Ареста он ждал уже давно, устав бояться и размышлять.
И сегодня, когда перепуганные бабушки-певчие принесли ему весть о застрявшем на дороге «чёрном воронке», он даже неожиданно для себя воспрял духом и развеселился: ну вот и всё, пришёл мой день, мой крест и моя чаша. Вспомнились и любимые слова из Писания: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною».
Следую, Господи!
Поэтому и воскресная служба прошла на удивление легко и благодатно, и даже хор на клиросе пел так, как никогда в жизни, словно сами ангелы небесные пели Херувимскую, затворив двери храма от всяких внешних сил злобы и ненависти. И к причастию собралась почти половина села, а многие мужики, зная уже о неминуемой беде, тайком, а то и открыто утирали слёзы.
А вот отцу Василию было необыкновенно хорошо и покойно, он лишь мысленно благодарил Господа за то, что Он милосердно даровал ему эту последнюю евхаристию – последнюю, но стоившую всей предыдущей его жизни.
Церковь Успения Пресвятой Богородицы в селе Старая Пичиморга (ныне Носакино)Так что, когда наряд энкавэдэшников вломился в храм в грязных сапогах, отец Василий уже ждал «гостей» – в строгой чёрной мантии и монашеском клобуке:
– Я здесь, – кротко улыбнулся он. – Идёмте.
И подхватил чемоданчик с нехитрым скарбом, собранным для тюремного быта. Ничего лишнего, ничего того, что выкинет надзиратель при шмоне.
Чекисты даже ухмыльнулись:
– Смотри-ка, поп-то у нас с опытом!..
Для отца Василия это был уже четвёртый арест.
* * *
Ни на один год после воцарения в России безбожного большевизма не прекращались гонения на Русскую православную церковь. Менялись лишь лозунги в печати да сроки приговоров. Но в 1936 году в ходе принятия Конституции 1936 года, снявшей все ограничения на участие в выборах, в том числе для служителей культа, власть постановила раз и навсегда закрыть в стране «религиозный вопрос» – вместе с самими верующими.
И вот в январе 1937 года заместитель заведующего отделом культуры и образования ЦК ВКП(б) С.М. Тамаркин подал в ЦК записку о «плачевном состоянии антирелигиозной пропаганды в СССР» и усилившейся «активности церковников всех исповеданий». По его данным, на территории страны функционировали 20 тысяч церквей и мечетей, 24 тысячи служителей культа, а антирелигиозная работа была повсюду свернута.
О провале антирелигиозной деятельности свидетельствовали и результаты Всесоюзной переписи населения, проведённой в январе 1937 года. По результатам переписи, 56,7 % населения старше 16 лет заявили о своей принадлежности к тому или иному вероисповеданию, причём православными назвали себя 42,9 % опрошенных. В итоге на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года было принято решение усилить борьбу с религиозными настроениями, которые «представляют собой организацию для подготовки антисоветских выборов по всей стране».
Советская антирелигиозная пропагандаУже 27 марта 1937 года последовал циркуляр НКВД СССР об усилении агентурно-оперативной работы по «церковникам и сектантам». Органам НКВД предписывалось принять все меры по выявлению и разгрому подпольных монархическо-церковных организаций, причём первостепенное внимание следовало уделить тем регионам, где в результате коллективизации уже сложились все условия для народных бунтов. И первое место в списке таких регионов занимала Мордовия, где ещё зимой начался массовый голод.
* * *
Нарком внутренних дел Мордовии В.М. Ванд в январе 1937 года писал в Москву: «В сёлах Торбеевского района идут разговоры о погроме складов с хлебом. В селе Мордовские Юнки все колхозники и единоличники питаются суррогатами. Колхозники ходят в совхоз „Красноармеец”, подбирают дохлых свиней и едят со своей семьёй. По селу Мордовские Юнки свирепствует тиф и скарлатина... В сёлах Токмово, Старое Дракино, Алькино многие семьи опухли с голоду... В течение двух месяцев дети не видели хлеба, питаются картошкой, картофельной шелухой, ни к кому не ходят. О вышеуказанном информирован райком. Мер по борьбе с ними не предпринимается...»
В наступлении голода, писал нарком, были виноваты драконовские налоги и уполномоченные, которые, опьянённые властью, открыто издевались над людьми. Например, в голодающем селе Мордовские Юнки прокурор Силкин угрожал крестьянам: «Если вы, колхозники, не будете платить налог, я всех неплательщиков выведу на улицу, положу вверх спинами и стану ездить на вас железными боронами, а налоги всё-таки возьмём».
Лейтенант госбезопасности Фёдоров докладывал из Краснослободского района: «Ввиду недостатка хлеба в очередях высказываются антисоветские настроения: „Вот вам новая Конституция, а хлеба нет”. В селе Новое Сидорово учитель заявил инструктору РОНО: „Накорми меня сначала хлебом, тогда я буду работать”... Пяткин Андрей Фёдорович, колхозник, в семье пять человек, за 1936 год выработал 100 трудодней, хлеба нет, от недоедания вся семья опухла. Ашалагин Демьян семья 6 человек, выработал 250 трудодней, в пищу употребляет падаль – от павших лошадей отрезал головы и использовал для питания».
О наступлении голода докладывали и советские органы власти. Так, председатель совнаркома Мордовии А.Я. Козиков писал в Москву: «В ряде колхозов (8 районов) создались серьёзные продовольственные затруднения. За последние месяцы запасы хлеба израсходованы, и часть колхозников питаются исключительно суррогатами, употребляют в пищу павший скот, а в отдельных случаях целые семьи по несколько дней не имеют и суррогатов... Длительное недоедание привело к сильному истощению, вызывающему опухоли. Всего, по неточным данным, в этих семьях опухло 29 человек. Во всех проверенных районах продовольственную ссуду колхозам начали выдавать в декабре 1936 года и в январе текущего года. Безответственное отношение к распределению... Во многих сёлах колхозники и учителя вынуждены ходить за хлебом за 12–20 км. В результате в Инсарском районе замёрзла колхозница Кривошеева, ходившая за хлебом...»
Нарком внутренних дел Мордовии В.М. Ванд. Репрессирован в 1938 году (приговорен к расстрелу)Что ж, Москва приняла меры: вскоре и Ванд, и Козиков, и все остальные мордовские чиновники были изобличены как «враги народа» и расстреляны. Новое же руководство НКВД республики (Мордовия в те годы считалась автономной республикой в составе РСФСР) решило выслужиться перед Москвой, сфабриковав грандиозное дело о раскрытии «церковно-монархического заговора».
* * *
Новое дело получило неофициальное название по имени первой арестованной: «Дело Анастасии (Камаевой) и др.».
Анастасия Камаева родилась в октябре 1879 года в селе Старое Дракино Наровчатского уезда Пензенской губернии в семье зажиточного крестьянина Леонтия Камаева. С раннего детства она любила ходить в храм и подростком решила посвятить себя служению Господу. Она подвизалась в Мокшанском Казанском женском монастыре, находившемся в уездном городке Мокшан.
Ещё в феврале 1918 года большевики попытались закрыть монастырь и отобрать у монахинь всё имущество, включая запасы продовольствия и фуража, лошадей и домашний скот, в пользу некой мокшанской коммуны, которую они планировали расположить на территории монастыря. Игуменья монастыря Мария (Кубасова) отказалась передавать имущество, тогда в монастырь был направлен отряд ЧОН – Частей особого назначения, так в Красной армии именовали карателей, набранных из латышей, китайцев и австрийцев, которые без малейших моральных мучений могли расстрелять кого угодно.
Единственной защитой монахинь была молитва. Председатель Мокшанского горсовета Астахов первым вошёл в монастырь. Увидев коленопреклонённых монахинь, он в ярости выхватил револьвер и выстрелил в игуменью монастыря, тяжело ранив её. Тогда кто-то из сестёр ударил в набат, созывая народное ополчение. Каратели стали стрелять, но пули попадали то в колокол, то в стены, то чудесным образом разлетались в стороны. Вскоре к монастырю пришла народная дружина из Мокшана, и отряд большевиков был вынужден ретироваться.
Но через некоторое время штурм монастыря повторился – уже ночью чоновцы застали монахинь врасплох.
В отместку за унижение было репрессировано всё духовенство Казанского монастыря, а сам монастырь был превращён не в коммуну, но в пыточную тюрьму: именно в монастырских подвалах чекисты держали заложников и приводили в исполнение расстрельные приговоры.
Мокшанский Казанский женский монастырь Фото: russian-church.ruВскоре в подвал отправились и все сёстры, за исключением сестры Анастасии, которая сумела покинуть осаждённую обитель и вернулась в родное село, которое тогда из Пензенской губернии было передано в состав новообразованной Мордовии.
В селе сестра Анастасия тоже не сидела без дела. Она была избрана председателем церковного совета при старой Космодамиановской церкви и стала активной помощницей служившему здесь священнику отцу Василию Стеклову. Но в 1933 году храм был закрыт, и около года отец Василий совершал богослужения у себя на дому, не переставая хлопотать о возвращении храма верующим. Истовым ходатаем выступила и монахиня Анастасия. Настоятельные прошения привели к тому, что храм был открыт и богослужения возобновились, но с тех пор чекисты взяли на карандаш и отца Василия, и сестру Анастасию.
Первой была арестована сестра Анастасия. Кто-то из односельчан написал донос, в котором утверждал, что бывшая «монашенка ходит по домам и раздаёт контрреволюционные листовки, выступает на сборищах, ведёт пораженческую и антиколхозную агитацию, призывая участников сборищ не вступать в колхоз...».
– Против советской власти я борьбу не вела и никаких плохих, порочащих советскую власть наговоров в населении не делала, – заявила она на следствии.
Но следователей НКВД интересовало другое:
– Назовите имена всех, кто состоял в вашей подпольной организации.
– Господь с вами, никакой подпольной организации не существует...
– Хватит врать! На вас есть показания свидетелей, видевших, как вы собирали религиозные собрания на дому.
– Да мы просто пили чай и говорили о вере...
– Имена и адреса всех, к корму вы ходили «чаевничать»!
– Помилосердствуйте, я же не помню всех адресов...
– Хватит нам этих поповских штучек!
На следующий день был арестован и отец Василий Стеклов (следы его затерялись где-то в ГУЛАГе), и ближайшая подруга и помощница Анастасии – бывшая послушница монастыря Елена Асташкина.
* * *
Будущая преподобномученица Елена Асташкина тоже, как и Анастасия Камаева, родилась в селе Старое Дракино в семье простого крестьянина Василия Асташкина. Вдохновлённая примером Анастасии Камаевой, она также решила посвятить свою жизнь служению Богу. И стала послушницей в Покровском Шиханском женском монастыре в Пензенской губернии.
Этот монастырь был закрыт в 1927 году, а затем буквально стёрт с лица земли. Сначала монастырские церкви использовали под колхозную контору «Заветы Ильича», а с 1930 года в обители устроили хлебный ссыпной пункт. Но затем ввиду удаленности и невозможности использования монастыря под культурные учреждения его наметили к сносу: кирпич должен был пойти на строительство Дома колхозника в селе Никольская Пестровка (ныне Никольск).
После того как монахинь выгнали из своих келий, послушница Елена вернулась в родное село, куда переехали довольно большая часть монахинь и послушниц из закрытых властями обителей.
И сразу после ареста начался нескончаемый допрос: следователь требовал показаний на других монашенок, на мирян, которые слушали разговоры.
– И хотя всех названных вами людей я действительно знаю, – оправдывалась она на допросах, – но совместно с ними, а также и одна, агитации ни против советской власти, ни против колхозов я не вела...
– Понятно, – гнул свою линию следователь. – А кто ещё был на этих ваших собраниях?
* * *
И начались аресты. Вскоре по «делу Анастасии (Камаевой)» было арестовано несколько десятков человек, следователи рапортовали, что вскрыли сеть заговорщиков и вредителей аж в четырёх районах Мордовии!
– Четыре мало! – откликалась Москва. – Давайте в пяти! Работайте.
И чекисты работали на ночных допросах-«конвейерах», выбивая показания на нужных людей.
Илья Глазунов. Разгром Храма в Пасхальную ночьОдним из последних по «делу» был арестован и отец Василий Эрекаев, с которого мы и начали наш рассказ. Но именно отец Василий и позволил чекистам превратить показания сельских батюшек и монахинь в раскрытие «церковно-монархического заговора», нити которого вели за границу – в эмигрантские центры.
Будущий преподобномученик Василий Эрекаев родился в июле 1876 года в деревне Носакино Тамбовской губернии – ныне это тоже Мордовия – в семье обычного крестьянина. Окончив сельскую школу, он поступил послушником в Свято-Успенский Саровский монастырь в Темниковском уезде той же губернии.
Затем началась Первая мировая война, и Василий Эрекаев был призван в армию. Служил писарем в штабе одной из дивизий. В 1917 году, когда фронты посыпались, Василий вернулся в Саровский монастырь, где был пострижен в монашество, затем рукоположен во иеромонаха. В обители он подвизался до самого её закрытия в 1927 году, переживая вместе с братчиками все этапы крестного пути, который попустил им Господь.
Впервые Саровский монастырь большевики попытались было закрыть ещё в 1918 году, когда в Саров из уездного города Темникова прибыл комиссар с декретом учредить здесь коммуну. Монахи, в свою очередь, обратились с просьбой организовать в обители трудовую артель с уставом, напоминающим устав монастыря. Однако местный земельный отдел отказал в регистрации, посчитав, что монахи по своей гражданской незрелости не способны к самоуправлению и проявлению инициативы в ведении большого хозяйства на новых социалистических началах.
Вскоре в обитель приехала первая опергруппа ОГПУ с требованием внести взнос в размере 300 тысяч рублей, а в ноябре на Саровскую Пустынь был наложен единовременный чрезвычайный налог в размере одного миллиона рублей.
Вслед за этим началась кампания по вскрытию и ликвидации мощей православных святых, и в ноябре 1920 года по решению IX Съезда Советов города Темникова комиссия вскрыла раку с мощами преподобного Серафима. Тогда иеромонах Василий бросился на защиту святынь от поругания, но красноармейцы скрутили его и избили сапогами да прикладами. Затем Василия отвезли в концлагерь, откуда его вернули в монастырь только после солидного выкупа.
Вскрытие мощей преподобного Серафима СаровскогоХозяйство Саровского монастыря было разорено, святыни осквернены, мощи преподобного старца увезены в неизвестном направлении. В марте 1927 года было принято правительственное решение о ликвидации Саровского монастыря, оставшиеся имущество и строения были переданы в ве́дение Нижегородского управления НКВД.
Многие монахи были арестованы, включая и иеромонаха Василия, но вскоре распущены по домам.
Василий вернулся в родное село и стал священником в Успенской церкви в селе Старая Пичиморга. Здесь его и ждал новый арест – в 1934 году, когда власть решилась закрыть церковь. Но тогда отец Василий смог отстоять храм: после письменного обращения «двадцатки» (20 крестьян, являющихся учредителями и формальными хозяевами прихода) власти были вынуждены пойти на попятный и открыть храм. И вновь отец Василий был выпущен из тюрьмы без приговора.
Но в этот раз всё было по-другому.
– С кем из белого офицерства за рубежом вы поддерживаете связи? – спросил его следователь на первом допросе.
– Я не знаю никого из белого офицерства...
– Но вы же служили в штабе, вы должны были знать многих офицеров.
– У нас были чисто служебные отношения. После демобилизации с фронта я никого из них не видел.
– Упорствуете, значит. Ладно, поп, мы и не таких ломали! Сотрём в пыль лагерную, падаль!
В конце концов именно отец Василий и стал главным мозговым центром контрреволюционного заговора и «содержателем явочной квартиры контрреволюционного церковно-монархического образования».
10 августа 1937 года состоялось первое заседание «тройки» при НКВД Мордовской АССР по делу о «контрреволюционном заговоре церковников». Отец Василий за «систематическую контрреволюционная деятельность, направленную на свержение советской власти», был приговорён к высшей мере наказания – расстрелу. В тот же день приговор был приведён в исполнение.
Члены НКВД Мордовской АССР* * *
В тот же день 10 августа та же самая «тройка» при НКВД Мордовской АССР рассмотрела ещё несколько дел из обширного перечня раскрытых заговорщиков.
Преподобномученица Анастасия (Камаева) была приговорена к расстрелу.
Преподобномученица Елена Асташкина была приговорена к расстрелу.
Вместе с ними расстрельные приговоры получили и пять мирян.
Мученик Арефа Ерёмкин был обвинен в том, что в числе других крестьян приходил в дом к отцу Василию (Эрекаеву) для слушания чтения Священного писания и книг религиозного содержания, что, кстати, полностью соответствовало действительности, так как Арефа Петрович был неграмотен и потому слово Божие мог услышать, только когда его вслух читали другие. Но следователи НКВД обвинили всех арестованных в том, что после чтения они истолковывали прочитанное в контрреволюционном духе. Обвинения против себя Арефа Петрович не признал, был приговорён к расстрелу.
Мученик Иоанн Сельманов из села Салазгорь был обвинён в том, что, будучи связан со священниками и монахинями, после закрытия сельской церкви устраивал у себя дома религиозные собрания, на которых «распространял провокационные слухи о войне, развале колхозов». Приговор – расстрел.
Мученик Иоанн Ломакин был обвинён в том, что, поддерживая тесные отношения с проживавшими по соседству иеромонахом Василием (Эрекаевым) и сапожником Иваном Сельмановым, «совместно с последними вёл организованную антиколхозную агитацию, стремясь удержать единоличников от вступления в колхоз». Приговор – расстрел.
Мученик Иоанн Милёшкин из села Салазгорь был обвинён в том, что, «являясь активным членом контрреволюционной организации, изображал советскую власть как власть антихриста, а руководителей партии и правительства называл антихристовыми слугами, призывал население не подчиняться законам советской власти, высказывал террористические измышления по адресу коммунистов и колхозников». Приговор – расстрел.
Мученица Мавра Моисеева была обвинена в том, что предоставляла свой дом для встреч верующих со священником, «на которых принимала участие в распространении провокационных слухов о свержении советской власти; кроме этого возглавляла незаконный сбор средств для целей организации под видом ремонта церкви». На допросе Мавра Васильевна категорически отказалась разговаривать со следователем:
– Никаких показаний об этом я давать не буду, – заявила Мавра Васильевна. – И разговаривать с безбожниками не буду, и прикладывать оттиск пальца к протоколу допроса не стану.
Её расстреляли и без показаний.
