Псковской миссии. Несомненно, подпольной работой, но, как я понимаю, с течением времени он понял, что главное его служение – работа в школе, воспитание детей, приобщение их к культуре, в том числе скаутской. Одновременно с этим при Дмитриевском храме, где была открыта школа, он нелегально вёл курсы вожаков для тех способных ребят и девочек, которые могли бы впоследствии сами создавать небольшие скаутские ячейки. Он готовил руководителей скаутского движения, но делал это нелегально и строго-настрого просил никому не рассказывать, потому что это могло трагически закончиться и для них, и для самого учителя. Немцы препятствовали различного рода национально-патриотической работе среди русских подростков и молодёжи. Они считали, что это слишком опасно для режима.
Ростислав Владимирович торопился поделиться с воспитанными атеистической советской властью детьми своим опытом жизни и веры, умением качественно делать дело. Он стремился воспитывать настоящих русских людей, которые будут лишены штампов, клише и – самое главное – освободятся от оболванивающей пропаганды, и сталинской, и национал-социалистической, которые соседствовали в оккупированном Пскове.
Священник Георгий Бенигсен и его воспитанники у Дмитриевского храма, 1943 год. Фото: из книги Константина Обозного "История Псковской Православной Миссии 1941-1944 гг."Когда я познакомился с воспитанницами Ростислава Владимировича, уже бабушками, они тоже рассказывали, что он не просто относился к ним с большой симпатией, а был глубоко заинтересован, как они живут, какие песни поют, о чём думают, как они представляют будущее России, что знают из её истории. И одновременно с этим он делился своим опытом, в том числе верой, что было очень важно для ребят, которые жили в атеистической обстановке.
Одна из его воспитанниц, Мира Фёдоровна Яковлева (1928–2010), опубликовала очерки, которые были посвящены её детству в оккупированном Пскове. Она описывала то, как училась в школе, своих наставников, учителей, Ростислава Владимировича. И она неоднократно говорила, что тяжёлое время оккупации для неё было радостным и новым, потому что она обрела настоящих старших друзей, которые открыли ей красоту русской культуры, русской литературы и – самое главное – помогли ей войти в Церковь. Этот опыт веры, приобщённость к подлинной культуре она несла всю жизнь, несмотря на советские годы.
Интересно, что Ростислав Владимирович не только подружился с другими учителями, с ребятами, но ещё и фиксировал основные моменты жизни в оккупированном Пскове. Как он пишет в воспоминаниях, ему удалось провезти на оккупированную территорию фотоаппарат (а это было запрещено) и сделать довольно много снимков, теперь ставших историческими. Там есть и виды оккупированного Пскова, и храмы, где-то разрушенные, где-то действующие, и старообрядческий храм в центре Пскова, и – самое главное – школьники, ребята, в частности построение линейки 6 мая 1943 года в день именин отца Георгия Бенигсена. Это одновременно был день скаутов в русской эмиграции, о чём немцы не подозревали, и отец Георгий и Ростислав Владимирович провели такой праздник при храме. Такая фиксация жизни бесценна. Вечная ему память!
