Землетрясение в Турции как знак времени 

О чём, кроме ужаса, могут сказать нам эти жертвы и разрушения

Фото: Сертач Каяр/Sputnik/РИА Новости

Фото: Сертач Каяр/Sputnik/РИА Новости

Землетрясения в странах Ближнего Востока могут произвести особое впечатление на тех, кто следит за новостям с украинского фронта. То, что на Западе от наших рубежей рушится под ракетными и танковыми ударами в течение года, а на Донбассе в течение уже девяти лет, выглядит невместимо. Больше того, это заворачивается в эффектную медиаобёртку и вываливается на нас как шок-контент с одной лишь целью: убедить, что важно отмщенье. Ненависть рождает ненависть. Но вот те же тысячи домов и жизней за сутки превратились в щепу на Востоке. Главное – разрушения куда более страшные, а никто не виноват.

Ну как никто? Всё-таки, рассмотрев множество видео с кадрами складывающихся многоквартирных домов, нет-нет, а подумаешь, почему так. Разве не было там жуткого землетрясения 1939 года? Разве не были разрушены более 100 тысяч домов? Разве не погибло почти 33 тысячи человек? И как будто это не район сейсмической активности. Наверное, кто-то проектировал эти города, сдавал дома в эксплуатацию, покупал там квартиры. Интересный и трагический пример, когда быстро подходишь к развилке, что дальше: искать виноватого в этой бессмысленной гибели нескольких тысяч ни в чём не виновных людей или попытаться всё-таки обновить общественный договор ответственности каждого за всех и всех за каждого. 

А что там с русскими ребятами, которые уехали в Турцию из России в связи с СВО? Это какая же может получиться нелепость: сбежать от смерти, крови невинных жертв и получить ещё больше там, где совсем этого не ждёшь. 

Уже не в первый раз приходится об этом думать. Уехали люди в Израиль, а там теракт. Перебрались на Кипр или в Турцию – землетрясение. Нигде покоя нет. 

В конце прошлого года в небольшом городке у самой линии соприкосновения мы познакомились с Натальей Ивановной, которая в начале 1990-х, будучи классным специалистом-биологом, работая в Академии наук, сбежала из Баку, опасаясь расправы. Там от их дома уже ничего не осталось. Кто же знал, что в этот маленький южный город, где сейчас она живёт, через 20 лет войдут танки! Но, кстати, теперь она никуда не собирается переезжать. Она стала верующим человеком, нашла своё место на приходе и помогает всем, кто приходит в храм со своей бедой: фасует гумпомощь, готовит еду, хлопочет по хозяйству. Парадокс, но только теперь она нашла своё призвание и живёт свободно, хоть снаряды с обеих сторон там рвутся, не прекращая. Если погода стоит ясная, то частота прилётов может быть каждые 20 секунд. Когда идёт дождь, на небе меньше коптеров и траектория снаряда меняется, то залпы дают реже – раз в 15–20 минут. А ночью отчётливо слышно, как работает пулемёт. И не поймёшь: это там или уже в городе. Поэтому Наташа не уходит ночевать в свой пустой дом, остаётся при храме. Вместе не так страшно. 

Поэтому я думаю, что «вынужденная эмиграция», когда к бегству побуждают только внутренние причины протеста или страха, а не высылка, как это было с Солженицыным, например, – это подобно тому, как монах бежит от своих обетов. По молодости некий человек решил посвятить себя Богу, принял постриг, а потом увидел, что монастырь – это вовсе не юдоль спасения, а скорее поле битвы. Соблазнов там полно и внешних, и – главное – внутренних. И вот тот, кто не выдерживает, нарушает обеты, бежит потом всю жизнь. А как выбрать дорогу? Куда свернуть на этот раз? Как разобрать дорожные знаки? Это вопросы не бытовые, а ценностные. Как говорится, где сокровище ваше, там и сердце ваше. Только монашеский путь – это выбор, а родина? 

У меня есть приятель, столичный режиссёр, который очень тяжело переживает СВО и всё, что с ней связано. Перед Новым годом мы созванивались, и он сказал мне:

– Знаешь, а я думаю, что Господь уже всё начал брать в свои руки. 

– Почему ты так думаешь? 

– Ну как?! Ты же видишь: священники, которые призывают воевать, погибают, самолёты падают на мирные русские дома. Это всё знаки! 

Об этом трудно спорить. Ты это или видишь, или нет. Для тебя это или реальность, или ряд совпадений, который ни к чему не ведёт. 

Этот же режиссёр откликнулся недавно на новость в связи с запретом в служении московского священника, поменявшего в специальной разосланной по русским храмам молитве слово «победа» на слово «мир». В запрещённой социальной сети мой приятель написал обращение к донёсшим на своего священника прихожанам: 

– Во время самой важной части Божественной литургии перед чтением Евангелия происходит настоящая диверсия в каждом храме России каждый священник в этот момент возглашает: «Мир всем!». Вы представляете? У нас, прихожане, будет ещё минут сорок на то, чтобы причаститься и донести на врагов нашей победы. Главное успеть до слов священника «С миром изыдем», а то надо уже будет доносить на Бога.

Он как человек творческий и тонкий чувствует нюансы. И для него доносительство прихожан – это знак сокрушительного падения. 

Этих знаков полно повсюду! Например, мироточащие иконы, если это не жульничество какого-нибудь алчного архимандрита, чаще всего понимаются как Божья благоуханная роса благодати. Меж тем как в Библии мы видим, что Господь совершает материальные чудесам крайне редко и в основном в самых отчаянных ситуациях, когда люди остаются совершенно глухи к слову Его любви. В этом смысле мироточение – это Господни слёзы.

Пыль над турецкими и сирийскими руинами – это не просто дымка хтонического ужаса. К сожалению, это вполне вписывается в общую картину мира. И это ещё один шанс для нас, наблюдающих издали, различить свой путь.

 

Читайте также