Откуда Свет на Светлой седмице

О благодатном огне и других заменителях Света

Прихожане в Казанском соборе с Благодатным огнем в руках. Фото: Алексей Смагин/Коммерсантъ

Прихожане в Казанском соборе с Благодатным огнем в руках. Фото: Алексей Смагин/Коммерсантъ

В церковном календаре – Светлая седмица. Это следующая за Пасхой неделя, когда в храмах каждый день служат пасхальную литургию с неизменным крестным ходом, нет традиционных для почти всего православного года постов в среду и пятницу, царские врата перед алтарём распахнуты, все земные поклоны отложены на 50 дней.

Светлой, а не, например, пасхальной эту седмицу называют потому, что с самых древних времён христианства на предпасхальной Страстной неделе и в саму Пасху очень много людей крестились – погружались во Свет Христовой Жизни. Ведь крещение на всех языках означает погружение. Отсюда же и название новокрещёных «неофиты», что в переводе с греческого означает «новопросвещенные». Вот эти самые неофиты, как зажжённые от Самого Христа факелы, и являются подлинным светом этой недели. Они, по древнему обычаю, ходят всю Светлую в белых одеждах и славят Бога и Христа словами благодарности, песнями и молитвами. Славить – это ведь тоже сиять, светить, только словом.

Этот свет очень дорогой, не каждый готов его оплачивать, и даже предлагают его не каждому. Но есть и искусственные аналоги. Такие как «благодатный огонь» из Иерусалима-города, якобы сходящий прямо с Небес, который самолётами развозят по всему православному миру. Здесь – как с подарком от Деда Мороза – не принято выдавать детскую тайну, что его под подушку кладут любящие родители, – благодатный этот огонь затепливают от лампадки, зажжённой служителями в храме Гроба Господня. В общем, хороший образ, если его не превращать в фокус, настаивая на чудесном возгорании и якобы неспособности такого огня обжечь, если этим вполне материальным огнём не пытаться подменить реальность мистическую, Свет Воскресения, сияющий из гроба.

Есть ещё один аналог – не оптический, а акустический. О нём говорить совсем неловко, но ещё более неловко молчать. Священники во время пасхального богослужения громко, много, торжественно и весело восклицают «Христос воскресе!». Это восклицание как будто идёт из глубины веков – от жён мироносиц, от учеников, встретивших Воскресшего в Эммаусе, от апостолов, к которым через закрытые двери вошёл три дня назад убитый Иисус. Только в Евангелиях это «Он восстал» передаётся как-то иначе – тише, несколько недоумённо, из осторожной глубины надежды. Никто не вопит это, раскачивая эмоции, как в театре или на стадионе. Интересно, если бы вместо волшебного «воскрес» звучало обычное русское «встал», как это звучит на всех языках, безо всякой богословской и мистической нагруженности, – кричали бы «Христос встал! Христос встал! Христос встал!»? И так – десятки, если не сотни раз, заглушая молитвы, песнопения и даже чтение свидетельства о начале жизни в новом небывалом времени – Деяний, а то и драгоценных слов Евангелия. А в дни Светлой седмицы читают в основном таинственное Евангелие от Иоанна, требующее особой тишины и внимания. 

Пасхальное богослужение в храме Христа Спасителя. Фото: Сандурская Софья / АГН "Москва"
Пасхальное богослужение в храме Христа Спасителя. Фото: Сандурская Софья / АГН "Москва"

Может, это отголосок радости древних христиан в храме и на крестном ходе, когда в первые века десятки одетых в белые одежды людей с озарёнными Светом крещения лицами шли по Константинополю, Александрии или Риму, – радости от того, что мир наполняется этим Светом новых людей, пришедших из тьмы неверия? А что ещё доказывает в эти дни, что смерть побеждена? Ну не чтение же как правило тоскливых посланий иерархов, тщетно пытающихся продолжить древнюю традицию, известную нам по читаемому на Пасхальном богослужении слову святителя Иоанна Златоуста. Но слово Златоуста – огласительное, то есть адресованное как раз новопросвещённым и тем, кто их в церкви встречает, оно говорит о действии воскресения Христа в жизни нашего мира. Между тем в одном из архиерейских пасхальных приветствий в этом году я услышал трижды про действие бесов: бесовский шабаш, бесноватые люди и бесноватые Киева. О Христе же не было сказано ничего – из пяти употреблений имени Христа четыре прозвучало в приветствии и прощании, а одно в прошении побольше нам помогать. 

Как сказано выше, просвещение Христовой верой дорого стоит. Ко крещению довольно долго готовились, как бы напитывались Светом на оглашении от года до трёх лет, иногда до пяти, если человек, уже верующий во Христа, не научился всерьёз опираться на веру в Бога и не мог оставить прежней жизни. Если оглашаемый просил, чтобы его крестили, то у него спрашивали, как он верит, как живёт, как помогает нуждающимся, делится ли своей верой или сам её стесняется, о твёрдости намерения креститься и на самом ли деле он считает Христа своим Учителем и Спасителем. Свидетельство о его готовности просили принести его поручителей (или, как сейчас говорят, крёстных). Крестили только после утвердительных ответов и отречения готовящегося от пути греха – не просто проступков и злых преступлений, а после отказа жить по правилам этого мира, чтобы получше обустроиться, заниматься своим благополучием, отдавая лучшие свои силы карьере, домашнему хозяйству, здоровью и развлечениям.

Крестный ход с новопросвещенными в 90-е годы в Москве, храм Успения в Печатниках. Фото: архив Преображенского братства
Крестный ход с новопросвещенными в 90-е годы в Москве, храм Успения в Печатниках. Фото: архив Преображенского братства

За это время оглашения – научения жизни по вере во Христа – вдруг человеку становилось откуда-то ясно, что жить можно только со Христом. Что это Он, именно Иисус из Назарета и никто другой, может и хочет провести именно его, этого человека, через зло, пустоту, бессмыслицу. Друг грешников, бесприютный странник Христос, первый и последний – больше некому – победил смерть, отворил древнюю плотину – и река Жизни хлынула в мир. Почему Он? Почему тогда – ни до, ни после? Почему-то… Догматические рассуждения о соединении двух природ, божественной и человеческой, имеют подчинённое значение в объяснении происшедшего. Главное – тайна личности Христа, тайна Его свободы и Его веры, Его надежды и Его любви.

Фреска "Жены-мироносицы перед Господом". Фото: монастырь Высокие Дечаны, Сербия
Фреска "Жены-мироносицы перед Господом". Фото: монастырь Высокие Дечаны, Сербия

Русский евангелист Фёдор Михайлович Достоевский писал, что для него «нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть». Догматические формулы, пытаясь углубиться в тайну Христа, не в силах дотянуться до Его личности, в которой только и может открыться пасхальная тайна воскресения. В учении церкви живо и действенно только то, что приближает человека ко Христу. «Но главное не в формуле, а в достигнутой личности, – писал Достоевский. – Опровергните личность Христа, идеал воплотившийся. Разве это возможно и помыслить?»

Эту попытку добраться до личности Сына Человеческого в XX веке стали называть охристовлением жизни. Мученица мать Мария (Скобцова) писала в 1937 году в Париже: «Охристовление опирается на слова: “Не я живу, но живет во мне Христос”. Образ Божий, икона Христа, которая и есть самая подлинная и настоящая моя сущность, является единственной мерой вещей, единственным путём, данным мне. Каждое движение моей души, каждое отношение к Богу, людям, миру определяется с точки зрения пригодности этого явления выразить заключённый во мне образ Божий. Если передо мной лежат два пути и я сомневаюсь, если вся мудрость человеческая, опыт, традиции, – всё указывает на один из них, но я чувствую, что Христос пошёл бы по другому, – то мои сомнения должны сразу исчезнуть и я должен идти против опыта, традиций и мудрости за Христом».

Этот выбор идти за Христом человек может сделать только сам, понимая, что он и только он несёт за это ответственность. Ещё один христианский мученик XX века, лютеранский пастор Дитрих Бонхёффер писал: «Призыв Иисуса идти вслед превращает ученика в одиночку. Хочет он или нет, он должен решиться, решиться один… Но тот же самый Посредник, который делает нас одинокими, оказывается основой совершенно новой общности». Очень часто человек видит свою встречу с Богом как очень интимную, индивидуальную. Однако Сам Христос говорит, что Он «посреди нас», с нами, когда мы собраны ради него вместе, где двое или трое – там и вспыхивает Его Свет.

Читайте также