Блокада Лачинского коридора, ведущая к гуманитарной катастрофе в Нагорном Карабахе, – очередное действие по давлению победившего в войне 2020 года Азербайджана на Армению и собственно армян. В этом действии видно отсутствие всяких опасений относительно возможных санкций и долгая воля к насилию, навязыванию своей волю другому государству и другому народу.
Азербайджан выходит на уровень значимой региональной державы, шмиттовского «Рейха»; это одно из немногих относительно полноценно состоявшихся постсоветских государств. Нефть и газ позволяют ему безбедно и мирно развиваться, однако он раз за разом тянется к Армении, давая понять, что одним Карабахом не ограничится.
Почему Азербайджан сегодня заинтересован в применении силы? Какую роль сыграл Карабах в его становлении? Наконец, в чём проблема с постсоветскими государствами, что им так тяжело сосуществовать друг с другом?
Уже не советский Азербайджан
Поздние советские республики можно поделить на две категории. В первую входят те, что некогда были выделены из состава РСФСР и фактически созданы большевиками: например, Таджикистан, Казахстан и большая часть автономных республик. Во времена советской смуты они, как правило, не лезли на рожон с требованиями независимости. Вторую категорию составляют республики, бывшие государствами на момент вхождения в СССР либо имевшие своих несоциалистических прародителей. В чистом виде сюда относятся напрямую занятые прибалтийские республики, Украина (УССР была одним из украинских государственных проектов, заместившим неудавшиеся), а также Закавказье: Грузия, Армения и Азербайджан. Эта часть СССР проявила себя намного более активно в борьбе за суверенитет, хотя основания борьбы у республик были разные.
В Закавказье Армения оказалась самой умеренной республикой: число политических выступлений в ней было не так велико, как в Грузии и Азербайджане, которые очень резко поменяли отношение к СССР после соответственно тбилисских и бакинских событий 1989-го и 1990 годов.
До Черного января 1990 года Азербайджан слыл одной из самых лояльных союзному руководству республик, хотя предпосылки взлёта национализма проявлялись там давно. В 1956 году руководство республики объявило азербайджанский язык государственным – вслед за бывшими соседями по Закавказской федерации, объявившими соответственно грузинский и армянский языки государственными ещё в 1937 году. В 1959 году, когда стали сказываться последствия этого решения, Центр наконец отреагировал и уволил всё руководство республики, однако не тронул саму принятую в местной Конституции языковую норму. Тут проявилась ключевая слабость «ленинского государя»: ставка на кадровую структуру партийных органов и хроническая недооценка институциональных государственных факторов – таких как принятые законы или определённая образовательная и языковая политика.
До этого, в 1947 году, из Армении в Азербайджан депортировали большое количество этнических азери.
В 50–60-х годах под руководством первого секретаря партии Ахундова республика превратилась в край коррупции, мало чем уступавший Узбекской СССР, прославленной «Хлопковым делом». Руководитель КГБ республики Гейдар Алиев в 1970 году свалил Ахундова разгромным докладом о том, как легко и стабильно в республике продаются ключевые должности.
Историки того периода настаивают, что «свои “чистки” Алиев несомненно проводил с ведома и одобрения Москвы, которая извлекала из этого двойную выгоду: во-первых, опробовала новую тактику в деле манипуляции республиканскими элитами; во-вторых – подавала им сигнал, что Центр готов восстановить жёсткий контроль над ними. Ведь за годы хрущёвской “оттепели” республиканские элиты явно “разболтались”. Несмотря на попытки Хрущёва ужесточить наказание за то же взяточничество, он в то же время вывел парт- и госноменклатуру из-под карающего меча спецслужб, что превратило эту борьбу в обыкновенную кампанейщину. Брежнев, конечно же, не собирался посягать на особое положение элит, однако наведение хотя бы элементарного порядка в её среде было просто необходимо. Ведь в том же Азербайджане, например, дело дошло до того, что за деньги продавались должности… секретарей республиканского ЦК и министров. И это не преувеличение – об этом заявил сам Алиев на закрытом совещании в ЦК КП Азербайджана вскоре после того, как пришёл к власти.
Согласно сведениям, которыми располагал Алиев (а их он, без сомнения, почерпнул из материалов, собранных в республиканском КГБ), коррупционный прейскурант в республике выглядел следующим образом: должность 1-го секретаря райкома партии стоила 200 тысяч рублей, 2-го секретаря – 100 тысяч, министра коммунального хозяйства – 150 тысяч, министра социального обеспечения – 120 тысяч, ректора вуза – 100–200 тысяч (в зависимости от степени значения вуза), начальника районного отделения милиции – 50 тысяч рублей, районного прокурора – 30 тысяч, и т. д.»
Гейдар Алиев и Леонид Брежнев. Фото: Виктор Калинин/РИА НовостиВстав на место Ахундова, Алиев переключил коррупционные потоки на себя и свой нахичеванский клан. Лояльность Азербайджана Москве, возможно, была ценой терпения последней.
В конце 1987 года в республику стали приезжать беженцы из Армении. В этом же году, после антиармянского погрома в Гяндже (второй по численности город республики), армяне оттуда перебрались в Карабах – деталь, которую стоит запомнить.
Немало беженцев осело в Сумгаите – промышленном центре Азербайджана.
Сумгаит был самым молодым городом республики. По своему типажу он похож скорее на Братск или Междуреченск, чем на помнящие ещё огнепоклонников азербайджанские города.
По словам британского журналиста и политолога Томаса де Ваала, «есть какая-то мрачная закономерность в том, что первая в современной советской истории вспышка массового насилия произошла именно в Сумгаите… В реальности же Сумгаит породил целый класс неустроенного и недовольного люмпен-пролетариата. Отрезок каспийского побережья к северу от Баку, где ныне стоит Сумгаит, пустовал вплоть до второй мировой войны. Именно здесь в конце 1940-х и начал расти новый город. Первыми его жителями были самые низы советского общества – зэки – политические заключённые, выпущенные из сталинских лагерей; азербайджанцы, покинувшие Армению, куда стали в массовом порядке возвращаться армяне-репатрианты; а также обнищавшие армянские рабочие из Карабаха. К 1960 году население нового города выросло до 65 тысяч человек. К восьмидесятым годам 20-го века мечта об интернациональном сообществе трудящихся обратилась в кошмар. Население стремительно росло, составив четверть миллиона человек, и в городе стала остро ощущаться нехватка жилья. Рабочие ютились в перенаселённых общежитиях. Городские химические предприятия были среди первых в Советском Союзе по уровню загрязнения окружающей среды. Детская смертность была столь высока, что в Сумгаите возникло даже специальное детское кладбище. Средний возраст горожан составлял двадцать пять лет, причём каждый пятый житель Сумгаита имел судимость. В период между 1981-м и 1988 годами в Сумгаит вернулось более двух тысяч вышедших на свободу заключённых».
В городе был высок уровень преступности и мал уровень образования. А ещё наложились проблемы с жильём, особенно после приезда беженцев из Армении.
В июле 1988 года горожане, распространяя самые жуткие слухи о том, что армяне делают с их соотечественниками, спровоцировали антиармянские выступления. Накал событий был таков, что армянам оставалось только уехать – и сумгаитские события прочертили ясную границу между «вчера» – межнациональным, хоть и непростым республиканским обществом – и «сегодня» – обществом резко национализированным. Характерно, кстати, что во время погромов местные горком и милиция вели себя тихо и мирно, как будто и не пытаясь быть властью в городе.
Этот кейс даёт нам три вывода:
1. Беженцы переживают не только социальную неустроенность, которая чревата фрустрацией и конфликтами, но и имеют резко выросший уровень национального самосознания, нередко болезненного.
2. Советский город с его специфической структурой планировки, расселения и социального состава является естественным усилителем любых конфликтов.
3. Потакая националистическим течениям, поздняя советская власть эту власть теряет. Тем ярче выглядел уход властной харизмы из сумгаитского, а позже и иных азербайджанских горкомов, что ленинская партия, в отличие от «обычного» модерного государства, черпает свою легитимность именно во властной харизме и идеологической конъюнктуре, а не в «общем благе» и опоре на формальное право.
Радикальный национализм на марше
На фоне волнений единственным азербайджанским диссидентом Эльчибеем создаётся Народный фронт, в который входит цвет национальной интеллигенции. Идеология Фронта носит радикально-националистический характер, при этом сам Эльчибей, за исключением полутарогодовой отсидки, спокойно работал в республиканских научных исторических институтах, вырабатывая националистическую идеологию. Здесь важно отметить, что сам по себе национализм позднесоветского типа носил ярко выраженный примордиальный характер, т.е. исходил из представлений о генетическом, расовом и проч. врождённом единстве народа – в силу господства в СССР «сталинской» школы понимания генезиса наций. При этом демократизация в республиках ясно ассоциировалась именно с «народным духом» и «освобождением нации».
Итак, появление большого количества беженцев, быстрый рост Народного фронта ломали «социальный миф» Баку – города, который был интернациональным не только в советское, но и в имперское время, да и вырос не как огузская племенная столица, а как порт и торговый город. Позднесоветская кульминация этой ломки – погромы начала января 1990 года, адресно направленные против армян. Партийные структуры и милиция, как и в Сумгаите, смотрели на происходящее с лицом грустной лягушки, хотя советские войска начали концентрироваться вокруг Баку 12 января.
16 января бакинских армян экстренно вывезли в Таджикистан. 19 января президиум ВС СССР незаконно, не посовещавшись с республиканскими партийными органами, принимает решение о введении чрезвычайного положения, и в Баку входят войска, как бы пытаясь успешно повторить тбилисский опыт.
Абульфаз Эльчибей. Фото: Мамедов/РИА НовостиСтоит отметить, что, по прямому признанию Язова, целью армии было уничтожение структур Народного фронта, а не защита армян. Здесь мы вспоминаем, когда войска вообще оказались рядом с городом: коммунистическая партия в принципе не собиралась защищать людей.
Но и разогнать Народный фронт ей не удалось: на похороны 132 погибших 22 января вышло полтора миллиона человек, практически всё население республиканской столицы.
И здесь мы делаем важный промежуточный вывод: партия (не в первый раз, впрочем) увидела, что прямое насилие не работает. Не просто не работает, а ведёт к обратным результатам: после «Черного января» независимость Азербайджана была, в сущности, делом решённым. Это, надо сказать, весьма внезапное открытие для политического субъекта, одним из главных действующих инструментов которого было беспрецедентное насилие. Теперь этот инструмент и харизма власти оказались в руках национальной силы, а люди Партии, получив такой необычный опыт, испытали шок, последствия которого сказываются и сегодня (о чём поговорим ниже).
Далее, параллельно с распадом СССР, разворачивалась Карабахская война, а Эльчибей после некоторых событий стал президентом Азербайджана. Теперь ему предстояло показать, как национальная идея делает государство сильным.
Однако с начала 1993 года всё стало рушиться. Весной 1993 года Москва лишила республиканские банки права эмитировать рубль, вследствие чего Азербайджан пережил дефолт и вынужденно быстро перешёл на моновалютный режим.
Пока же люди привыкали к жизни без поддержки Москвы, авторитетный полевой командир Сурет Гусейнов перестал подчиняться официальному Баку и объявил о походе на столицу, то есть совершил финт, знакомый нам по недавним событиям.
Эльчибей, не имея лояльных лично ему войск и опоры в рядах старого аппарата управления, предложил Гейдару Алиеву стать премьером и помочь урегулировать вопрос с Гусейновым. Алиев обещал подумать – и уехал в родную Нахичевань, где отгородился от внешнего мира.
Походом Гусейнова быстро воспользовались армяне, начавшие наступление в Карабахе, а ещё талыши, объявившие на юго-востоке Азербайджана свою автономную республику.
Итого: дефолт, мятеж, потеря территории в Карабахе, потеря Нахичевани и новая автономная республика – всё это в течение от силы месяца.
Гусейнов пришёл в Баку, Эльчибей бежал, а победителем в раскладе оказался снова Гейдар Алиев. Спустя время, ликвидируя восставших, он посадит Гусейнова на пожизненное заключение, чтобы ещё чуть позже помиловать. Он подпишет исключительно невыгодный практически брестский мир с Арменией, разумно оценивая потенциал борьбы государства, которое только что чуть не расползлось, и сфокусируется на экономическом строительстве.
Сурет Гусейнов. Фото: Александр Макаров/РИА НовостиА мы можем сделать промежуточные выводы:
- Карабах и азербайджанские беженцы в целом активировали и радикализировали местный национализм – и через беженцев, и через политическую повестку, и через опыт ветеранов.
- Карабахский конфликт поменял социальный и этнический расклад в городах, особенно в Баку. После армян из города стали уезжать и русские, многие из которых прожили в городе не одно поколение. Их выживали вчерашние жители Карабаха, объявляя Баку собственно азербайджанским, а не многонациональным городом. Сегодняшний Баку пестрит национальными флагами и указаниями на события 80–90-х в названиях площадей и улиц, однако сама архитектура города, сам его воздух напоминают о том, что старый дух Баку – иной.
- Карабахская война поставила государство перед вызовом организации власти – и этот вызов решила только монополизация. Монополизация власти в одних руках шла добрую половину 90-х, причём кейсы талышской республики и мятежей говорят о том, что эта проблема оставалась бы актуальной и без войны.
- Наконец, монополизация власти оказалась успешной лишь благодаря работе старой (как минимум, работающей с 1970 года) неопатримониальной сети с ясным территориальным гнездом в Нахичевани. Это намекает и на смысл сегодняшних событий.
Современный торг и старые амбиции
Самое время поговорить о Нахичевани. Она отделена от остального Азербайджана территорией Армении, потому Азербайджану выгодно, чтобы ценой стабильности работы Лачинского коридора оказался запуск другого – Занзегурского коридора, проходящего по территории Армении рядом с её иранской границей. Дело тут и в экономике, и в удушении Армении, лишающейся своей единственной границы с нетюркскими государствами, и в объединении основного Азербайджана с родовым гнездом правящего им клана: представим себе в начале нулевых многолетнего лидера России родом из Одессы, посадившего на все значимые государственные должности одесситов и строящего весь свой идейно-политический нарратив на рессентименте и национализме.
Огузы, ираноязычные племена и армяне жили в Закавказье, время от времени перемещаясь, так что обе стороны конфликта могут выкапывать основания своей исконности сколько угодно. При этом сам характер исторического нарратива, который берёт на вооружение Баку, лишает потенциальный диалог с армянами почвы: это примордиальные, опирающиеся на мифологизированное прошлое претензии вселенского масштаба.
Этот нарратив проговаривается, как правило, ленинским языком, настроенным на абсолютизацию различий и радикальность, неизбежность борьбы. Этот язык содержит в себе совершенно детские хитрости в изложении общеизвестной фактуры. Вот характерная цитата с портала «Аzer History»: «В этот период центральная власть СССР разыграла ряд провокаций. Вдруг из республики стали уезжать члены семей русских офицеров. Также 13 и 14 января 1990 года агентами КГБ в Баку были организованы нападения на армян. К 15 января усилиями общественности нападения на армян были прекращены».
«Ряд армянских организаций с целью привлечения внимания к “армянскому вопросу” в 1985 году предприняли попытку широко отметить 70-летие вымышленного “геноцида армян”. Но московское руководство, опасаясь ухудшения отношений с Турцией, разрешило проведение этих громких мероприятий только в Армении. Пригласив на эти мероприятия многочисленных гостей из зарубежных стран, армяне смогли провести значительную пропагандистскую работу».
И т.д.
Вместе со всем этим власть неопатримониальной сетки здесь не отличается от таких же сеток в остальном мире: полноценного прогресса такая сборка Государя не может себе позволить, а постоянный высокий доход от нефти и газа позволяет удерживать людей в состоянии относительно сытого сна. Средняя зарплата в Баку плавает в районе 500 долларов, бакинские небоскрёбы часто пустуют (в том числе и популярные «пламенные башни»). Молодёжь нужно чем-то занимать, но понятно, что вдолгую её при текущей коньюнктуре может занять либо эмиграция, либо национализм – лицо война. Война за «освобождение» и бешено развитое девелоперство сочетаются с чудовищными условиями жизни карабахских же беженцев и более чем скромными пенсионными выплатами ветеранам первой Карабахской (80 манат – это что-то вроде 5–6 тысяч рублей).
И здесь мы тоже делаем концептуальную ремарку: даже имея отдельные признаки национального государства, постсоветское образование с трудом вырабатывает всю систему политических и социальных институтов, причём этот недостаток стремится компенсировать милитаризацией.
Сюда добавляются и геополитические факторы. С одной стороны, из региона уходит Россия, внутренние и базово-приграничные проблемы которой не позволяют сохранять акцент на Закавказье. Да, в числе прочего это СВО, заставившая обескровить и так небольшой миротворческий контингент в Карабахе, до сих пор не имеющий мандата на применение силы.
С другой стороны, в регион активно приходит Турция, национально-идейный нарратив которой выстроен во многом на вытеснении памяти о геноциде армян. Имея солидный иранский пласт в своей культуре и истории, Азербайджан, выбирая в союзницы Турцию, тюркизирует свои дороги – и это рождает ещё больший фокус на милитаризации. И Армении действительно есть о чём беспокоиться.
И послесловие – о постсоветских проблемах региона
- Базовый дизайн нового постсоветского государства, как правило, национальный (за исключением только что России). При этом вопрос национального самоопределения, доставшийся в наследство от СССР, часто конфликтогенен. Дело и в специфических смешанных границах республик, и в накопленном опыте взаимных претензий (вспомним ту же депортацию азербайджанцев 1947 года – в отличие от депортации вайнахов, даже формально необоснованную). Но главное – дело в специфической советской концепции нации, насквозь примордиальной, а потому уводящей далеко от продуктивного диалога к вечным спорам о том, кто первый поселился на каком-нибудь крошечном пустынном пятачке.
- Национализм вкупе с накопленными конфликтами порождают войну, которая несёт свои вызовы для молодого государства. Эти вызовы требуют мобилизации социальных и политических институтов, и нередко экзамен на эффективность сдаёт не партия сомнительных интеллигентов, отстаивающих святое право на превентивный геноцид, а старая советская неопатримониальная сетка, выстраивающая в государстве пусть феодальный и коррумпированный, но ясный порядок, позволяющий концентрировать в одних руках инструменты насилия и экономические ресурсы.
- Молодые государства получили от СССР плохие вводные для развития представительских институтов. Поэтому противостоять унаследованным от СССР сетям и правилам осуществления власти, как правило, некому. В свою очередь, предвидя потерю своей власти в случае, если общество начнёт нормально развиваться, постсоветский Государь склонен сохранять и длить национальные конфликты, приведшие его к власти. Поэтому не сумевшее эволюционировать постсоветское государство обречено использовать костыли войны и неравенства для мобилизации своей экономики и всего общества.
- Государство всё же штука инерционная и настроенная вдолгую. Тридцати лет достаточно для того, чтобы увидеть, как оно складывалось и в итоге сложилось, но недостаточно для того, чтобы понять, к чему оно придёт. Возможно, будущее постсоветских государств – за классической вестернизацией, а возможно, что в недрах осколков СССР вызреют свои взрослые концепты устройства общего блага, которые позволят отказаться от ставок на эскалацию конфликтов и консервацию коррупционных связей.
