– Я тоже начала перечитывать роман и поймала себя на мысли, что читается он довольно легко, как какой-то экшн, как путь героя, сделанный по голливудским учебникам драматургии. Но при этом есть моменты, на которых стопоришься. Например, когда начинается какое-то огромное количество аббревиатур, когда нужно разбираться, как устроены все эти партийные ячейки. Мне кажется, что современному подростку будет трудновато через это продираться самому, даже если читать этот текст как приключенческий роман.
– Мы с вами говорим примерно об одном и том же – это текст, который требует историко-культурного комментария. А что касается экшена, каждый из текстов соцреализма, лучше он или хуже написан, всё равно строился по определённой схеме. Владимир Яковлевич Пропп, создавая свою книгу «Морфология волшебной сказки», прописал эти функции героя. И смешнее всего, что Голливуд стал по ним работать. Есть даже выражение «Do it with Propp» (делай как Пропп, в духе Проппа). Есть герой, есть отрицательный герой, который ему противостоит, есть возлюбленная главного героя. Все эти сюжетные схемы известны со времён классицизма на самом-то деле. Вся эта система амплуа. Если наши дети легко считывают те же самые американские фильмы про суперменов, не всегда зная реалии, то и здесь считают, если дать нормальный историко-культурный комментарий. Вопрос – будет ли у ребят вообще желание это читать.
– Есть такая вероятность?
– Есть один очень интересный момент. Я обратила внимание, что в последнее время, как ни странно, очень у многих старшеклассников стала появляться определённая ностальгия по Советскому Союзу – в обществе живут мысли о том, что вот там был определённый порядок. 50 лет ещё, конечно, не прошло, но всё равно определённое отстранение происходит – та ситуация, когда плохое забывается, а что-то хорошее, ценностное выходит на первый план. Меня, конечно, определённые идеологические моменты романа немножко смущают. Разговор о смерти Ленина, например. Не знаю, как дети будут это читать. А с другой стороны, ведь это же тоже наша история, почему мы должны ею разбрасываться? То есть, понимаете, здесь всё очень зыбко. Я не могу сказать, что я сторонник введения этого текста. Система единой программы по литературе, если она станет очень жёсткой, будет ломать и мешать. Профессиональный филолог, профессиональный учитель литературы обладает очень большим корпусом текстов, которые он сам прочитал и которые он готов обсудить с детьми. И он в любом случае будет подсвечивать те тексты, которые ему ближе, которые ему кажутся более ценными. Если мы хотим воспитать вдумчивого читателя, мы должны давать хотя бы минимальную свободу для обсуждения. А если мы хотим какие-то объёмные штампы вселить в сознание, то это уже другая цель, другой принцип преподавания. И я не знаю, насколько дети, выросшие в стране с другой идеологией, философией жизни, будут к этому готовы. То есть мы можем всё что угодно изображать на уроке, а они будут выходить с этого урока и не брать то, что им дают.
– Ещё один интересный момент хотелось бы обсудить. Этот роман очень популярен в Китае. Там даже выходил по нему сериал. Почему китайцам, как сейчас говорят, «зашел» и продолжает «заходить» этот текст?
– Меня это совершенно не удивляет. Как вы уже сами сказали, этот роман построен по очень жёсткой сюжетной и идеологической схеме. Видимо, именно поэтому. Кроме того, китайцы как нация отличаются определённой упорядоченностью, последовательностью, культом уважения к старшим, который у нас на каком-то этапе старательно стали расшатывать. Роман, что называется, «откликается» на те реалии, которые окружают современных китайцев. У них очень традиционная цивилизация и эта традиционность, как мне кажется, совпадает в определённых мировоззренческих установках с романом. А у нас с вами не вполне в этом смысле традиционная. У нас и восток, и запад, много всего, поэтому и литература такая богатая, есть из чего выбрать.
