В конце апреля в Москве прошёл международный фестиваль комиксов «КомМиссия-2023». Его организаторы ежегодно проводят конкурс в девяти номинациях, по результатам которого проходят выставка на одной из площадок Москвы. О популярности комикса как виде искусства «Столу» рассказал историк, ассоциированный сотрудник Центра изучения культурной памяти и символической политики Европейского университета в Санкт-Петербурге Алексей Павловский
– Разрешите начать с истории: когда появились комиксы и когда они появились конкретно в России?
– Современный комикс представляет собой гибрид двух знаковых систем. Во-первых, это последовательность изображений, складывающихся в повествование. Во-вторых, это смысловое взаимодействие, возникающее между изображением и текстом. Такое научное определение позволяет утверждать, что комиксное письмо существует на протяжении всей истории человечества во всех регионах мира. Наскальные рисунки, древнеегипетский папирус Хунефера (XIV в. до н. э.), колонна Траяна в Риме (II в.), ковер из Байё о завоевании Англии норманнами (XI в.), средневековая Biblia pauperum, японские карикатуры «Тёдзюгига» (XII–XIII вв.), кодексы майя (XIII–XV вв.), русский лубок (XVIII–XIX вв.), «Приключения Обадайя Олдбака» (1842 г.) Родольфа Тёпфера – эти примеры можно приводить до бесконечности. Коротко: комикс был всегда.
Однако у большинства читателей рождение комикса ассоциируется с XX веком. Супергерои Marvel и DC, «Приключения Тинтина» Эрже, манга Осаму Тэдзука – эти культурные феномены сегодня известны любому, кто хоть немного погружался в эту тему. В XXI веке комикс становится настолько разнообразным и сложным, что воспринимается и как высокое искусство, и как продукт массовой культуры. Причём весьма прибыльный: объем глобального рынка продажи комиксов в 2022 году составляет примерно 15 миллиардов долларов.
– То есть в России всё началось с лубка. А дальше?
– В Советском Союзе, несмотря на существование «Окон РОСТа», журналов «Мурзилка» и «Весёлые картинки», искусство комикса находилось в зажатых идеологических условиях – советской комикс-индустрии так и не появилось, зато в 1930-е годы в Югославии появилась русская эмигрантская. Перестройка и 1990-е годы – это «дикий век» российского комикса, когда художники студии «КОМ» (Москва), студии «Муха» (Уфа) и журнала «Велес» (Екатеринбург) становятся пионерами комиксного искусства в постсоветской России. На 2000-2010-е годы приходится особая популярность комикс-фестивалей, таких как «КомМиссия» (Москва) и «Бумфест» (Санкт-Петербург).
Последние десять лет – это период необычайного расцвета российского комикса. Есть массовый коммерческий комикс вроде супергеройских комиксов Bubble. Есть авторские графические романы, издаваемые издательством «Бумкнига». «Хармсиниада» Алексея Никитина, «Моя комикс-биография» Аскольда Акишина, «Шафировский проспект» Виталия Терлецкого, «Полуночная земля» Юлии Никитиной, «Путешествие в Эрмитаж» Варвары Помидор и Дарьи Агаповой – это будущая классика российского комикса, на которую многие будут равняться.
– Существует мнение, что комикс – упрощённый пересказ сложного для подростков. Насколько это верно?
– Честно говоря, я не уверен, что в 2023 году такое мнение существует. Даже в России. В юности, когда я работал продавцом комиксов на книжной ярмарке в ДК имени Крупской, на вопрос пожилой женщины, что ей взять почитать 12-летнему внуку, я с серьёзным выражением лица продал ей «Маус» Арта Шпигельмана и «Босоногого Гэна» Кэйдзи Накадзавы: «Вот, знаете, молодёжь таким сейчас интересуется». Тем вечером мальчик узнал, что такое холокост и Хиросима. Он узнал это из комиксов.
Сейчас такое хулиганство излишне. Хотим мы того или нет, но комиксная культура в России существует уже тридцать лет (целое поколение, и в реальности не одно). Она сама может за себя постоять – достаточно сходить на фестиваль «КомМиссия», который в этом году проходит в Москве, в Зарядье, и все сомнения отпадут.
– Позволю себе поспорить с вами: «комиксофобия» существует, многие взрослые родители боятся «подсадить» на цветные книжки своих детей.
– В 1940–1950-е годы американский психиатр Фредерик Вертам сделал много для того, чтобы ввести специальную цензуру для комиксов. Он считал, что супергеройские комиксы (которые, замечу, находились тогда на заре своего существования) и хоррор-комиксы приводят к сексуальному развращению подростков, заставляют их совершать кровавые убийства и тому подобные вещи. Ровно в то же время в Советском Союзе Корней Иванович Чуковский, автор «Мойдодыра» и «Мухи-Цокотухи», писал аналогичные статьи, только добавлял, что Бэтмен – это фашист, а советских детей надо оградить от тлетворного влияния Запада, пока они не стали такими же «дегенератами», как их заокеанские сверстники. И Вертам, и Чуковский относились к поколению интеллигенции, которая критиковала массовую культуру ещё тридцать лет до этого, в 1920-е годы. У комиксофобии в XX веке очень сильные корни во многих странах мира – густая смесь антиамериканизма, устаревших психиатрических воззрений и межпоколенческой дискриминации, которые самими читателями комиксов никогда не воспринимались серьёзно.
Сейчас максимум того, что осталось в речи педагогов или других деятелей, которым почему-то захотелось покритиковать комиксы, – это обвинение в том, что они развивают некое мифическое «клиповое мышление».
– Зачем нужен комикс?
– А зачем нам литература или кино? Зачем нам компьютерные игры? Комиксное письмо – это способ передачи информации, как и любой другой, а мы живём в эпоху визуальной культуры, которая требует гибридных языков, усложняющих наше восприятие и репрезентацию реальности. Комиксы, как любое рассказывание историй, – это невероятно увлекательно, иначе их бы не читали миллионы и не писали тысячи, и это познавательно, иначе бы мы не изображали в виде комиксов всё что угодно – от мемов про котиков и инструкции по противопожарной безопасности до Библии и романов Достоевского. Комиксное письмо может быть сложнее, чем традиционная литература. Подобно литературе, комиксы могут быть ширпотребом в духе приключенческих боевиков и иронических детективов (как будто это плохо). А могут быть великими произведениями уровня «Улисса» и «Войны и мира». Те, кто читал «Персеполис» Маржан Сатрапи, «Весёлый дом» Элисон Бекдел, «Священную болезнь» Давида Б. или «Скульптора» Скотта Макклауда, с этим вполне согласятся.
– Что такое графический роман или новелла, в чём их отличие от комиксов?
– Различий нет. Графический роман – это маркетинговое название. В 1978 году Уилл Айснер впервые так назвал свою великую работу «Контракт с богом» просто потому, что ему надо было продать его издателям и объяснить, что взрослым не должно быть стыдно покупать комиксы, которые на тот момент в США (да и в 1980–1990-е годы) ассоциировались с Дональдом Даком и суперменами в спандексе. Сейчас, как правило, под «графическим романом» подразумевают большую комиксную форму, которая публикуется отдельной книгой и не является частью серии. Если мы всё-таки цепляемся за термин «роман», то графический роман – это комикс, воспроизводящий романную структуру. Например, в автобиографическом романе «Одеяла» Крейга Томпсона 582 графические страницы (колоссальная работа, на которую он потратил несколько лет), описывающие историю взросления автора в христианской семье, его личностных кризисов и преодоления травм. «Скульптор» Скотта Макклауда – современное переложение «Фауста» Гёте. «Ибикус» Рабате – гениальная адаптация повести «Похождения Невзорова» Алексея Толстого. Графические романы Ольги Лаврентьевой – «ШУВ», посвящённый детству в 1990-е, и «Сурвило», обращающийся к таким серьёзным и трагическим темам, как блокада Ленинграда и сталинские репрессии – это два верных претендента на то, чтобы оказаться в школьной программе по литературе через несколько десятков лет, когда российские педагоги в полной мере осознают эстетическую и воспитательную силу российского графического романа.
– Известны графические романы о блокаде, личном опыте пациента, больного эпилепсией, – то есть острые и сложные темы. Чем они цепляют читателей?
– Авторы повышают искусство комикса за счёт обращения к сложным темам: «трудное прошлое», автобиографические истории, остросоциальные репортажи. Это нормальная творческая стратегия. Хочешь восприниматься серьёзно – пиши о серьёзном. Даже сейчас авторы могут сыграть на новизне и потенциальной скандальности совмещения «низкого» искусства и сакральной темы. Комикс о холокосте с евреями в виде антропоморфных мышей и нацистами в виде котов со свастикой? Почему бы и нет: за это и Пулитцеровские премии дают.
Наше прошлое – действительно тёмное и страшное место. Когда мы говорим о «трудном прошлом», в голову сразу приходит список: Вторая мировая, холокост, Хиросима, ГУЛАГ, блокада Ленинграда, война в Югославии, трагедия 11 сентября, все катастрофы XX и уже XXI века. И авторы комиксов обращаются к этим событиям потому, что это важно для общества. В страданиях людей прошлого мы черпаем моральный и политический смысл – «никогда больше», мы должны жить иначе, мы потомки, ответственные за эту память.
– Как в комиксах отражается история России?
– Графический роман «Сурвило» Ольги Лаврентьевой потому оказался таким острым высказыванием, что показывал двойную трагедию советского патриота, борца с нацизмом и заложника собственного государства: внучка рассказывает реальную историю своей бабушки, которая после сталинских репрессий, коснувшихся её семьи, выживает в блокадном Ленинграде, работая в тюремной больнице. Что может быть лучшей иллюстрацией этому тезису? А «Эхо Сандормоха», графический роман Елены Ужиновой и Алексея Костина об обнаружении расстрелянных людей в урочище Сандормох? «Твой дедушка Вася» Анны Рахманько и Миккеля Соммера? Как писали авторы сборника графических новелл «Вы-жившие», историй реальных узников сталинских концлагерей, изданных Музеем ГУЛАГа в 2019 году, такие комиксы призваны «сформировать среди молодёжи знание о трагических событиях в истории нашей страны, дать возможность почувствовать боль и ужас того несправедливого времени – с тем, чтобы каждый для себя решил, как важно не допустить его повторения». Даже спустя десятилетия это по-прежнему актуально. И российский комикс делает здесь свою работу.
– Автор комикса говорит не только о коллективном прошлом, но и о собственном…
– Автобиографический поворот в комиксе – это второе явление, которое делает это искусство ценным в глазах образованного общества. Комикс – это не только площадка говорения о «трудном прошлом», это ещё инструмент говорения о своём «я». Если взять топ графических романов (хоть на русском, хоть на английском или французском), то обнаружите, что половина, если не две трети из них, автобиографические: «Маус» Шпигельмана, «Персеполис» Сатрапи, «Одеяла» Томпсона, «Священная болезнь» Давида Б., «Весёлый дом» Бекдел, «Пируэт» Уолден, «Араб будущего» Саттуфа, «Пьеро» Бодуэна. Авторы изображают себя и рассказывают о себе, о своих мечтах, уникальном опыте – жизненном и профессиональном. И вместе с этим рассказом о себе комиксисты обращаются к некой социальной проблеме или большой истории – от жизни с ВИЧ в «Голубых таблетках» Питерса до Иранской революции в «Персеполис» Сатрапи. И этот поворот к автобиографии или к автофикшну проявляется в российском комиксе так же стремительно, как и везде, затрагивая широкий круг тем – от инвалидности и проживания болезни до сексуальности и детстве в 1990-е годы. «Моя комикс-биография» Аскольда Акишина, «Мой секс» Алены Камышевской, «Полуночная земля» Юлии Никитиной, «Я – слон!» Владимира Рудака и Елены Ужиновой, отчасти «ШУВ» Ольги Лаврентьевой – это наиболее яркие, но отнюдь не единственные примеры.
– Обращение к большой истории, личному опыту – понятные повороты. Что ещё даёт творческий импульс к созданию комиксов?
– Не будем забывать о таком феномене, как комиксная документалистика. Документальный графический роман – это третья причина, почему комикс всё чаще воспринимается как большое искусство. В нём авторы выступают не в качестве творцов своих вселенных, а в качестве журналистов, чья задача – донести правду горячих точек, общественных столкновений, воссоздать диалоги, атмосферу, подлинность. Культовая фигура в этом жанре – американский художник Джо Сакко, автор графических романов «Палестина» и «Горажде: зона безопасности». Первый роман посвящён израильско-палестинскому конфликту в 1990-е годы. Второй – войне в Восточной Боснии в 1992–1995 годах. Джо Сакко изобрёл новый жанр – «графическую журналистику», и это до сих пор новаторский приём в комиксном деле. В качестве альтернативного примера можно назвать графический роман «Фотограф» Эмманюэля Гибера, Дидье Лефевра и Фредерика Лемерсье – выдающаяся работа о войне в Афганистане в 1979–1989 году, в котором искусство рисованных историей соединяется с фоторепортажем.
Попытки создания таких документальных историй предпринимались и на российском материале.
Именно эти три составляющие нового графического романа – поворот к «трудному прошлому», автобиографический поворот и графическая журналистика – изменили искусство комикс-литературы до неузнаваемости во всём мире в последние 30 лет. При этом супергеройский жанр по-прежнему популярен, а в цифровом пространстве развиваются новые формы, меняющие комиксную медиальность: визуальные новеллы, интерактивные комиксы. Цифровой поворот ещё предстоит осмыслить, но за ним будущее: всё больше людей будут потреблять комиксы исключительно с экрана компьютера или смартфона.
– Выборгская епархия Петербурга выпустила несколько номеров религиозных комиксов «Техника духовной безопасности», хотя сам создатель этих журналов определяет жанр как «лубочные рассказы». Когда и где появились комиксы на религиозную тематику?
– Религиозный комикс гораздо древнее, чем кажется. Более того, с него всё и начинается. В XV и XVI веках среди европейских горожан была невероятно популярна «Библия бедных» – книга с иллюстрациями из Ветхого и Нового заветов. В 1568–1578 году для Ивана Грозного был нарисован Лицевой летописный свод, в котором художники посвятили большое место библейской истории. Наконец, «Кунгурская летопись», написанная знаменитым картографом Семёном Ремезовым в конце XVII в., – это православная история о том, как Ермак завоевал Сибирь и принёс в неё христианскую веру. Количество религиозных сюжетов в печатном лубке конца XIX – нач. XX в. также было огромным: эти листки пользовались популярностью у жителей городов и сёл.
Зайдите в любую церковь в вашем городе и поймите, что комиксы окружали вас с самого детства. Сами иконы являются ярким примером комиксного письма, описывая житие и мученичество святых в виде последовательности изображений и сцен, снабжённых текстовым комментарием. Иногда такие комиксные жития святых или самого Иисуса Христа существуют в виде фресковых росписей на стенах церквей и соборов: от капеллы Скровеньи в Падуе до Синего монастыря в Тбилиси – сотни примеров. Иными словами, в феномене «религиозного комикса» нет ничего экстраординарного: религия стремится быть доступной для широкого круга верующих, и комикс – отличный инструмент для донесения любой идеология. Инициатива Выборгской епархии по созданию печатных комиксов и визуальных новелл для мобильных приложений выглядит любопытным примером, как эту идеологию донести. Но в ней нет ничего нового ни по форме, ни по содержанию. Во-первых, ещё в конце 1980-х и 1990-е годы выходило некоторое количество исторических комиксов, посвящённых Древней Руси, Крещению, христианским святым. Во-вторых, уже в 2010-е годы издательство Bubble предпринимает попытку создать «православного супергероя» в лице Инока, путешествующего во времени для того, чтобы бить врагов Руси/России/Советского Союза от Крещения Руси до битвы за Сталинград.
– Кто сегодня законодатель тенденций жанра комиксов?
– Таких законодателей трое: автор, издатель и экспозиционер. У российских издательств комиксов трудная судьба. У тех, кто выпускает отечественный продукт, – тоже. Однако те, кто выживает, становятся ориентирами для всей отрасли. Помимо издателей супергеройского или авторского комикса именно комикс-фестивали определяют то, что считается наиболее важным, продвинутым в искусстве комикса с точки зрения историй и стилей. «КомМиссия» – московский международный фестиваль комиксов, основанный Хихусом и Натальей Монастырёвой ещё в 2002 году, безусловно, самый важный сейчас фестиваль в России. Это пример того, как одна выставка превратилась в масштабное ежегодное мероприятие, которое с каждым годом становится всё лучше.