Я давно себе запретила и думать о прошлом, и рисовать узоры будущего. Прошлое никогда не повторится, а будущее зыбко и иллюзорно. Потому жадно хватаюсь за настоящее, радуясь любой мелочи, несмотря на неписаный этический призыв лучезарных идеальных людей отменить жизнь.
А я не готова. Прошлое память подслащивает. Это, конечно, мифический рай, которому противостоит мрак будущего. Мы застряли в чистилище. Но живём. Подруга привезла варенье – сейчас это больше, чем просто жест: во-первых, есть человек, с которым можно говорить, причём прямо; во-вторых, его забота греет душу, напоминая, что о тебе помнят, ты есть. Я живу в Петербурге, он всё так же прекрасен, закаты драматичны, а на заливе терпко пахнет илом. Это рай живой жизни.
Пандемия и 24 февраля 2022 года перекроили мир и приучили молчать. Сначала люди сидели дома, боясь личных встреч и не понимая, как жить в новой реальности, а потом случилось то, что случилось. И многие снова замолчали, пусть каждый – о своём. Так спокойнее. Наступила эра немоты – из страха и от апатии, но не только.
Но вот что интересно. Наверное, если долго молчать или вообще избегать «личных контактов», что-то случается с эмпатией. Люди и правда перестают друг друга слышать – эмоционально «глохнут». Во всяком случае, я наблюдаю вокруг уже вторичную волну немоты, совсем другой её вид, лишённый всякого драматического ореола, – немоты от равнодушия. Если говорить вместе не получается – зачем и жить вместе, и считаться с другим?..
Подруга рассказала о грустном случае на море в июле: её 10-летняя дочка увидела, как подросток вытащил из воды медузу и потащил фотографировать. Подруга попросила парня выпустить медузу, потому что она погибнет без воды. Это было сказано при его родителях. Возмущённые просьбы посторонней женщины им казались досадным шумом, а сама она, видимо, истеричкой. Родители не отвечали ни слова. Как и молодая петербургская пассажирка. Она ехала в автобусе с сыном, когда в салон вошла грузная пожилая женщина-инвалид с палочкой. Мальчика попросила встать стоящая 70-летняя дама – ради той женщины. Его мама молчала. На следующей остановке она с детьми вышла. Молчала и другая молодая мама, когда её двухлетний малыш запачкал ногами сиденье и соседа. Она нежно, не говоря ни слова, отодвигала ножку ребёнка, ничего ему не объясняя. Когда она назвала мужа по имени, сомнений в её способности говорить не осталось.
Эти женщины не немые и хорошо видят, но не способны замечать окружающих, как и говорить с ними, включая собственного ребёнка.
Фото: Anete Lusina/PexelsПотому отдельный вид пытки в общественном пространстве – это дети таких «невидящих» (или «неслышащих») родителей. Поскольку разговаривать со своими отпрысками люди не готовы, они заменяют общение суррогатом – суют детям пищащие гаджеты или врубают мультики так, чтобы весь вагон или салон был изнасилован этими звуками. Такая мама очень удивится, если вы попросите убавить пронзительный звук в телефоне или игрушке, потому что, оказывается, существуют другие люди, ну и «это же дети». Примерно такая же логика у матерей, не способных унять чадо, колотящее ногами в кресло впереди сидящего пассажира в самолёте. Ресторан тоже превратился в «комнату страха и смеха», потому что усталый взрослый, назначая встречу, свидание, очень боится нарваться на соседство с детьми, которые носятся по залу и вопят, нервируя окружающих, пока их взрослые заняты собой.
«У неё осколок в глазу» или «она не любит детей», скажет кто-то – и ошибётся. Ну, во-первых, нейтрально и уважительно относиться стоит к человеку любого возраста и пола. Для этого совсем не нужно кого-то выделять или «любить». Хорошо, когда детей любят родители настолько, что объясняют про права окружающих. Иначе получается, что мы живём в социуме, ошпаренном «личными границами», но исключительно своими. Потому выход к людям воспринимаем как арену, на которой должны тренировать умение отстаивать эти границы, что, конечно, ценный навык, только вот в том случае, когда ты сам не агрессор.
«Немые» и «глухие» – не пришельцы из космоса, а наши соседи, родственники и друзья, возможно, мы сами. Сорокалетние – дети родителей, которые советовали «не высовываться», потому что разве «тебе больше всех надо?» Я помню школу: мы молчали, когда нас унижал учитель; молчали, когда унижать стали мы сами – друг друга. Но не стоит неумение и нежелание видеть окружающих ставить в вину условного взрослого из далёкого прошлого, снимая ответственность с этих уже оперившихся 30–40-летних «детей». Другое дело, что детскость может остаться с человеком, несмотря на возраст. Позиция «я никому ничего не должен» инфантильна и эгоистична. А ведь этот модный постулат вульгарной психологии исповедуют многие адепты коуч-учений, продлевая фразу в сознании: «Я не должен, но должны мне». Долг подразумевает согласие с подчинением, некую репрессию. К этому можно принудить. А вот действовать с оглядкой на посторонних не принуждение, а готовность быть частью большой системы. Потому что мы все должны другому: мать – ребёнку, супруги – друг другу (как минимум уважение, верность и заботу), а сосед – соседу готовность с ним считаться. Каждый, по совести говоря, этого ждёт. И только так получится жить вместе.
Немота, слепота и глухота совершенно здоровых людей страшат едва ли не больше зла, о котором тоже принято молчать. Но вот пока среди нас есть человек, способный говорить с Другим, позвать на помощь, увидев, что соседу плохо, или извиниться – ещё не всё потеряно.
