Сам себе меценат 

Что происходит с российский краудфандингом – рассказал основатель платформы Planeta.ru Фёдор Мурачковский 

Фёдор Мурачковский. Фото: из личного архива Фёдора Мурачковского

Фёдор Мурачковский. Фото: из личного архива Фёдора Мурачковского

Что бы ни происходило, поддержка людям всегда нужна. Краудфандинг – это по-русски значит «поможем всем миром». О том, как меняется общественное внимание к разным низовым инициативам, куда направляется народное финансирование с началом СВО и что такое «Русский мир» сегодня, «Стол» поговорил с основателем краудфандинговой платформы Planeta.ru Фёдором Мурачковским  

 –  Ваша инициатива краудфандинга началась с идеи поддержки музыкантов. Почему? 

–  Мы хотели победить пиратство. Это было искреннее желание, и нам это удалось на тот момент. При этом, честно сказать, у меня самого был бэкграунд музыкального пиратства, я начинал свои заработки на Горбушке в 1990-е годы. Я видел большое заблуждение, что музыканты – это очень богатые люди. Но реально они получали деньги только с концертов, с безумных чёсов. А всё, что у них вышло из студии, сразу сливалось на левые диски. Парни даже не отбивали деньги, которые тратили на запись. 

А ведь интернета ещё не было в таком виде, что сейчас. Поэтому ты на Горбушке как энциклопедия знаний поневоле, потому что собираешь новости со всех студий и из других источников. И пиратство в то время как раз было источником чего-то нового и свежего. Иначе новинок было просто не найти. Или, наоборот, люди искали что-то старое, приходили ко мне. У нас был набор из 30 кассет Высоцкого. Приходит человек и просит напомнить пятую песню семнадцатой кассеты. Я напоминаю, а потом продаю ему весь комплект. 

–  Что вы предложили музыкантам вразрез этой системе?

–  Наша схема позволила им получать деньги ещё до выхода продукта. Я просто подумал: что нельзя украсть? То, чего ещё нет. И это сработало. Сначала это были музыкальные записи театра, у Гришковца вышел альбом с группой «Бигуди», насколько я помню. Это был один из таких первых крупных проектов. И мы поняли, что наша тема совместима практически со всем. С другой стороны, мы поддерживали музыкантов, так как у них самая релевантная и отзывчивая аудитория. Мы построили мостик взаимодействия между авторами и их поклонниками.

Константин Кинчев подписывает пластинки. Фото: из личного архива Фёдора Мурачковского
Константин Кинчев подписывает пластинки. Фото: из личного архива Фёдора Мурачковского

–  Вы ведь тоже были музыкантом?

–  Я гитаристом был. Хотя… Все мы были гитаристами накуренных подъездов. На первом курсе института я ещё приглашал коллег на наши концерты, а потом завязал.

–  Но сработала не просто вера в прекрасное. В ход пошла бизнес-идея, так? 

–  Да, конечно, хотелось по-лёгкому заработать денег. Всё же мы не альтруисты. Но мы создали целую отрасль, её до нас в России просто не было – никакого краудфандинга, никакого народного финансирования. Люди не доверяли никому и ничему. А мы лбом стену прошибали, чтобы нам поверили. Потом уже на российский рынок пришли другие крауд-технологии: краудлендинг, краудинвестинг, появилась Ассоциация операторов инвестиционных платформ.

–  Как вам удалось добиться доверия и не расшибить лба вдребезги? 

–  Вначале было важно привлекать лидеров мнений: известных музыкантов, артистов и так далее. Они показывали, что эта схема абсолютно рабочая, что это не какой-то МММ. При том что ты отдаёшь деньги и ждёшь по полгода, когда к тебе придёт какой-то артефакт, который ты купил. То есть это такой отсроченный платёж, надо свыкнуться с тем, что тебя не обманывают. И это дало результат. Когда мы начинали вводить платежи по картам в интернете, объём переводов составлял 1,5–2%. Люди не хотели вводить куда-то данные своей карты. И несли котлеты денег в какой-нибудь Qiwi, туда запускали деньги, и у нас в системе отыгрывалось, что деньги упали в нужный проект. И только потом, постепенно, вместе со всем e-commerce-сектором, с нашим непосредственным участием, дело пошло. Сейчас 99,9% платежей – это карты.

–  Вы сказали, что сразу нащупали очень лояльную аудиторию. А потом ещё научили их вам доверять. Вы собираете сообщество этих прекрасных людей? У меня есть друзья, которые ходят на «Планету», чтобы посмотреть на новые проекты и поддержать. Потому что они хотят это делать. Этого не было, это есть благодаря вам. 

 

–  Я каждый раз готов снимать шляпу перед этими людьми. Но я могу их понять, потому что это подсаживает. Но ещё мы нашли лояльную аудиторию, используя лидеров мнений в разных областях. Если ты хоть раз что-то получил взамен, ты понимаешь: «Вау! Сработало!».  Если говорить языком e-сommerce, у нас процент возврата больше 50% аудитории. 

– Это очень хороший показатель.

– Да! И среднее время нахождения на сайте у нас порядка 6 минут – очень неплохо. И смотришь: люди сначала приходят на один проект, а потом – бац! – перейдут в благотворительный раздел, увидят там общественную инициативу и тоже поддержат. Так начинается перекрёстное опыление. Мы вообще сперва строили социальную сеть, потом уж стало понятно, что мы бежали сильно впереди паровоза. Но с людьми мы стараемся всячески работать. Сейчас мы создаём свою краудфандинговую экосистему – уникальную вещь. В мире больше нет примеров, чтобы под одним зонтичным брендом соединялось сразу несколько инструментов краудфандинга. Сейчас это сама крауд-платформа, своя служба логистики, школа краудфандинга, онлайн-магазин и шоурум, скоро запустим ещё один большой новый сервис. Кроме того, за все эти годы у нас скопилось большое количество партнёрских программ с разного рода производителями и появилось своё производство. Можем сделать мерч, выпустить CD или даже виниловую пластинку.

– Большая команда? 

–  Сейчас наша команда – это 90 человек, из них около половины – это программисты и сотрудники IT-отдела. Однако мы испытываем постоянный дефицит кадров во всех направлениях.

Фото: vk.com/planetaru
Фото: vk.com/planetaru

– Вы чувствуете свою личную ответственность за людей? Вот за вашу команду и за тех, кто поверил «Планете»? 

– Если бы не чувствовал, я бы давно бросил бы всё это. И мне приятно было сейчас услышать слова о том, что наша аудитория уникальная. В такие моменты утверждаешься в том, что всё не зря, что у нас крутое комьюнити отзывчивых людей, которые готовы поддержать любую идею на старте – и нас в том числе. Тех, кто поделился своей копейкой, у нас на сайте около 1,5 миллиона человек. Я ими горжусь, это высокая ценность.

– Про ценности. 24 февраля 2022 года многое поменялось в стране и в мире. Вы оценивали, что случилось с краудфандингом в этот период?

– У нас, как и у всех, наверное, были с той стороны партнёры, какие-то отношения. Первые два месяца все были просто в шоке. За это время сборы здорово упали. На платформе есть рубрикатор (это как основные направления работы: музыка, литература, кино, журналистика, благотворительность, общественные инициативы) – всего 18 разделов. Я не могу сказать, что этот рубрикатор сильно покосился, что резко изменился процент пожертвований между рубриками. Наши люди, в принципе, к кризисам привыкли. И, как ни странно, в такие моменты больше объединяются. Общий объём собранных в 2022 году средств сократился примерно на 18%, если сравнивать с предыдущим годом. При этом и проектов запустили на 9% меньше. Зато средний чек немного вырос, но здесь в большей степени повлияла инфляция. Обычно в кризис средний чек проседает, но количество транзакций растёт, люди меньше могут себе позволить, но желания остаются прежними. Так было в 2008 году, в 2014 году, потом случилась пандемия. И даже после этих кризисных ситуаций казалось, что мы легко сможем всё преодолеть.

– Кому не повезло больше? 

– Если говорить о пострадавших областях, то наибольший удар пришёлся по сегменту литературы. В 2021 году в этом направлении удалось собрать 42 миллиона рублей, а в 2022-м – примерно половину. 

– То есть журналистика прямо активно что-то делает в краудфандинге? Это кто же, интересно? 

– Журналисты собирали на проведение независимых расследований, публикацию статей, фото- и видеорепортажи, поддержку видеоблогинга и другие некоммерческие проекты. После 24 февраля эта область здорово просела, часть изданий полностью закрылась или ушла из России. 

– К вопросу об ответственности. Как вы работаете с рисками? Как вы проверяете деньги, чтобы не стать иноагентом?  

– У нас просто нет возможности перечислить нам доллар или евро. Мы пользуемся отечественными платёжными системами, которые сами всё мониторят. Хотя мы, конечно, сильно потеряли на этом. Ведь наше название «Планета» – это попытка объединить русскоязычную аудиторию планеты Земля. Сейчас это не получится сделать, но я думаю, что временно.

– Вы сами время от времени кого-то поддерживаете на «Планете»? 

– Не без греха.

  

– За кого болеете? 

– Много таких проектов. Экологи что-то интересное всё время придумывают. Музыкальные идеи для меня интересны. То Армен Григорян из «Крематория» придёт весь в сомнениях, то Алексей Романов из «Воскресенья» – отличный дядька. 

– Есть ли у вас проекты, которые что-то собирают в поддержку фронта, семьям погибших или ещё что-нибудь такое? 

– Я лично никогда ничего подобного не ограничивал, но у нас сам по себе ресурс заточен немножко на другие вещи. И аудитория у нас, скажем так, про другое. Но есть же и другие успешные в этом секторе площадки и фонды, мы с ними не конкурируем.

– То есть у вас нет правил, запрещающих собирать на войну. 

– Смотрите: если вы хотите снять фильм или сделать журналистское расследование, связанное с патриотизмом, – мы запустим и поддержим такой проект. Например, на «Планете» были собраны средства на издание детской книжки «Курская битва». Мы сами выкупили 80 книг и раздали библиотекам в регионе. Были и другие проекты. Мы стараемся избегать милитаризации, но при этом у нас нет запрета на военную тематику. 

– Как это? 

– У нас есть это правило. Мы не разрешаем проекты по сбору средств на всякого рода оружие и тому подобное. При нашем динамично развивающемся законодательстве такие проекты могут быть восприняты как дискредитация армии. Как и в случае с религиозной сферой, где сборы могут оскорбить чьи-то чувства. Поэтому на приход у нас собирать нельзя. Если хотите церковь восстанавливать, то пожалуйста, но только с точки зрения архитектурной ценности или исторического культурного наследия.

– А политические инициативы?

– Вот политика у нас под запретом с самого начала. Просто потому что нет. Потому что одним движением можно поставить под удар все другие проекты.

– Про ваши амбиции про объединение русскоязычного населения Земли хочу спросить. Николай Александрович Бердяев сто лет назад сказал, что русский народ – это самый коммюнотарный народ в мире. То есть самый отзывчивый, всеприемлющий, открытый народ и так далее. За XX век мы это качество растеряли, кажется. У нас сейчас страна победивших заборов. Но сборы и сами проекты у вас на ресурсе о чём говорят? Мы вернули себе коммюнотарность? 

– Мы работаем над этим, хотя всероссийский демонтаж заборов – это долгий процесс. Всё-таки люди лучше, чем сами о себе думают. Так вот копейка за копейкой…  В этом году мы собрали два миллиарда рублей – наш суммарный сбор за 10 лет. Всё это – чья-то поддержка, чья-то рука помощи.  

– Есть интуиция, что Российская Федерация сейчас далеко не в топ-10 по краудфандингу. 

– Далеко за пределами десятки, да.

  

– Но если посмотреть историю русского меценатства, то можно только удивиться тому, как это было устроено раньше. Частные капиталы вкладывались в огромных долях на строительство больниц, библиотек, школ. Я уже про картинную галерею молчу. Куда делась эта способность у русского человека?

– Способность осталась, возможности может не быть. У нас есть меценаты, но они зависят от своих доходов. В самом начале у нас был десяток людей, кто ходил к нам как на работу и закрывал все проекты, близкие к завершению, – целыми категориями. В 2014 году такая активность снизилась. Но подтянулись люди из IT-сферы, у них были доходы со всего мира. Потом, когда случились санкции, этот поток тоже снизился. Да я сам ведь меценат у себя в деревне. Постоянно что-то там делаю ради общего благоустройства. Одним людям просто надо жиру подкопить, другим – действовать и заражать всех своим примером. Дайте срок – исправится ситуация. Надеюсь. Мы работаем над этим. 

– А если абстрагироваться, уйти от информационного и идеологического давления, можете мне сказать, что такое «Русский мир»? 

– «Русский мир»… Даже не знаю… Во-первых, это не национальность. Я сам не могу себя назвать чисто русским, скорее космополит. Поэтому для меня «Русский мир» – это какая-то такая внутренняя доброта, отзывчивость, принятие человека любого вероисповедания или мнения. Одновременно это многострадальный мир, он щедрый и неблагодарный. Не знаю… В самолёте чем отличается русский человек от нерусского? Все сидят, чего-то выпивают, все мы одинаковые абсолютно. Но нам надо всех вовлечь в своё счастье обязательно. То есть если ты сидишь и тебе хорошо, с тобой половина салона должна отдыхать. Широта души, как говорится. Наверное, поэтому и наша Planeta работает – чтобы всем было хорошо.

Читайте также