«Иордан возвратися вспять»: благая весть крещенской иконографии

Крещение – единственный великий христианский праздник, который изображался художниками таким многолюдным. К Иоанну приходят все – и мы легко представляем это, вспоминая, скажем, «Явление Христа народу» Александра Иванова

Картина Пьетро Перуджино «Крещение Христа». Фото:  Canterbury City Council Museums

Картина Пьетро Перуджино «Крещение Христа». Фото: Canterbury City Council Museums

Мало кто празднует Крещение так же, как Рождество или Пасху. Думаю, широким массам даже не очень хорошо известно, какого оно числа. Тем не менее в народе у этого дня появился собственный, притом весьма любимый, аккомпанемент: окунание в освящённые воды иордани стало чем-то вроде народной забавы, лишённой подчас по крайней мере внешнего благочестия. Сам я однажды был свидетелем, как мне кажется, весьма характерной сцены: по окончании водосвятного молебна, мгновенно разоблачившиеся мужчины и женщины стали окунаться в воду с визгом и криками «ух ты ж ***** [вот это да]». Ну просто благодать на благодать.

Сразу оговорюсь: в этом нет скандала, хотя и есть некоторый диссонанс. Дело в том, что и до революции все это проходило весьма похожим образом, поскольку погружение в полынью никогда не было, собственно, церковной традицией.

Церковные уставы не регламентировали и не регламентируют этот обычай, а многие церковные авторы и вовсе осуждали его, как весьма напоминающий суеверие. Он родился в народной среде – и остается близким именно ей. Как будто нагрешивший святочными гаданиями народ смывал с себя безусловный грех чародейства вполне магическим, что характерно, способом, заменяя очищение покаянием – простым физическим омовением, а надежду на благодать – родом принуждения совершить над тобой чудо. Ну или хотя бы избавить от простуды на утро.

Тем не менее каждый год в ночь на 19 января священники святят воду, а народ погружается в неё. Что же это – попустительство, соблазн? Или некая более глубокая, чем простая народная забава, традиция? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте внимательнее присмотримся к иконам и живописным образам Крещения – быть может, они укажут на смыслы, доселе скрытые. 

Икона Крещения хорошо вам знакома: Иоанн Креститель, Христос, «Дух в виде голубине», ангелы… Впрочем, оговоримся: когда мы говорим «Креститель», «крещение» применительно к этому святому и этому дню, мы, в сущности, говорим не совсем верно – ведь Креста, когда Христос крестился, ещё не было. По-гречески Иоанн звался Βαπτιστής, на латыни – Babtista, что мы могли бы перевести как «окунатель», если бы не традиционное русское имя: Иван Купала. Он «купает» людей в Иордане. Вопрос: зачем?

Икона Андрея Рублева «Крещение Господне». Фото: общественное достояние
Икона Андрея Рублева «Крещение Господне». Фото: общественное достояние

По свидетельству историка Иосифа Флавия, Иоанн был «праведным человеком, который убеждал иудеев вести добродетельный образ жизни, быть справедливыми друг к другу, питать благочестивое чувство к Предвечному, собираться для омовения. При таких условиях (учил Иоанн) омовение будет угодно Господу, так как они будут прибегать к этому средству не для искупления различных грехов, но для освящения своего тела, тем более что души их заранее уже успеют очиститься, так как многие стекались к проповеднику, учение которого возвышало их души» (Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга XVIII, 5.2). Важно понимать, что Флавий – не христианин, но и он замечает, что физическое омовение является лишь следствием более глубокого душевного очищения от грехов. Так и в Евангелии: святой Иоанн «купает» людей – окунает их в воду, но это ещё не полное очищение, он лишь предвещает пришествие Того, кто будет «окунать» в Дух Святый. Пришествие Христа. Их встреча – центр крещенской иконы. Однако, это далеко не все, что мы можем на ней найти.

Вглядимся пристальнее. Слева, у ног Христа с левой стороны мы можем разглядеть небольшую фигурку мужчины с сосудом, а справа – женскую фигуру, сидящую на рыбах. Кто же это? На одной из ранних византийский мозаик мы находим ответ по крайней мере на один из вопросов: мужчина – это Иордан. Что же, для античного искусства было вполне обычным делом – изображать аллегории рек в виде мужчин и женщин, здесь почти нечему удивляться. Но вот вопрос: зачем изображать эту фигуру, если мы и так знаем, что Христос «крещается во Иордане» и ни в какой другой реке? 

Баптистерий православных, V век, Равенна. Фото: ThePhotografer/Wikipedia
Баптистерий православных, V век, Равенна. Фото: ThePhotografer/Wikipedia

Приглядимся к тому, как Иордан изображен на иконе Андрея Рублева. Какая странная и неудобная поза, будто бы тело повернуто к нам спиной, а голова развернулась почти на 180 градусов. Это, очевидно, не ошибка художника – это сознательное построение образа, которое совершенно буквально говорит нам: Иордан обернулся. Правда, о реке правильнее было бы сказать: «повернулся вспять», что является уже точной цитатой из Псалтири: «Море виде и побеже, Иордан возвратися вспять» (Пс. 113: 3), то есть «изменил течение». И посмотрите: рыбы у ног Христа начинают плыть в другую сторону. Это тоже не ошибка и не случайность, на иконах нет случайного. Это прямая иллюстрация текста псалма, который тут же объясняет нам и женскую фигуру – это море, которое «побежало». Фигура и правда будто бы бежит прочь от Христа – и оборачивается на Него чуть не в страхе.

И все же, даже ответив на вопросы о том, что это за образы, мы не объяснили, почему они здесь оказались. Зачем они нужны? Чтобы ответить, как ни странно, нам нужно вспомнить географию. Река Иордан берет свое начало в горах Хермон – иногда на иконах можно даже встретить изображение двух легендарных истоков этой реки – Иор и Дан. Впадает же он в известное Мёртвое море.

<em>Два истока Иордана. Крещение Господне. Псков. XIV в. Эрмитаж.</em>
Два истока Иордана. Крещение Господне. Псков. XIV в. Эрмитаж.

Иордан, тем самым, одна из самых естественных, буквально, природных метафор жизни человека: рождается от двух начал и жизнь его оканчивается смертью. Так, и крещение Иоанново в Иордане является родом признания неминуемого конца: «покайтесь», «исповедуйте грехи свои», ибо «секира при корне дерев лежит», конец приближается, жизнь кончается Мёртвым морем, где вовсе нет никакой жизни, где погибли Содом и Гоморра.

Но вот в воду входит Христос – тот самый, кто будет крестить «Духом Святым и огнём» (Мф. 3: 11). Он, безгрешный, вступает в реку, стремящуюся к смерти – и река поворачивается вспять, а Мёртвое море бежит прочь: жизнь возвращается к истоку, смерть упраздняется. Именно для передачи этого смысла иконописец изобразил эти две, на первый взгляд, незаметные и, казалось бы, не очень нужные фигурки реки и моря. Праздник Крещения – это не только Богоявление, не только явление Троицы (Сын, Дух в виде голубя и Голос Отца), но и прямая манифестация цели Пришествия – победа над смертью.

Поэтому так важно отметить, что Крещение – единственный великий христианский праздник, который изображался художниками таким многолюдным. К Иоанну приходят все – и Иисус, как ни дико это прозвучит, был всего лишь одним из великого множества людей, крестившихся от Иоанна. И это важно: Христос родился, как не рождался никто, проповедовал, как никто не проповедовал, был казнен, как редкие злодеи казнились, воскрес, как никто не воскресал. Но крестился, как все крестились, – не в тайне, но при всём стечении народа, ради всех, пришедших креститься.

Картина Иоахима Эйтевала «Крещение». Фото: Эрмитаж
Картина Иоахима Эйтевала «Крещение». Фото: Эрмитаж

Удивительно, как естественно эту богословскую мысль восприняла европейская живопись. На картине необыкновенного художника Иоахима Эйтевала мы видим, что Схождение Духа и глас «Сей есть Сын Мой Возлюбленный» – случилось при всём, быть может, праздном стечении людей, пришедших кто по зову веры, а кто потому, что Иоанн слыл чудотворцем. Очевидно, что художник XVI века представлял себе праздник Крещения почти так же, каким он выглядит сегодня: толпа обнаженных людей, крики, визг, праздность одних, полное смирение и ожидание Мессии других, но среди всего этого, удивительно тихо, совершается великое чудо ради спасения всех присутствующих.

Или вспомним известное полотно Александра Иванова «Явление Христа Народу». И здесь самые разные люди: старики, дети, разбойники, воины, священники – пришли к Иоанну, и всем нашлось место, минуя даже пространство и время. Как отмечают искусствоведы, мужчина в шляпе, написанный прямо под правым локтем Иоанна – это автопортрет художника, а ближайший ко Христу мужчина в красном своим характерным профилем выдает Николая Васильевича Гоголя, с которым Иванов был дружен и часто виделся в Риме. Иными словами, не только современники Христа, но и современника автора, как и наши современники – все мы впишемся в эту толпу ожидающих Мессию людей. Впрочем, Иванов, конечно, не был первым, кто изобразил крещение Иоанна именно так.

Картина А.А. Иванова «Явление Христа народу». Фото: Государственная Третьяковская галерея
Картина А.А. Иванова «Явление Христа народу». Фото: Государственная Третьяковская галерея

Гораздо раньше, еще в XVI веке, Питер Брейгель Старший написал «Проповедь Иоанна Крестителя в пустыне» – картину, повторение которой, выполненное Брейгелем Младшим, можно увидеть в Государственном Эрмитаже. Недавно, к слову, в «Столе» выходил текст философа Никиты Сюндюкова, посвященный картине Брейгеля «Перепись в Вифлееме». Там тоже изображается множество людей, но никто из них не знает, что происходит, пока они занимаются своими делами. Никто не знает, что пока они режут свинью или стоят в очереди – сама Богородица въезжает в их город. А вот на картине об Иоанне – все знают, куда и зачем пришли. Истина здесь слишком очевидна.

Картина Питера Брейгеля Младшего Проповедь «Иоанна Крестителя в пустыне». Фото: Эрмитаж
Картина Питера Брейгеля Младшего Проповедь «Иоанна Крестителя в пустыне». Фото: Эрмитаж

Они пришли слушать проповедь «Ангела пустыни»: здесь тоже есть и простые люди, есть и знатные, есть монахи и рыцари – и все одеты современниками художника. Правда, несмотря на всю очевидность истины кто-то просто пользуется стечением народа, как цыган, который на переднем плане гадает богатому горожанину по руке. Предосудительность этого занятия изобличает сидящая на его плаще собака, которая напоминает внимательному зрителю слово Притч Соломоновых, процитированное апостолом Петром: собака возвращается на блевотину свою (Притч 26:11), как и вымытая свинья идет валяться в грязи (2 Петра 2:22).

Важно понимать: этот персонаж не тем даже плох, что он занимается хиромантией – как не тем плохи те, кто воспринимают крещенскую иордань родом развлечения, болтают во время службы или гадают на Святки. Он плох, прежде всего, недостойной мелкостью своего занятия. Гадающий по руке тем смешнее, что хочет узнать истину в хитросплетениях линий на ладони, когда достаточно было поднять взгляд. Истина же ни от кого не прячется, она очевидна, нужно только немножко всмотреться в происходящее. Вглядимся же мы вглубь картины. Вдалеке, на самом берегу реки, мы видим едва-едва заметную группу людей, пришедших, очевидно, «окунуться», т.е. креститься Иоанновым Крещением. Мы не видим, кто они, это и не важно. Это все, это любые люди, это мы сами. Главное, что среди них всегда уже есть Христос, явившийся, чтобы креститься вместе со всеми.

Любопытно, что и в православной традиции подчас изображается именно это. На прекрасной фреске в церкви Богородицы Перивлепты в Мистре мы видим, как наряду с рыбами, у ног Христовых плавают и люди, а один из них будто даже готовится запрыгнуть в воду со скалы. Это, быть может, вообще единственное изображение купания в иконописи, это почти прямое благословение купания в иордани, которая есть образ Иордана. Но только если купание это не праздно, но исполнено решимости войти в ту реку, которая отныне повернется к Вечности.

Икона «Крещение Господне». Фото: Церковь Богородицы Перивлепты
Икона «Крещение Господне». Фото: Церковь Богородицы Перивлепты

Читайте также