Шуя – зажиточный промышленный городок с грамотным населением и крепкими православными традициями, к тому же место паломничеств к чудотворной иконе – Шуйской-Смоленской Богоматери. Парадоксально, но при всём этом Шуя ещё и город «красной» Иваново-Вознесенской губернии, лояльной, почти сочувствующей коммунистическому режиму. Возможно, поэтому председатель губотдела ГПУ Д.И. Шорохов считал, что «при проведении декрета изъятия ценностей особых волнений среди верующих не произойдёт». А волнения были, и ещё какие! В начале марта приходские советы уже знали о декрете и решали, как поступить, когда придёт Комиссия по изъятию.
Настоятель Воскресенского собора в Шуе священник Павел Светозаров, ознакомившись с декретом, был готов на общем собрании избрать из верующих представителей в Комиссию по изъятию.
Из воспоминаний очевидцев: «Собрание проходило под надзором представителей советских властей – начальника уездной милиции Башенкова, его помощника Ушакова и милицейского агента Капитона Филиппова. Собрание предложило избрать свою комиссию от прихода. Председателем выбрали Николая Николаевича Рябцева, отец Павел сказал, что он сам отдать имеющие богослужебное значение церковные предметы не может, так как это святотатство и нарушение церковных канонов. Но при изъятии ценностей правительственной комиссией сопротивление оказывать не намерен. После ухода комиссии храм будет заново освящён и в нём возобновится служение.
Прихожане, особенно женщины, стали просить обменять церковное имущество на свои личные вещи.
– Ценности церковные, – ответил Рябцев, – пойдут в Америку, а ваши платья и платки сочтут там за простые тряпки.
Один из прихожан, учитель Борисов, предложил ходатайствовать перед властями о выкупе церковных вещей».
Стоит упомянуть, что изъятые по всей России церковные ценности пошли не в Америку. Их стоимость была существенно завышена. Ленин в своём письме Политбюро от 19 марта 1922 года пытался оценить их в несколько миллиардов золотых рублей, тогда как их реальная цена была в пределах 16 млн золотых рублей. По сравнению со всем изъятым, стоимость церковных ценностей была ничтожна. Часть церковного серебра отправили на Монетный двор для чеканки медалей и монет; часть была потрачена на проведение самой кампании по изъятию; часть разворована.
12 марта 1922 года собрания прихожан прошли в Крестовоздвиженской церкви под председательством священника Александра Смельчакова и в Троицкой церкви под председательством священника Иоанна Лаврова. Они также решили ходатайствовать о замене изъятия сбором продовольствия и разных пожертвований.
На следующий день в Воскресенском соборе после окончания богослужения прихожане остались ждать членов Комиссии по изъятию ценностей. Когда в 12 часов те пришли в собор, народ встретил их враждебно. По свидетельствам очевидцев, прихожане выкрикивали: «Зачем пришли?! Что вам надо, ведь Церковь отделена от государства!».
Народ не расходился, и комиссия во главе с пьяным председателем Вициным отступила, заявив, что вернётся 15 марта. В городе было официально установлено военное положение.
Воскресенский собор в Шуе. Фото: Elena Yulchieva/Wikipedia15 марта 1922 года часть фабрик встала. Рабочие, хотя их участие в восстании в Шуе пытались скрыть, тоже осуждали изъятие церковных ценностей. Скорее всего, недовольство подогрело усиливающееся неблагополучие в стране – например, непосильное налогообложение.
Из воспоминаний очевидцев: «В среду, 15 марта, на Соборной площади с утра стал собираться народ, в основном женщины. К 10 часам в управление милиции пришёл Вицин и сообщил, что комиссия идёт изымать церковные ценности и милиции надо разогнать собравшуюся у собора толпу. Начальник милиции Башенков отрядил 8 конных милиционеров. Разгоняли нагайками, однако женщины не расходились; кто-то начал выламывать из плетня колья, чтобы обороняться, из толпы полетели в милицию поленья. Начальник милиции послал за подкреплением. Были присланы 14 вооружённых красноармейцев, которые пытались разогнать толпу, но безуспешно. Люди требовали, чтобы милиция и красноармейцы ушли от собора.
Начальник гарнизона распорядился о присылке красноармейцев 146-го полка в полной боевой готовности в количестве 40 человек под командованием Колоколова и Зайцева.
Пока красноармейцы шли к площади, встречные уговаривали их не ходить разгонять народ, но солдаты, рассыпавшись цепью, двинулись на толпу.
Никто из клира и прихожан не посмел подняться на колокольню и зазвонить в колокола. Проникли на колокольню мальчишки. Гимназисты постарше зазвонили в большие колокола, дети 11–12 лет – в маленькие, и вышел довольно громкий перезвон.
Вскоре подъехали автомобили с пулемётами и началась стрельба. Стреляли сначала поверх голов, а потом и по толпе. Только увидев падающих от выстрелов людей, народ потеснился и побежал».
Было убито 4 верующих, пострадало 27 красноармейцев. Вечером того же дня начались аресты. С самого начала следствие пыталось доказать наличие заговора священнослужителей. Развернулась широкая агитационная кампания, целью которой было внушение, что власть всё делала и делает правильно. Протестующие сразу были заклеймены черносотенцами. К суду были привлечены 19 человек.
Очевидно, что Ленина, Троцкого, Сталина и других уже не волновали голодающие. В письме Политбюро от 19 марта 1922 года Ленин призывает пользоваться моментом: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь подавлением какого угодно сопротивления. <...> если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый краткий срок».
Большевики сполна воспользовались возможностью подавить Русскую православную церковь. После Шуйского дела изъятие церковных ценностей превратилось в сплошное насилие и беззаконие. Отныне к кампании подключились штабы армий, армейские политорганы и Реввоентрибуналы.
* * *
В августе 2000 года решением архиерейского собора Русской православной церкви приговорённые к расстрелу протоиерей Павел Светозаров и иерей Иоанн Рождественский причислены к лику священномучеников; расстрелянный мирянин Пётр Языков – к лику мучеников. Также к мученикам причислены и погибшие у стен собора миряне: 21-летний счетовод Николай Малков, 31-летний крестьянин Авксентий Калашников, демобилизованный солдат Первой мировой войны Сергий Мефодиев и работница местной ткацкой фабрики Анастасия Шилова.
