Зомби и родительский контроль
Екатерина Владимировна преподает английский язык. Она работает в школе второй год, к детям относится с живым интересом.
– Дети у нас хорошие, – говорит Екатерина Владимировна. – Правда, они немного напоминают зомби. На переменах все сидят в телефонах, даже на ходу смотрят в телефон. Малыши ещё не так, а начиная с седьмого класса все без исключения зависимы от гаджетов. Друг с другом почти не общаются, максимум могут вместе посмотреть какой-нибудь ролик. Мне даже иногда становится страшно среди них.
Чтобы предотвратить зомбирование, в некоторых московских школах ввели запрет на сенсорные телефоны. Разрешено приносить на занятия только простые кнопочные аппараты для связи с родителями.
Мой сын Вова, ученик шестого класса, называет кнопочные телефоны «старушечьими». В его школе сенсорные телефоны не запрещены, но уже четвёртый месяц мой мальчик ходит со «старушечьим». Ещё недавно у Вовы был прекрасный смартфон – не хуже, чем у всех. Но папа установил на него программу родительского контроля, позволяющую проверять, сколько времени ребенок проводит в сети и какие сайты посещает. Одним прекрасным вечером папа обнаружил, что Вова посвящает своему телефону по три часа в сутки, причём обращается в основном не к google-переводчику, не к Википедии и не к другим познавательным ресурсам. Папа попросил так не делать и заниматься играми и чатами не больше часа в день. Вова обещал. Но в следующий раз оказалось, что наш мальчик проводит в сети уже по четыре часа в день. Сам не понял, как так. Воспитательная беседа повторилась.
А через неделю предательская программа выдала отцу, что Вова провел в телефоне добрый рабочий день – семь часов! Тут родительское терпение лопнуло, и телефон… В общем, он исчез. Теперь мой сын пользуется кнопочным гаджетом, а в Сеть ненадолго выходит раз в день с домашнего компьютера, чтобы проверить свой электронный дневник и переписку ВКонтакте.
Альтернатива в собачьей будке
Пять лет назад психолог из Санкт-Петербурга Катерина Мурашова провела эксперимент: предложила подросткам от 12 до 18 лет прожить 8 часов без гаджетов. Из 68 участников до конца эксперимент довели только трое. У троих возникли суицидальные мысли, пятеро испытали панические атаки, у 27 началась тошнота, головокружение, жар или боль в животе. Практически каждый испытал страх и беспокойство.
Второй эксперимент Мурашова дополнила возможностью взять себе компаньона из расчёта, что живое общение поможет преодолеть цифровой голод. В новом эксперименте участвовали 49 подростков. Кто-то из них пригласил в напарники близкого друга или подругу, кто-то попросил побыть рядом папу или маму. Нужно было так же 8 часов занимать себя любыми делами, не связанными с чатами, электронной почтой, телефоном, плейером или телевизором. До конца дошли 13 участников. 9 из них были подростками младшего возраста, они выбрали в партнеры одного из родителей, с которым либо отправились в путешествие, либо занимались семейными делами. Ещё двое – подростки старшего возраста – провели восемь часов со своим парнем или своей девушкой соответственно. Ещё один участник вместе с братом строил на даче собачью будку, чтобы родители согласились завести собаку (кстати, собака у него появилась). И последняя девочка 14 лет встретила старую подружку и проболтала с ней всё время эксперимента, даже не заметив, как оно закончилось.
Остальные 36 человек сошли с дистанции. В половине случаев эксперимент прервался по требованию партнёра, в том числе и некоторые родители не выдержали 8 часов цифрового голода. Остальные участники сами не вынесли искушения гаджетами. Подавляющее большинство просто не знало, чем им заняться вместе. Три пары даже разорвали отношения после эксперимента.
Вместо соски
– Если проследить, откуда берётся эта зависимость, то чаще всего в раннем возрасте родители сами приучают ребёнка к гаджетам, – говорит психолог Марина Слинькова. – Мультики или простые игры на планшете используют вместо соски, ведь привычные действия успокаивают и их проще организовать, чем разговаривать с ребёнком, читать ему, играть с ним. А в детском коллективе уже включается средовой фактор. Если все сидят в гаджетах, куда одному деваться? Многие мамы, спохватившись и попытавшись отнять планшет или телефон, обнаруживают, что так их ребёнок теряет социальные связи, становится одиноким. Среди детей электронные игрушки приняты и одобряемы, то есть для школьной среды это норма.
Бездонный сетевой мир так сильно поглощает подростков, что дома вместо ребёнка остается лишь невнятно бормочущая тень с пустыми глазами. Мы их теряем? Они действительно утрачивают свою живую, чувствующую и думающую, коммуницирующую составляющую, превращаясь в приложение к гаджету? И как в этом случае меняется их интеллект?
Более десяти лет назад корейские ученые впервые заговорили о «цифровом слабоумии», имея в виду ухудшение памяти, утрату самостоятельного мышления, способности к анализу и синтезу знаний молодыми людьми, чрезмерно привязанными к гаджетам.
Немецкий психиатр, исследователь головного мозга Манфред Шпитцер, в книге «Антимозг. Цифровые технологии и мозг» написал: «Слабоумие – это не одна лишь забывчивость. Для меня феномен цифрового слабоумия означает не только то, что сегодняшние молодые люди становятся всё более забывчивыми. В гораздо большей степени речь идёт о снижении умственной работоспособности, утрате навыков мышления и способности к критической оценке фактов, неумении ориентироваться в потоках информации. Когда кассирша складывает «2» и «2» на калькуляторе и не замечает, что результат «400» не может быть верным, или когда банкир просчитался на 55 млрд евро, – всё это в конечном итоге означает, что никто более не задумывается над тем, что именно он делает. Очевидно, во всех этих случаях никому не пришло в голову прикинуть в уме, какой порядок величин должен получиться; вместо этого все полагались на какого-то «электронного секретаря». При этом тот, кто считает на логарифмической линейке или на счётах, должен одновременно мысленно представлять порядок величин и уж точно не выдаст абсолютно невероятный результат».
При этом эксперты спешат защитить прогресс и сетевые технологии. Причина ослабления мыслительных функций человека, по их мнению, не в самих гаджетах, а в бездумном их использовании и в педагогической несостоятельности тех, кто несёт ответственность за воспитание подростков.
– Ребёнку нужно обучиться думать, кто-то должен привить ему вкус к этому процессу, – говорит психолог Марина Слинькова. – Нет у него врождённой способности конструктивно мыслить, рассуждать. Когда он скучает в очереди в поликлинике, можно просто сунуть ему планшет, чтобы не ныл, а можно описать его чувства: тебе скучно, это неприятно, ну а что ты хотел бы делать, может быть, почитать, поиграть или побегать? Пусть он выбирает, пусть включается в процесс. А потом школа играет свою роль. Самые ценные те учителя, которые не дают готовых ответов, а предлагают детям подумать. Но чаще всего детей заставляют выдавать шаблонные решения. Необходимость следовать шаблонам приводит либо к пассивности, либо к злости на школу. Школа становится местом гнева для всех детей. По разным поводам, но для всех. Поэтому дело не в гаджетах, а в том, как в целом организована жизнь подростка.
Влияние новых технологий на личность и интеллект в действительности слабо изучена, многие специалисты предпочитают говорить не об утрачивании «цифровой» молодёжью каких-то навыков, а о перестройке их мыслительного аппарата.
– Я пока не видела исследований, которые показали бы, что нынешняя молодежь стала хуже справляться с интеллектуальными заданиями, – говорит психиатр, кандидат медицинских наук Мария Гантман. – Были исследования стиля запоминания информации современной молодёжью по сравнению с молодёжью 30 лет назад. Теперь молодые люди не ориентированы на то, чтобы запоминать длинный ряд фактов, – скорее, они запоминают путь: где этот факт можно взять. И это вполне логично: интернет позволяет быстро найти любую информацию, не обязательно держать её в голове.
Получая 90 % информации через зрение, человек выбирает наиболее простой способ это сделать, именно поэтому такой популярностью пользуются ролики в Youtube, в том числе и обучающие. Это нормальное человеческое поведение. Специалисты обращают внимание на статистику, согласно которой 40–50-летние россияне, получившие классическое советское образование, сегодня совсем ничего не читают, отдавая предпочтение телевизору.
– Большая доля населения в принципе плохо воспринимает тексты, – говорит психиатр Мария Гантман. – Но раньше у людей не было альтернативы, а сейчас она есть. Я занимаюсь преподаванием и знаю, что сегодня возможности обучения очень сильно увеличились, потому что есть огромный выбор образовательного видео. Родители, видя, сколько зрительной информации получают дети, опасаются, что это им повредит. Но, посмотрев ролик, ребёнок усваивает то же самое, что он усвоил бы, прочитав 10 страниц. Учительницу старой закалки, которая долго и нудно объясняет по книжке, конечно, теперь никто не станет слушать. Дети зайдут в Youtube, и там им покажут то же самое гораздо интереснее. Не стоит осуждать их и сокрушаться, что молодёжь уже не та, не хочет вчитываться и вдумываться…
Возможность быстро получать информацию стимулирует желание её находить, сегодняшние молодые люди довольно любознательны. У них быстрая реакция, они справляются с мультизадачностью, но вот где засада: быстро получая большой объём разной информации, человек и просматривает её быстро, без особого анализа.
– Мы читаем по диагонали, оцениваем, пригодится нам это или нет, но глубоко не анализируем, – говорит психолог Марина Слинькова. – Анализ возможен при медленном чтении, когда уделяется внимание каждому слову, информация перепроверяется, увязывается одно с другим. Такая мыслительная работа требует энергозатрат, это нужно уметь, а для начала нужно как-то полюбить думать. Кроме того, вникнуть в большое число блоков информации невозможно, поэтому постепенно снижается и концентрация внимания. Если информации много, мы фильтруем её, нам кажется, что дальше будет ещё интереснее, не хочется фиксироваться на первом попавшемся. Отсюда возникает ощущение бесполезности того, что ты делаешь.
Плюс аутизация всей страны
Маленькие дети не настроены на получение цифровой информации. Им нужно и смотреть, и слушать, и воспринимать тактильные импульсы, и бегать, чувствуя ветер на щеках. До пяти лет нужно уделять внимание эмоциональному развитию ребенка, занятиям музыкой, двигательным упражнениям. Если с этим опоздать, пробел в развитии останется на всю жизнь. Время тренировок интеллекта приходит позже, не зря школа начинается с семи лет. Тогда пора развивать речь, восприятие, коммуникативные навыки.
Интернет дает возможность неограниченной информации, но сужает восприятие до визуального ряда. Вырастая и сильно нуждаясь в общении, ребёнок сворачивает большую часть коммуницирования в формат переписки. Жесты, мимику, интонации собеседника он воспринимает в лучшем случае через «смайлики». Поэтому, выходя в социум, «цифровые» подростки хуже считывают и анализируют информацию, у них гораздо меньше способов состыковаться с другим человеком. Психологи называют такое сворачивание коммуникации аутизацией. Во многом это зависит от семьи.
– Мы обеспечиваем нашим детям контекст для развития? – спрашивает психолог Марина Слинькова. – Мы зовём к себе друзей? Ходим вместе в походы? Ходим вместе в кино, а потом в кафе и на прогулку? Если мы это делаем – одна история, а если нет, то ребёнок вынужден сам выстраивать связи в социуме, не имея понятия, что это такое, и не имея вкуса к этому. Часто он и не понимает, зачем его выпихивают в общество.
Большинство взрослых живёт в коконе собственных ритуалов, в заботах, в информационной пелене из телевизора. Детские психологи обеспокоены количеством подростков, которые, глядя на своих родителей, не хотят взрослеть. Взрослые напоминают им «дохлых рыб», которые не любят свою работу, остаются всегда уставшими, пассивными и безрадостными. Быть ребёнком гораздо веселее: в любой момент можно укрыться в компьютерных играх. Там есть ощущение контроля над происходящим: захотел – вышел из игры, убили тебя – оживился и пошёл дальше. Там безопасно, никто не ругает, ничего не требует. Там яркие эмоции, возможность пробовать себя в разных ролях. И возвращаться в реальность не хочется, да и слишком сложно. Но приходится.
– Я не думаю, что наше будущее окажется полностью роботизированным, – говорит психолог Марина Слинькова. – Всё-таки воля остается важным компонентом человеческой личности. Думаю, она не угаснет. Именно воля толкает нас на действия, на поиск нового. На одном интеллекте эмоции сгладятся, возникнет депрессивный фон, который приведёт к угасанию самой жизни. Вряд ли мы останемся с одним интеллектом и потеряем свою эмоциональную красоту. Так мы просто вымрем. Чтобы уберечься от обездушивания – человек, думаю, включит режим самосохранения. Многие уже отказываются от телевизора. Может быть, саморегуляция заставит нас ограничить использование и остальных гаджетов, чтобы лучше чувствовать жизнь, лучше понимать друг друга, делать что-то вместе, без цифровых барьеров между нами.
Кстати, мой 12-летний сын Вова, лишённый сенсорного телефона, за последние месяцы заметно преуспел в учёбе. Он ходит на баскетбол, увлёкся карточными фокусами и создал целую ферму по выращиванию сахарных кристаллов. Правда, о том, как их выращивать, он узнал в YouТube.