Что делать, если не хочется работать

Свыше 13 млн россиян прямо сейчас чувствуют, что выгорели на работе. Общий процент когда-либо сталкивавшихся с профессиональным выгоранием – почти половина населения (45%). Некоторые эксперты кричат о «пандемии выгорания». А мы разбираемся, в чём её причина и как не терять эффективность на рабочем месте

Фото: LARAM/Unsplash

Фото: LARAM/Unsplash

«Осень, друзья мои, прекрасная московская осень»: горят костры рябин и офисные сотрудники. Аналитический центр НАФИ опубликовал результаты опроса россиян о профессиональном выгорании. Выгорание – это синдром, возникающий из-за хронического стресса и истощения ресурсов. Как выяснилось, 45% сталкивались с ним, 15% прямо сейчас его испытывают (а это не менее 13 млн человек). Причём невысокие показатели теоретически наиболее подверженных выгоранию групп опрошенных (мужчины – 17%, люди в возрасте 35–45 лет – 16%, работники со стажем свыше 8 лет – 19%) говорят о том, что все респонденты примерно в равной мере страдают от потери смыслов и творческого истощения.

«Профессиональное выгорание можно справедливо назвать болезнью XXI века, которая в последние несколько лет приобрела характер эпидемии, – резюмирует Гузелия Имаева, генеральный директор Аналитического центра НАФИ. – На скорость выгорания влияет огромное количество факторов – начиная с информационной перегрузки, заканчивая потерей видения собственной карьерной траектории и стрессами на работе, связанными с некорректным распределением задач».

Опрошенные россияне говорят о потере интереса к работе из-за постоянного стресса и нервного напряжения (42%), неадекватной оценки результатов работы сотрудника и отсутствия обратной связи от руководства (31%), несоразмерности финансовой мотивации и затрачиваемых усилий (27%), конфликтов с руководством и коллегами (22%), а также отсутствия видимых результатов работы и ощущения значимости своей деятельности (20%).

Во многом это повторяет шесть главных причин выгорания, которые выявила после длительных исследований профессор психологии Калифорнийского университета Кристина Маслах (на её выводы, полученные в сотрудничестве с  экспертами по теме Сьюзан Джексон и Майклом Лейтером, также ссылается Дженнифер Мосс в своей книге «Эпидемия выгорания. Как спасти себя и других от хронического стресса, бессонницы и потери мотивации»). Вот эти шесть причин:

  1. Чрезмерные и перманентные нагрузки, жёсткие дедлайны и стресс как следствие такого положения дел.
  2. Повышенные требования к результату работы на фоне отсутствия возможности повлиять на принятие решений, обратной связи от начальства и адекватного конструктивного контроля.
  3. Недостаток профессионального признания или несоответствие оценки фактическим достижениям, включая несоответствие поощрения (финансового в том числе) вложенным усилиям.
  4. Токсичная и дисфункциональная рабочая среда, в которой возможны неуважение, дискриминация, принижение заслуг, конфликты, интриги.
  5. Предвзятость начальства и – как следствие – незаслуженные привилегии для отдельных сотрудников и отсутствие возможностей карьерного роста для других.
  6. Однообразная и неинтересная работа без видимых результатов и ощущения причастности к важному, социально значимому общему делу.

Брэд Сталберг и Стив Магнесс, авторы книги «На пике. Как поддерживать максимальную эффективность без выгорания», добавляют к этому также стремление соответствовать завышенным ожиданиям общества, где повышенная автоматизация и роботизация труда ведёт к тревоге за собственные показатели на высококонкурентном рынке труда XXI века.

Образ труда в исторической перспективе

Эпоха, её особенности и напрямую связанное с ними отношение к труду действительно влияют на восприятие человеком своей деятельности. Специфика времени накладывает отпечаток и провоцирует стрессы, которых раньше не было. Согласитесь, сложно себе представить пахаря, который жалуется не на то, что просто очень устал, а на то, что «выгорел» на работе.

«Отношение к работе меняется при сравнении одного века с другим, – подтверждает Юлия Балакшина, доктор филологических наук, профессор РГПУ им. А.И. Герцена и СФИ и организатор конференции «В поисках исцелённого труда», – меняется сама работа, меняются технологии, меняется способ производства, меняются характеры эпохи. Неслучайно у каждого времени есть свои названия: патриархальный уклад, эпоха модерна, постмодерна, а сейчас уже метамодерна.

Юлия Балакшина. Фото: sfi.ru
Юлия Балакшина. Фото: sfi.ru

Соответственно, меняется и то, как человек работает и как относится к своей деятельности. И если в горячо мною любимом XIX веке большинство людей работало «на земле» (больше 90% населения Российской империи были крестьянами), то теперь подобного нет. И, безусловно, смена жизненного уклада, нарастающая интенсивность жизни в целом, а как следствие, и интенсивность рабочих ритмов выматывают человека больше, чем раньше.

Технологический прогресс привёл к тому, что тяжёлый физический труд сменился на интеллектуальный. Стало важным проявлять смекалку, творческий подход, искать пути оптимизации процессов, то есть максимально задействовать когнитивные и креативные способности, все возможности человеческого мозга. С одной стороны, это избавило людей от проблемы рутинности труда (одной из шести причин выгорания). Как писал Бердяев, «творческий труд есть достояние меньшей части человечества и предполагает особые дары».

С другой стороны, творчество в работе, как оказалось, вовсе не спасает от выгорания. «Тот, кто вынужден проводить в офисе каждый день с девяти до шести, тот, кто чувствует себя чуть ли не заключённым, порой завидует свободе художника или писателя. Но оказывается, что гибкие рабочие часы и свобода – вовсе не панацея от выгорания, – пишут Брэд Сталберг и Стив Магнесс. – В определённый момент своей карьеры почти каждый художник страдает от творческого истощения. Одержимость, перфекционизм, сверхчувствительность, стремление контролировать всё и вся и высокие ожидания – отличительные черты великих художников, и все они могут привести к творческому выгоранию».

Потеря смыслов

Чем больше человечество отходит от вынужденного труда «на земле» в тесной связке с природой, с самим естественным течением жизни, тем сильнее становится давление на индивида. Мы теряем глубинные смыслы, часто не понимая, зачем вообще мы что-то делаем в офисе или на производстве. Возникает иллюзия механического выполнения определённого набора действий ради галочки.

«Профессии современного общества максимально далеки от того, что можно было бы называть объёмным словом “бытие” или “реальность”, – считает Юлия Балакшина, – то есть мы все работаем с бытием второго, третьего и так далее уровня объективации, а вот такой непосредственной встречи с реальностью бытия, с подлинной жизнью и её ценностями, сейчас почти ни у кого не происходит. Мы даже не вступаем в истинное взаимодействие с коллегами, поскольку воспринимаем их как функцию, даже не пытаясь пробиться к истинной сути другого человека.

Сейчас очень популярно проектное мышление, когда человек нацелен только на результат. И хотя это тоже важно, теряется ценность процесса, теряется ощущение жизни как таковой, теряются смыслы, а их отсутствие выхолащивает. Хайдеггер писал о том, что человек стремится к преодолению «беспамятства», преодолению вот этой небытийности. Через любое наше проявление важно прорываться к бытию, и работа не исключение – в ней должен появиться личный и даже личностный смысл».

Теория поколений подразумевает, что у каждого возрастного типа сотрудников свои приоритеты в работе. И если для поколения X в работе важнее всего материальное благополучие, командная работа, стабильность, для Y – чувство свободы, техническая грамотность, желание достичь результата быстро и без особых усилий, то для Z важна самоидентификация. То есть помимо атмосферы (берегущей их психическое здоровье), гибкости процессов, репутации, этики и многообразия задач им необходимо чувствовать себя частью чего-то большого и значимого (данные исследования Deloitte). Кстати, эта же компания констатирует повышенный уровень выгорания у миллениалов и поколения Z уже в 2023 году и по всему миру.

Фото: Christian Erfurt/Unsplash

И здесь мы вновь восходим к Бердяеву, который считал, что осмысленность (или даже высшая ценность) труда чрезвычайно важна. «Общество требует от личности труда в разнообразных формах, от принудительного рабского труда до принудительного социально организованного труда. Но личность как свободный дух переживает труд как свою личную судьбу <…> Личность может переживать труд как своё призвание в мире, может претворять труд в творчество, т. е. выявлять истинное онтологическое ядро труда, лежащее глубже той социальной обыденности, которая превращает творчество в принудительный труд».

«А что скажут люди?»

Есть и другая проблема помимо потери философского осмысления труда. И проблема эта – стереотипы в обществе. «Не стоит забывать, что в каждую эпоху меняются какие-то культурные установки, – напоминает Юлия Балакшина, – я сама работаю преподавателем, поэтому приведу максимально близкий мне пример. Если раньше преподавание считали очень почётной профессией, то сейчас это безвозвратно ушло.

В XIX веке учитель, особенно учитель в сельской школе, который из города отправился в далёкий край ради высшей цели и идеи нести просвещение в народ, был действительно героем, совершившим настоящий общественный подвиг. Но сегодня учитель – “обсуживающий персонал”, предоставляющий “сервис/услуги” своим “клиентам” (я утрирую, но многие это видят и без моих подсказок). И в этом контексте очень важно, как это восприятие обществом отражается на самом сотруднике: не мешает ли это ему испытывать удовлетворение от работы, не снижает ли самооценку, не вызывает ли негативных эмоций и обесценивания заслуг». А этим страдает большинство выгоревших специалистов.

Мы регулярно сталкиваемся с чрезвычайно высокими ожиданиями, о которых выше уже упоминали Брэд Сталберг и Стив Магнесс. Причём речь как о собственном перфекционизме современного человека (мы хотим быть идеальными, эффективными, успешными, лучшими во всём), так и о требованиях социума. Так, к примеру, постоянное стремление к «успешному успеху» и желанию показать всем вокруг, что ты на 100% хорош во всех сферах жизни ведёт в итоге лишь к самобичеванию и психологическим срывам. А дело просто в том, что мы пытаемся сделать то, что не предусмотрено физиологией: всем этим требованиям сложно соответствовать просто в силу специфики работы нашего мозга.

«В обществе, которое поощряет и вознаграждает “оптимизацию” и “многозадачный режим”, сложно не захотеть “оптимизировать” себя. К сожалению, наш мозг работает не так, как компьютер, – объясняют Брэд Сталберг и Стив Магнесс. – Для 99% из нас эффективная мультизадачность – это всего лишь эффективное погружение в иллюзии. При обследованиях тех, кто утверждал, что они мастера многозадачности, МРТ их мозга всё равно показывала, что делать два дела одновременно без потери качества невозможно. Когда мы совмещаем задачи, мозг либо постоянно переключается между заданиями, либо, используя стратегию “разделяй и властвуй”, выделяет лишь часть когнитивных способностей для определённой задачи. В итоге, как свидетельствует множество исследований, если мы делаем несколько дел одновременно, понижается не только качество, но и – что особенно забавно – уменьшается количество работы».

Крайности современности

Внешние факторы, специфические для конкретного временного периода, тоже влияют на восприятие профессиональной деятельности. Технологичность любого теперь уже труда повлекла за собой более свободное отношение к рабочим процессам – начиная от физического посещения офиса и заканчивая технологичными форматами бизнес-коммуникаций.

Реалии пандемии показали, что «удалёнка» вполне жизнеспособна. Приоритет экологичного отношения к себе, где баланс work-life занимает не последнее место, сформировал определенную моду на отношение к работе. Как говорит Юлия Аюпова, психолог, автор проекта «Образ мышления», специалист по выходу из выгорания, «нарциссичная эпоха “успешного успеха” и работы 24/7 очень медленно сменяется внимательным отношением к своему ментальному здоровью». Но и тут со временем появились свои перекосы.

Юлия Аюпова. Фото: vigoraniyanet.ru
Юлия Аюпова. Фото: vigoraniyanet.ru

Повышенное внимание к своей личности, своим ощущениям (столь продвигаемое нынче так называемыми «инфоцыганами») привело к тому, что молодое поколение полностью потеряло ценность качественного труда, знакомого тем поколениям, что выросли в условиях прежней идеологии, когда считалось недостойным выполнять работу «для галочки». Капиталистический взгляд на труд вывел на первый план финансовый аспект, результативность – и в этом нет ничего плохого. Каждый хочет повышать качество жизни. Но вытеснение из ценностных ориентиров параметра «качество труда/результата» вновь ведёт к нереалистичным ожиданиям: персонал откровенно симулирует деятельность, но при этом бонусы хочет получать вполне настоящие.

«Сравнивая постсоветское наследие и современные тренды, часто вижу неутешительную тенденцию: у юного поколения нет привычки к качественной работе, они предпочитают то, что в советское время называлось попросту халтурой, – сетует Юлия Балакшина. – Капиталистические ценности в виде желания получить щедрое вознаграждение наложились на советские установки типа “пускай работает железный паровоз, не для работы он меня сюда привёз”, в итоге появилось поколение, желающее получить быстрый и ощутимый доход при минимуме усилий, “налегке”: сделать поменьше, получить побольше. Это выросло уже в целую традицию. И это нарастание “халтурного синдрома” важно остановить в первую очередь на уровне воспитания, на уровне преемственности поколений – от человека к человеку».

Благо, примеры самоотверженного и качественного труда всё ещё остаются перед глазами практически в каждой профессии. У кого-то это именно воспитанные эпохой ценности, у кого-то, к сожалению, вынужденная позиция, когда вернувшиеся внезапно переработки и «лошадиная пахота» – следствие объективных внешних обстоятельств. Современный бизнесмен не может себе позволить ту желанную заботу о себе, которая была возможна ещё в 2018–2019 годах, например.

«С февраля 2022 года экономическая ситуация стала складываться так, что собственники были вынуждены снова выразить отношение к труду и сотрудникам определённым образом, – констатирует Юлия Аюпова, – коротко это можно сформулировать как “работайте больше за меньшие деньги”. Свободных ресурсов стало меньше, а работать, чтобы выжить, теперь нужно в разы больше. Но всё равно молодое рабочее поколение отказывается от тотального труда в пользу идеи “работа – только часть моей жизни”. Увы, в сегодняшних реалиях это может создавать известное напряжение между лидерами и членами команд».

В итоге мы вновь сталкиваемся с выгоранием – причём в ещё более серьёзных масштабах, чем в периоды оттепели, «лихих девяностых», Миллениума и т.п. «Такое большое количество выгорающих профессионалов – это наследие сразу двух губительных трендов. Один – “работа и есть жизнь” (и структурирование всей жизни только лишь вокруг работы). Второй – желание заработать как можно больше денег и демонстрировать всем свою успешность», – резюмирует Юлия Аюпова.

Свой отпечаток накладывает также специфика диагностики. «Здесь как в медицине: выгорающие и раньше были, просто сейчас выгорание диагностируют чаще в силу развития психологии и идеи ментального здоровья», – объясняет эксперт. Но в основном, конечно, усугубляют ситуацию экономические форс-мажоры и стереотипное давление общества. Всё вместе это даёт эффект «пандемии выгорания», как называет это бизнес-коуч Яна Лейкина.

Яна Лейкина. Фото: leykinayana.ru
Яна Лейкина. Фото: leykinayana.ru

Как превратиться в Феникса

Эксперт в области профилактики выгорания и профессионального развития, психолог Мария Берлин выделяет несколько этапов усиливающегося синдрома хронической усталости:

  • Стадия 1. Работа «в огне» (тебе нравится, что ты делаешь, но от этого ты забываешь вовремя взять паузу и отдохнуть).
  • Стадия 2. Появляется усталость (а на фоне усталости возникает чувство недооцененности, появляется негатив в адрес коллег, ощущение бессмысленности работы).
  • Стадия 3. Теряется интерес, ухудшается здоровье (нарастает раздражительность, снижается продуктивность и социальная активность, начинаются частые заболевания).

     

  • Стадия 4. Нарушается работа интеллекта (сначала могут проявляться нарушения внимания и памяти, затем снижаются когнитивные способности и полностью пропадает мотивация).
  • Стадия 5. Зависимости усиливаются (из-за перманентного стресса человек пытается его снять самыми простыми способами – сладкое, алкоголь).
  • Стадия 6. Начинается депрессия (вплоть до суицидальных мыслей).

     

Но, как известное мифическое существо, даже сгорев, можно восстать из пепла. Для этого нужно позаботиться о себе по-настоящему, а не только на словах, как любители халтуры. И первым пунктом в «джентльменском наборе заботы» будет, конечно же, отдых.

«Подобно тому как ваши руки устают и не могут как следует работать, когда вы до изнеможения поднимали штангу, утомлённый мозг не в состоянии как следует справляться со своими задачами – будь то отказ от искушения, принятие сложных решений или работа над сложными интеллектуальными проблемами. <…> мы не можем непрерывно напрягать мозг (по крайней мере эффективно) без того, чтобы время от времени не уставать. И мы не можем браться за более серьёзные задачи, прежде чем наберёмся сил, решая меньшие. Всё это возвращает нас к тому, с чего мы начали: нагрузка + отдых = рост» (Брэд Сталберг и Стив Магнесс).

Следом идёт психосоциальная гигиена, то есть внимательное отношение к своим границам, чувствам и ментальным особенностям в контексте взаимодействий в социуме. Важно научиться различать разные оттенки переживаний и понимать, что рационально, а что иррационально. Часто на нашу психологическую нестабильность влияют различные когнитивные искажения: синдром самозванца, синдром отличника и др. И если рациональные суждения помогают нам принимать решения и действовать эффективно, то иррациональные суждения могут приводить к разочарованию и фрустрации (и выгоранию, как следствие). В этом смысле важно управлять своими эмоциями и знать, когда нужно остановиться в своём перфекционизме. Кроме того, важно определить границы между личной жизнью и работой, а также восстановить утраченные ценности и смыслы.

«Каждому человеку полезно определить собственные критерии, которые определяют его внутреннюю мотивацию, – считает Юлия Балакшина. – Я не предлагаю придумать некий объективный “кодекс профессиональной этики” для разных специальностей, я предлагаю каждому для себя сформулировать, каких принципов стоит придерживаться (что будет ниже вашего профессионального достоинства, например) и какие цели преследовать. Возвращаясь к тому же Бердяеву, важно определить персональные этические и глобальные, фундаментальные смыслы: не просто труда в своей профессии, а вообще труда – зачем я тружусь в этом мире, это моё рабство или это путь к моему освобождению?»

И не последнее место в профилактике выгорания занимает гигиена труда, но не в советском понимании, а в её современном переосмыслении. «Гигиена труда – уходящее в прошлое понятие, которое включает необходимые по госстандартам критерии обустройства рабочего места: освещённость, отопление и пр., – напоминает Юлия Аюпова. – Конечно, фактор физического комфорта и сегодня может повлиять на развитие выгорания, но всё же в современном мире работнику важны помимо этой устаревшей гигиены труда эмоциональный комфорт, единое понимание и разделение ценностей компании, ясность алгоритмов и рабочих коммуникаций. В общем, организационная культура. Она либо создаст тренд на выгорание, либо тренд на продуктивность в здоровых командах. Это очень важно! И создание такой культуры может быть начато как “сверху” (с собственника или CEO), так и “снизу” – со стороны членов команды».

Читайте также