Неизвестный Солженицын

Позже в Цюрихе о. Александр лично встретился с Солженицыным: «Первое впечатление от АИ (после простоты) – энергия, хлопотливость, забота. Сразу же: „Едем!“ Забегал, носит свертки, чемоданчики. Чудная улыбка. Вещи – в кухне, и на письменном столе – разбросаны. В этом отношении АИ явный русский интеллигент. Никаких удобств: кресла, шкапа. Всё сведено к абсолютному минимуму. Также и одежда: то, в чём выехал из России. Какая-то кепка. Офицерские сапоги. Валенки».

Солженицын, евреи, интеллигенция и национальный вопрос

Священник Александр Шмеман: «Страстное сопротивление тому, что он называет „еврейской идеологией“. (Евреи были огромным фактором в революции. Теперь же, что режим ударил по ним, они отождествляют советское с исконно и природно русским.) Попервоначалу можно принять за антисемитизм. Потом начинаешь чувствовать, что и тут – всё тот же прорыв к правде…

Священник Александр Шмеман и Александр Солженицын. Фото: solzhenitsyn.ru

Роль Солженицына – восстановить правду о России, раскрыть её самой России и тем самым вернуть Россию на её изначальный путь. Отсюда и напряжённая борьба с двумя кровными врагами России – марксизмом (квинтэссенция Запада) и «образованщиной», в смысле интеллигенции, которая является антиприродной и антирусской по самой своей природе, ибо она порабощена Западу и, что ещё хуже, „еврейству“. – Солженицына, в сущности, „разлюбили“ только потому, что он говорил простейшую, элементарную правду. Солженицына, в сущности, „разлюбили“ только потому, что он говорил простейшую, элементарную правду. Можно доказать теорему: „интеллигенция“ всех народов не выносит правды. И потому не выносит, что считает себя носительницей „правды“ в каждый данный момент, в каждой ситуации». Константин Паустовский: «Меня пугает в Солженицыне только одно, он  –  враг интеллигенции. Это чувствуется во всём».

Лидия Чуковская вспоминает в своих «Записках об Ахматовой» такой разговор: «–  Догадайтесь, кто не пожелал присоединиться к хлопотам об Иосифе? Александр Исаевич… давно я так не огорчалась. Я сказала, что, насколько мне известно, он получает горы писем от заключённых и, пользуясь своей славой и новыми связями, пытается им помочь, вызволить их из беды. Выручить тех, за кого не заступился никто. –  Хорошо, если так,  –  сказала, помолчав, Анна Андреевна.  –  „Выручить тех, за кого не заступился никто“. Но единственная ли это причина? Мне мельком когда-то сказал Паустовский, что в „Одном дне Ивана Денисовича“ звучат антиинтеллигентские ноты. Я мимо ушей эти слова пропустила. Счастлива, что дожила до Солженицына. Однако наша интеллигенция приняла не меньше страданий, чем наш народ. Сам-то он, Солженицын, кто?  –  народ или интеллигенция? Кто читает и почитает его: народ или интеллигенция? Разделение мнимое и никчёмное. В особенности после ежовщины и войны. Наша интеллигенция кроваво обвенчалась с народом».

– Подарили стаду гения, а оно мерит его своими мерками. Позже Чуковская напишет в своих дневниках в 1975 году: «О, какой это ужас, «все»; интеллигентное стадо или неинтеллигентное! Но – стадо. Подарили стаду гения, а оно мерит его своими мерками. Пока А.И., напрягая все мускулы души и тела, создавал для них же „Архипелаг“, они обсуждали его образ жизни, отношения к друзьям, навестил или не навестил в больнице первую жену, вторую жену – не соображая, что он ничей не муж, а „муж судьбы“, „пред кем унизились цари“, кто вот-вот исчезнет „как тень зари“ – а они к нему с мелочью и ерундой. Он тоже делает иногда мелочь и ерунду, а всё-таки он – это Он, а они – это Они». А когда Александр Солженицын вернётся в Россию после долгого изгнания, в 1994 году Лидия Корнеевна сделает ещё такую запись: «Опущены плечи, борода, ходит как-то вразвалку – старик. 75 лет – не 50. Молодость и сила возвращаются, когда говорит. Тогда я узнаю его – по силе голоса: он –  могучее создание природы, памяти и человеческой воли, перед которым я склоняюсь, как когда-то перед Ахматовой, несмотря ни на что.

Первое издание отдельной книгой. Фото: издательство Советский писатель

Самое интересное – для меня – в этом его возвращении: буря открытой и ползучей ненависти – среди интеллигенции, – которую он вызывает. Во всяком случае, не среди швали и пр., а среди моих друзей и знакомых. У каждого своя претензия. Зачем не с Москвы начал. Зачем продал фильм Би-би-си. Зачем его сыновья не в армии. Зачем его жена покупает все вещи (лампы, мебель, дверные ручки) не в России, а за границей. Зачем он предлагает всем своё спасение России? (Не сверху, а снизу?) Зачем не восторгается Горбачёвым, который дал нам гласность?

Изгнать Солженицына или задушить… любовью?

Генеральный прокурор СССР Роман Руденко и председатель КГБ Юрий Андропов направили в Секретариат ЦК КПСС довольно любопытную записку, в которой они излагали своё видение «проблемы Солженицына». Они писали: «Проживание Солженицына в стране после вручения ему Нобелевской премии укрепит его позиции и позволит активнее пропагандировать свои взгляды… Выдворение Солженицына из Советского Союза лишит его этой позиции – позиции внутреннего эмигранта – и всех прочих преимуществ, связанных с этим… Сам же акт выдворения вызовет кратковременную антисоветскую кампанию за рубежом с участием некоторых органов коммунистической прессы… Взвесив все обстоятельства, считали бы целесообразным решить вопрос о выдворении Солженицына из пределов Советского государства».

Министр внутренних дел Николай Щёлоков тогда выступил с иным предложением. Он считал, что Солженицыну нужно немедленно дать квартиру, прописку и вообще проявить к нему внимание. «За Солженицына надо бороться, а не выбрасывать его, – писал он. – В данном случае надо не публично казнить врагов, а душить их в объятиях». Что в конечном счёте с ними надо было сделать  –  они так и не решили. Позже этот вопрос обсуждался даже на Политбюро ЦК КПСС, где после долгих дебатов было принято специальное постановление «О мерах по пресечению антисоветской деятельности Солженицына А.И.». В итоге Александр Исаевич был изгнан сперва из Союза писателей, а после и из страны.

Всем смертям назло

Как известно, несмотря на лагеря, преследования и невероятную трудоспособность, Александр Солженицын прожил долгую наполненную жизнь. Никита Струве заметил однажды: «Ни один мировой писатель, во всяком случае в обозреваемом нами отрезке времени, не прожил такое количество человеческих жизней, и притом таких различных и таких страшных. Во-первых, провинциальное детство – Ростов-на-Дону, безотцовщина, нищета. Я посещал Ростов-на-Дону, видел тот дом, который скорее можно назвать халупой, в котором рос Солженицын со своей матерью.

Никита Струве и Александр Солженицын. Фото: solzhenitsyn.ru

До сих пор администрации города Ростова стыдно показывать этот дом, который, слава Богу, сохранился и который должен быть сохранён. Причём провинциальное детство в не совсем русской среде в смысле языковом. Затем комсомольская юность, когда всё, приобретённое в раннем воспитании, в частности религиозном, рухнуло в единочасье и заменилось комсомольской верой, как и у многих в те времена. Затем – успешный капитан советской армии, и на гребне военной славы – арест, тюрьма, Лубянка, годы и годы ГУЛага. Казалось бы, достаточно! Но нет, судьба посылает ещё ему смертельную болезнь, как раз в последние годы гулажного существования, – раковую опухоль. Длительное пребывание сначала на койке лагерной, затем в ташкентском госпитале. Болезнь роковую, но из которой он выходит невредим». – Он пошёл в больницу и лёг поперёк двери главврача. Через 2 дня после начала лечения он начал есть и поправляться.

Елена Чуковская, внучка Корнея Чуковского, одна из «невидимок»  –  конспиративных помощников Солженицына:

«Жил в райцентре, где нет даже анализа крови. У него опухоль, давит на желудок. Отпустили в Ташкент, когда считали, что до смерти осталось 3–4 месяца. Пошёл в гостиницу со ссыльным удостоверением, его выгнали. В милицию не взяли. Посоветовали в чайхану к закрытию. Он пошёл в больницу и лёг поперёк двери главврача. Через 2 дня после начала лечения он начал есть и поправляться». Никита Струве: «„Как труп в пустыне я лежал“, – это относится к Солженицыну в те дни, когда он, умирая от рака, познал самого себя, познал законы вселенной и смысл того праздника, что мы сегодня празднуем, – Воздвижение Креста, восхождение через уничижение и страдание. Действительно, он лежал как труп. И в этот момент он познал, что такое счастье. Однажды он мне сказал, что никогда не был столь счастливым, как в эти моменты умирания на гулажной койке от раковой опухоли… …Вдруг он мне пишет, что „странная какая-то у меня болезнь, совершенно непонятная, жуткая чесотка, аллергия“. Он не знал, как с ней совладать. Но его удивительный организм, Богом данные сверхчеловеческие силы позволили эту болезнь одолеть. Но причина её была в этот раз не органическая, не раковая опухоль, а преступный укол – теперь это подтверждено документами, – который ему тайно сделали в очереди, когда он приезжал в свой родной город, в Ростов-на-Дону, в начале семидесятых годов. Привожу это просто как пример тех рьяных преследований, которым он подвергался. Может быть, человек с менее сильной органической энергией и погиб бы от этого укола, сделанного подосланным „органами“ человеком».

Александр Солженицын. Фото: РИА Новости

В ноябре 1972 года, через два года после Нобелевской премии и за два года до высылки из СССР, Елена Чуковская описывает такой случай: «Мы сели на станции, и вдруг к нам подошли два пьяных юнца (лет 16‑ти). Один попросил прикурить. При этом он почти не стоял на ногах, качался и мог упасть на Ал.Ис. Я, испугавшись этого, чуть протянула руку вперёд, отстраняя. И вдруг он начал кричать на Солженицына – ты что толкаешься – и пьяными руками начал вытаскивать из кармана нож. Я пыталась его уговорить и не дать выйти драке... До сих пор у меня перед глазами эта нелепо-жуткая картина, а на душе ощущение не страха – нелепости происходящего. Ал.Ис. вышел из себя, стал на него кричать, я – юлила, и кое-как удалось его быстро увести. Пьяные еле стояли на ногах и не погнались. Ровно три года назад в этот день его исключали (из рязанского Союза писателей – А.В.) – а тут вот кинулись уже с настоящим ножом, а не фигуральным».

Бог и Солженицын

Александр Исаевич был верующим человеком. Больше того, он чувствовал на себе особое призвание, миссию. Но в нём, как и во всём великом, были и противоречия. Как заметил о. Александр Шмеман: «Солженицын   –  предельно одинокий человек. Каждая связь, каждое сближение его очень быстро начинает тяготить, раздражать, он рвёт их с какой-то злой радостью. Толстой переписывал Евангелие, Солженицын „переписывает“ Россию».

Архимандрит Сергий Савельев: «Почему Солженицын не назвал ни одного имени служителя церкви или христианина, которого бы за его личную, семейную и общественную жизнь прославили бы как безупречного последователя Христа, и за это гражданская власть его наказала бы? Почему бы ему не только назвать имя такого человека, но и рассказать о его жизни, чтобы он был для нас примером? Солженицын о многих говорит и пишет, но цельного образа христианина он нам не дал. И не случайно. Он и не мог нам дать такой образ, потому что его может дать только тот, душа которого растворяется во Христе. А такого растворения в Солженицыне мы не знаем».

Никита Струве: «У Солженицына своё, прямое отношение к Богу, к Господу, ко Христу. Обыкновенно, когда я о нём читаю лекции, то привожу отрывок из Послания апостола Павла к филиппийцам, который говорит об уничижении Господа до человеческого образа, а затем до крестной муки, для того, чтобы потом вознести человека. Вот в этот вселенский божественный закон Солженицын вписывается целиком». Оливье Клеман, французский богослов: «Величие Солженицына в том, что ему вновь удалось найти тождество святости и красоты».

Смешные истории

От Довлатова: «Министр культуры Фурцева беседовала с Рихтером. Стала жаловаться ему на Ростроповича: – Почему у Ростроповича на даче живёт этот кошмарный Солженицын?! Безобразие! – Действительно, – поддакнул Рихтер, – безобразие! У них же тесно. Пускай Солженицын живёт у меня…»

От Лидии Чуковской: «А.И. с женой. Он повёз её на могилу (К. Чуковского). Они сидели там – пришёл человек, положил цветы и стал расспрашивать, как оттуда попасть на дачу Чуковского. А.И. объяснял со знанием дела. Тот сказал: „Там, говорят, живёт Солженицын?“ – „Вздор! – закричал А.И. –  Бабьи сплетни!“ – „Гражданин, вы просто не в курсе“».

От о. Александра Шмемана: «Завтракал с некоей Carla Rogers, занимающейся тем, чтобы свести Соллженицына с каким-то вождём американских индейцев. Меня не перестаёт удивлять эта страсть американцев к служению, к утопии. Она твёрдо верит, что мир спасут Солженицын с индейцами».

От Корнея Чуковского: «Спросил его жену: есть ли у них деньги. Говорит, есть. Даже валюта. Она получает 300 р. в месяц (как химик). Кроме того, АИ говорит: богатство не в том, чтобы много зарабатывать, а в том, чтобы мало тратить. „Говорю ему: тебе нужны ботинки. А он: ещё не прошло 10 лет, как я купил эти“».

Солженицын с супругой Натальей на церемонии открытия библиотеки. Фото: Эдди Опп/Коммерсантъ

О себе… «Когда насилие врывается в мирную людскую жизнь – его лицо пылает от самоуверенности, оно так и на флаге несёт, и кричит: „Я – Насилие! Разойдись, расступись – раздавлю!“ Но насилие быстро стареет, немного лет – оно уже не уверено в себе, и, чтобы держаться, чтобы выглядеть прилично, – непременно вызывает себе в союзники Ложь. Ибо: насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а ложь может держаться только насилием. И не каждый день, не на каждое плечо кладёт насилие свою тяжёлую лапу: оно требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи – и в этом вся верноподданность. И здесь-то лежит пренебрегаемый нами, самый простой, самый доступный ключ к нашему освобождению: личное неучастие во лжи! Пусть ложь всё покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня!»