Анна. Не только в профиль

В Музее Серебряного века продолжает работу выставка к 130-летию со дня рождения Анны Ахматовой «А я говорю, вероятно, за многих…», в которой представлены живопись, графика, фотографии и другие материалы, связанные с именем поэта

Анна Ахматова

Анна Ахматова

В 1966 году в эмиграции в «Дневнике моих встреч» Юрий Анненков отмечал:

«Печальная красавица, казавшаяся скромной отшельницей, наряженной в модное платье светской прелестницы! Я сделал с Ахматовой в 1921-м году два портретных наброска: один – пером, другой – в красках, гуашью. Ахматова позировала мне с примерной терпеливостью, положив левую руку на грудь. Во время сеанса мы говорили, вероятнее всего, о чём-нибудь весьма невинном, обывательском, о каком-нибудь ни-о-чём. Портрет, сделанный пером, был сначала воспроизведён в книге моих портретов (изд. “Петрополис”, Петербург, 1922), затем, в 1923-м году – во втором издании “Аnno Domini” <…> Об этом рисунке Евг. Замятин писал:

“Портрет Ахматовой – или, точней: портрет бровей Ахматовой. От них – как облака – лёгкие, тяжёлые тени по лицу, и в них – столько утрат. Они, как ключ к музыкальной пьесе: поставлен этот ключ – и слышишь, что говорят глаза, траур волос, чёрные чётки на гребне”». 

Юрий Анненков. Портрет Анны Ахматовой

Типографский оттиск этого знаменитого анненского портрета А.А. Ахматовой – и подписанный ею, – демонстрируется на выставке «А я говорю, вероятно, за многих…», основанной на богатейших и уникальных коллекциях Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля (ГМИРЛИ имени В.И. Даля), как теперь называется Государственный литературный музей, и проходящей в одном из его отделов – Музее Серебряного века.

Среди других раритетов – карандашный шарж Н.И. Альтмана (1914), акварель Л.А. Бруни (1922), портрет, выполненный Н.А. Тырсой в технике «ламповая копоть» (1926), а также графика Г.С. Верейского (1929) и А.Г. Тышлера (1943), силуэты Ахматовой с книгой в руке Н.И. Коган (начало 1930-х), с непостижимой художественной силой передавшей её внутреннюю силу и хрупкость. Внимания заслуживает чеканный силуэт Ахматовой (1930) Н. В. Хлебниковой. Кстати, любопытная деталь: в молодости Ахматова почти требовала, чтобы её рисовали и фотографировали в профиль – это особая подача образа, стремление создать свой имидж.

Работы Тырсы и Коган, по словам хранителя фонда оригинальной графики ГМИРЛИ имени В.И. Даля Анны Багулиной, были во второй посылке, присланной Ахматовой в 1934 году в Литературный музей (тогда – Центральный музей художественной литературы). А годом раньше, откликнувшись на зов первого директора музея В.Д. Бонч-Бруевича, она отправила первую посылку, где, в частности, был рисунок Е.Е. Лансере к её первой книге стихов «Вечер» (1912). В конце 1930-х – 1940-х основная часть писем и рукописей из ахматовского архива – такую же участь постигло большинство рукописных предметов из собрания музея – была изъята и передана в введение Главного архивного управления, подведомственного Наркомату внутренних дел. В начале 1960-х прерванное общение сотрудников музея с Ахматовой по её архивам возобновилось. 

Из собрания Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля

Все портреты, как подчеркнула один из кураторов выставки, ведущий научный сотрудник Музея Серебряного века Моника Орлова, написаны при жизни Ахматовой. За одним исключением. «Вместе с литографией М.В. Лянглебена 1964 года на выставку из хранилища привезли почему-то и 1969-го. Но, видимо, сама ситуация диктовала именно такую композицию пространства. Если убрать “ненужную”, позднюю, – она нарушается. В итоге эти два портрета поэта прекрасно смотрят друг на друга».

Ахматова фотографировалась с детства и до почтенного возраста. Любила фотографироваться и замечательно умела себя подать. Позируя с одинаковым успехом и на художественных сеансах, и перед фотокамерой. Кроме того, она очень строго, по словам сотрудника отдела фондов фотографий и негативов ГМИРЛИ имени В.И. Даля Людмилы Хлюстовой, отбирала отпечатки и просила удалить неудачные.

– Основу нашего фонда, – продолжает Хлюстова, – заложила сама Ахматова, подарив в 1920-е годы Бонч-Бруевичу фотографию, где она со своей близкой подругой – танцовщицей, актрисой, скульптором по фарфору О.А. Глебовой-Судейкиной, запечатлена фотографом Г.К. Кирилловым в квартире на Фонтанке, 2, которую той предоставил Ленинградский фарфоровый завод. Анна Андреевна жила здесь до конца 1924-го, до отъезда Глебовой-Судейкиной из России.

Из более чем двадцати фотографий на выставке самая ранняя относится к 1911 году – в имении Слепнево в Бежецком уезде Тверской губернии, часть которого принадлежала матери первого мужа Ахматовой – поэта Николая Гумилёва. Уже тогда отличаясь особой царственной статью и величавым спокойствием, Анна Андреевна стоит в окружении М.А. Кузьминой-Караваевой, Д.Ю. Пиленко, Д.Д. Бушена, Б.В. Кузьмина-Караваева, Е.Ю. Кузьминой-Караваевой, М.Л. Сверчковой. 

Из собрания Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля

Приезжая в Слепнево каждое лето 1911–1917 годов и с мужем, и одна, Ахматова написала там, как скажет сама в заметке «Коротко о себе», «очень многие стихи “Чёток” и “Белой стаи”». В период написания сборника «Чётки» летом 1913 года поэта и «поймал» неизвестный фотограф.

Я научилась просто, мудро жить,

Смотреть на небо и молиться Богу,

И долго перед вечером бродить,

Чтоб утомить ненужную тревогу.  

Когда шуршат в овраге лопухи

И никнет гроздь рябины жёлто-красной,

Слагаю я весёлые стихи

О жизни тленной, тленной и прекрасной.

К осени 1914–1915 годов относится царскосельская фотография – «А.А. Ахматова в костюме Гамлета». «На самом деле это не костюм, а платье, которое Ахматова в домашнем обиходе называла гамлетовским, – уточняет Хлюстова. – В 1914 году Анна Андреевна позировала в нём художнице О.Л. Делла-Вос-Кардовской и, скорее всего, тогда и сделала эту фотографию».

О том, что Ахматова любила дарить свои фотографии друзьям и добрым знакомым, свидетельствуют оставленные ею на них автографы с посвящением. Например, Надежде Григорьевне и Георгию Ивановичу Чулковым, с которыми дружила, хозяйке «Никитинских субботников» Евдоксии Никитиной, Сергею Наровчатову…

Ряд фотографов-профессионалов, снимавших Ахматову в разные годы, открывает М. С. Наппельбаум, портреты которого, как известно, с удивительной точностью улавливали мельчайшие оттенки души и поражали живописностью светотеневых эффектов. В его студии на Невском проспекте, 72 на «литературных понедельниках» бывал мэтр «Звучащей раковины» Николай Гумилёв. Эти «понедельники» посещала и Ахматова. В книге «От ремесла к искусству» Наппельбаум довольно подробно рассказывает о том, как рождались его ахматовские фотошедевры. Один из них – тоже присутствующий на выставке – был напечатан в книге «Анна Ахматова. Опыт анализа» Б.М. Эйхенбаума в Петербурге в 1923 году. 

Портрет Анны Ахматовой. Из собрания Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля

Экспонируются работы и других фотомастеров: В.И. Славинского, В.Г. Федосеева, Е.П. Ряпасова, А.В. Фирсова.

Не меньшего интереса достойны портреты Ахматовой, сделанные друзьями-литературоведами. Как фотограф на двух ленинградских фотографиях 1925 года указан историк искусства, художественный критик и в те годы её муж Н.Н. Пунин – «А.А. Ахматова» и «А.А. Ахматова в кабинете Н.Н. Пунина».

Вот как увидел Ахматову в том же Фонтанном Доме, но уже в 1927 году П.Н. Лукницкий, ещё в студенческие годы начавший заниматься её творчеством и посвятивший много времени реабилитации Николая Гумилёва.

Поэт, переводчик и при этом отличный фотограф Л.В. Горнунг фотографировал Ахматову в июле 1936 года в имении Старки на окраине села Черкизово под Коломной, которым владел знаменитый в Европе профессор медицины В.Д. Шервинский – отец поэта, переводчика и искусствоведа С.В. Шервинского. Это имение, оставленное советским правительством учёному в качестве дачи, стало с середины 1930-х годов своеобразными «литературными пенатами». Младший Шервинский о высокой гостье вспоминал так:

Сама не зная, торжествует

Над всем, – молчит иль говорит;

Вблизи как тайна существует

И чудо некое творит.  

Она со всеми и повсюду,

Здоровье чьё-то пьёт вином,

За чайный стол несёт посуду

Иль на гамак уронит том.  

С детьми играет на лужайке

В чуть внятном розовом платке;

Непостижима без утайки,

Купаться шествует к реке.  

Над блюдцем спелой земляники,

В холщовом платье, в летний зной,

Она – сестра крылатой Ники

В своей смиренности земной.  

И удивляешься, как просто

Вмещает этот малый дом

Её – мифического роста,

С таким сияньем над челом.  

Она у двери сложит крылья,

Прижмёт вплотную вдоль боков

И лоб нагнёт со свежей пылью

Задетых где-то облаков.  

Вошла – и это посещенье,

В котором молкнет суета, –

Как дальний гром, как озаренье –

Земная гостья и мечта.  

Немало фотографий отражают душевное состояние Ахматовой в разные периоды её жизни. Вот портрет 1940 года в Москве фотографа В.В. Виноградова. Анна Андреевна в глубокой застывшей печали о томящемся в сталинских застенках сыне Льве Гумилёве. К. И. Чуковский, который был знаком с Ахматовой много лет, 26 августа того же года в Переделкине записал в дневнике: «Была Анна Ахматова. Величавая, медленная <…> Сидела на террасе. Говорила о войне: “каждый день война работает на нас. Но какое происходит одичание англичан и французов <…> Моей второй книги не будет: говорят: нет бумаги, но это из вежливости. Я вчера приехала из Л-да, встретила в вагоне Дору Сергеевну, Дора Сергеевна привезла меня сюда, минуя Москву, мне нужно повидаться с Фадеевым. Я уже его видела, он обещал звонить по телефону о Лёвушке – и сейчас пойду за результатом”. Я пошёл проводить её, она очень волновалась по дороге. – Я себе напоминаю толстовскую барыню, знаете, в “В[ойне] и Мире”. – Как же, “исплаканная”. – Да! как вы догадались? – Меня с детства поразило это слово. – Да, и меня ещё: парадное лицо».

Иное настроение у Ахматовой 22 апреля 1956 года на фотографии В.Г. Федосеева, сделанной на улице Красной Конницы, 4. Или на групповой – Е.П. Ряпасова, где там же в 1960 году собрались те, кто дорог её сердцу: сын и друзья – поэт и переводчик восточной литературы А.И. Гитович, с которым вместе переводила с китайского, и его жена С.С. Гитович. Или на дачной – Анна Андреевна с собакой Литжи (фотограф А.И. Гитович). Или в Москве, на Белорусском вокзале, 23 июня 1965 года, когда она в звании почётного доктора Оксфордского университета вернулась из Англии (фотографы И.И. Стин, А.В. Фирсов). 

Из собрания Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля

Авторство некоторых фотографий не установлено. И той в Слепневе летом 1913 года, о которой уже говорилось; и в лаборатории экспериментальной фонетики МГУ 15 апреля 1957 года – «А.А. Ахматова, А.А. Реформатский, Н.И. Ильина»; и в гостях у В.Е. Ардова в Москве на Большой Ордынке 17 января 1961 года; и зафиксировавшей поэта перед церемонией вручения диплома почётного доктора Оксфордского университета 5 июня 1965 года. Но и безымянные, они имеют безусловную ценность, внося новые детали и штрихи в визуальную документальную летопись поэта.

Последний в экспозиции – портрет Ахматовой, датированный мартом 1964 года. Фотограф – Фирсов. Он очень долго и тщательно, по словам Хлюстовой, готовился к съёмке – она состоялась в Замоскворечье, на Ордынке, у Ардовых. Из множества фотовариантов именно на этом остановилась Ахматова.

По сути, вехой и в судьбе, и в творческом пути Ахматовой являются её книги. В одной витрине в виде фотокопий обложек и книжных разворотов представлены отдельные прижизненные издания поэта. Начиная с дебютного сборника любовной лирики «Вечер». Выпущенный «Цехом поэтов» тиражом 300 экземпляров, он включал 46 стихотворений 1910–1911 годов и открывался предисловием М.А. Кузмина. Здесь же – «Чётки» («Гиперборей», 1914), «У самого моря» («Алконост», 1921), «Подорожник» («Petropolis», 1921), «Белая стая» («Алконост», 1922), «Из шести книг» («Советский писатель», 1940), «Бег времени» (Ленинградское отделение «Советского писателя», 1965).

Надписи Ахматовой на книгах с указанием имён адресатов, места и времени говорят, что она понимала их важность как способ фиксации встреч со своими друзьями и теми, кто вызывал симпатию. Например: «Константину Липскерову весной 1922 в Петербург<е> А. Ахматова 1922». А вот спустя десятилетия тем же летящим аккуратным почерком она подписывает вышедшее в Ташкенте «Избранное» («Советский писатель», 1943) научному сотруднику Литературного музея: «Эмме Эдуардовне Эвин от автора этой книги. 18 мая 1960 Москва».

В другой витрине – фотокопии книг Ахматовой разных лет, а также о ней самой – антология под редакцией Э.Ф. Голлербаха «Образ Ахматовой» с силуэтом поэта на обложке художника Е.Д. Белухи («Ленинградское общество библиофилов», 1925), «Анна Ахматова и Фонтанный Дом» («Невский диалект», 2000)...

В преддверии юбилея Ахматовой в Музее Серебряного века прошла презентация коллективной иллюстрированной монографии «Звучащий Серебряный век. Читает поэт», подготовленной ГМИРЛИ им. В.И. Даля совместно с Институтом языкознания РАН. В вошедшей в неё статье «Анна Ахматова: “И всё-таки узнают голос мой…”» ведущий научный сотрудник этого музея, литературный критик, звукоархивист, заместитель главного редактора журнала «Новый мир» П.М. Крючков рассказывает о звукозаписях Ахматовой. Он же составитель и автор сопроводительного текста к CD-диску, прилагающемуся к монографии. 

Из собрания Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля

В сюжетную линию выставки органично встроены виды мест, овеянных именем Ахматовой. В Царском Селе прошли детство и юность Анны Горенко, здесь в 1899 году она стала ученицей Мариинской женской гимназии (1900–1905) (альбом «Царское Село», 1870; фотограф И.К. Бианки). В Киеве училась в Фундуклеевской гимназии (1906–1907), затем на Киевских высших женских курсах (листы из альбома «Киев. 42 вида», Стокгольм; начало ХХ века; бумага, печать).

На фотографиях А.Э. Фелиша развёрнуты панорамы Петербурга конца XIX – начала XX века. Адресов поэта в городе на Неве много: Высшие женские историко-литературные курсы Н.П. Раева; «Тучка» (Тучков переулок, 17), где она жила во время замужества за Гумилёвым; бывший дворец графов Шереметевых – Фонтанный Дом, Набережная реки Фонтанки, 2, в котором почти за тридцать лет пережила первые послереволюционные годы, аресты сына и мужа, начало Великой Отечественной войны, ждановское постановление, писала «Реквием» и «Поэму без героя», выражая не только своё «я», но и судьбы поколений своего народа; квартира на улице Красной Конницы, 4, где 30 марта 1961 года появились строки, вынесенные в название выставки:

А я говорю, вероятно, за многих:

Юродивых, скорбных, немых и убогих,

И силу свою мне они отдают,

И помощи скорой и действенной ждут.

В графической «географии» выделяются рисунки А.В. Любимовой, где изображены и Фонтанный Дом, и «Будка», как прозвала Ахматова маленький домик, который предоставил ей Литфонд в Комарове под Ленинградом, и тамошний ручей с берёзами, сосны…

Здесь всё меня переживёт,

Всё, даже ветхие скворешни

И этот воздух, воздух вешний,

Морской свершивший перелёт <…>  

И кажется такой нетрудной,

Белея в чаще изумрудной,

Дорога не скажу куда…  

Там средь стволов ещё светлее,

И всё похоже на аллею

У царскосельского пруда.

На Комаровском кладбище поэт обрела и самый последний приют…

Усиливая целостное восприятие – эстетическое, эмоциональное, интеллектуальное, экспозицию «продолжает» короткометражный фильм научного сотрудника Музея Серебряного века Ирины Юрасовской, в котором стихи читает сама Ахматова.

Куда пойти: Музей Серебряного века

Сайт: https://goslitmuz.ru/museums/muzey-serebryanogo-veka/

Адрес: Москва, Проспект Мира, д. 30

Читайте также