Но человек Нового времени всё стал ставить под сомнение: был ли Моисей или это вымышленный персонаж, ходил ли он на ту самую гору, что на самом деле было на этих скрижалях, были ли вообще скрижали и умеет ли Бог писать на иврите? В конечном итоге он поставил под сомнение существование Самого Бога.
Эпоха Просвещения призывает человека не ориентироваться слепо на внешние авторитеты, а жить собственным умом. На языке Канта это называется «автономия этического субъекта». Современный мир предлагает нам целый спектр этических моделей. Я выбираю одну, мой сосед – принципиально другую, и при этом нам надо как-то уживаться и находить общий язык. Как быть? Выделить абсолютно верное и отринуть всё, что не таково, или попытаться примирить разные этические системы? На эти вопросы нет однозначных ответов.
Личностный рост
Дарья Холмогорова, магистр богословия, сотрудник учебно-методического отдела СФИ (Москва)
Дарья Холмогорова. Фото: из личного архива– Моё первое высшее образование – психологическое, сама всерьёз думала о том, чтобы стать психологом, тренером и проходила множество разных тренингов у хороших психотерапевтов и психологов, чтобы разобраться в существующих направлениях. Не случайно этическая система, которая ориентируется на психологическое представление о личностном росте, долгое время была определяющей в моей жизни. Во-первых, она научно обоснована. Представление о «терапевтически целостной успешной личности» известно с древних времён. В ней должны гармонично сочетаться три части: физическое совершенство, моральная чистота и духовное богатство. XIX век внёс здесь свои коррективы. Например, популярный в России последователь Зигмунда Фрейда Эрик Бёрн учит тому, что в каждом человеке должны гармонично сочетаться родитель, взрослый и ребёнок. Ещё один учёный и психолог, который оказал мощное влияние на эту этическую систему, – Абрахам Маслоу. Наверняка все слышали про его пирамиду потребностей, на вершине которой самоактуализация, то есть воплощение всего потенциала личности. Он был родоначальником гуманистической психологии. Я не буду дальше погружаться в историю науки, но мне хотелось обратить внимание на серьёзную научную базу психологически и психотерапевтически ориентированной этики. На этой основе создано множество разновидностей групповой терапии: с одной стороны – анонимные алкоголики, различные групповые коучинги и программы личного совершенствования, с другой – так называемые тренинги Тони Роббинса, марафон желаний Елены Блиновской и т.п. И те и другие влияют на жизнь любого, кто берёт эти системы за точку отсчёта. Влияние может быть долговременным или совсем недолгим, но даже после кратковременного тренинга, например, на развитие навыков общения всегда рождается чувство, что ты исправил свои ошибки, усовершенствовался, стал «лучшей версией себя». Если же человек постоянно включён в эти процессы, то возникает такое ощущение полёта: ты можешь всё. Это ощущение всемогущества всерьёз влияет на нашу жизнь, то подвигая нас на творческие новые проекты, то лишая трезвенности и понимания реалий жизни.
Тренинги могут быть прекрасным инструментом, если они на своём месте. После того как я прошла множество тренингов, у меня остались две чёткие установки. Одна – умение брать ответственность на себя – мне и сегодня важна. Другая – надеяться только на собственные силы – не прошла проверку жизнью, эта установка рушится при первом тяжёлом испытании – например, едва оказываешься на больничной койке ты сам или твои близкие.
Стоит также отметить, что когда мы ставим во главу угла достижение идеала «успешной личности», мы можем попадать в различные ловушки. Например, люди стремятся к физическому совершенству, делают пластические операции, чтобы выглядеть, как Кен и Барби. Нередко это стремление доводит до психических расстройств, таких как анорексия, булимия, осложнения после пластики, в том числе психические вследствие непредсказуемых и неожиданных плохих результатов, когда человек фактически теряет своё лицо. В другую ловушку можно попасть, стремясь «прокачать» сферу отношений, например, с противоположным полом, в результате чего человек становится заложником стереотипных представлений, теряет способность выходить за их рамки и искренне общаться с живыми людьми. Сейчас это очень востребованное направление, соответствующие тренинги носят названия, говорящие сами за себя: «Право брать. Как быть женщиной за которой ухаживает мужчина?», «Как выйти замуж за избранника», «Женщина – новый формат», «Спарта – мирный воин. Получи мощный заряд энергии и мотивации на изменение своей жизни за три дня» и т.д.
Кофе
Александр Королёв, учитель английского языка (Нижневартовск)
Александр Королёв. Фото: vk.com/idalexander.korolev– Если спросить человека на улице здесь, в Нижневартовске, в Москве или в любом другом городе нашей страны, что вам нужно, какая цель у вас, зачем вы ходите на тренинги чего угодно, человек с большой вероятностью ответит, что он хочет быть счастливым и успешным или не хочет быть неудачливым и несчастным. Это старая как мир этическая система, где главной ценностью является именно счастье. Аристотель её называл «эвдемонизм».
Но современное понимание счастья, кажется, отличается от того, что имел в виду Аристотель, который понимал под счастьем реализацию человеком своего призвания: философа, горшечника, воина, правителя, скульптора. Сейчас, как мне видится, мало кто ставит вопрос о счастье подобным образом. Большинство моих знакомых не любят свою работу. Главный критерий ценности работы чаще всего – это доход, который она приносит. Вот я живу в нефтяном краю. И я не знаю ни одного нефтяника, который сказал бы: «Ах как я люблю нефтяные месторождения, а каждая вахта в тайге – это просто счастье, я могу часами смотреть на буровые установки, только о них бы и говорил!». Увы, эти края он не любит и мечтает заработать на жизнь и уехать куда потеплее: в Москву, Краснодар. Многих только доход и удерживает в нашем суровом крае.
Другая ценность, которую часто вкладывают в понятие счастья, – семья. Как и работа, она часто нужна для устроения максимально комфортной, приятной жизни, наполненной удовольствиями. Есть такое философское учение об удовольствии как высшей ценности – гедонизм. На мой взгляд, самая распространённая этическая модель сегодня в мире – это некий сплав гедонизма и своеобразно истолкованного эвдемонизма.
Кофе – символ этой системы. Когда я пощусь, мне сложнее всего отказаться не от мяса, а от кофе и сладостей. Я не знаю, сколько дней смогу без них продержаться. Сейчас на каждом шагу есть кофемашина, и мне это очень нравится. «Кофе с собой» – это способ навязать уют и комфорт любому времени и месту, почувствовать себя хозяином положения за двести рублей.
Ещё один распространённый вид удовольствия – секс. Можно говорить о культе секса в современном обществе. Примерно в этом же ряду стоят приобретение вещей, путешествия – люди трудятся в поте лица целый год, чтобы отправиться в разные уголки земли и пожить в своё удовольствие.
Конечно, это некоторое упрощение. Всерьёз никуда не уходит и высокая потребность иметь близкого человека, родной души, хотя и понимается эта близость очень по-разному. Так или иначе все хотят любить и быть любимыми.
В конце концов, почему не получать полноту счастья и удовольствия? Что в этом плохого? Но сейчас, кажется, как никогда много несчастных людей – именно поэтому так востребованы все, кто обещает нам счастье и успех. Я порой думаю, что всех детей надо отправить учиться на психотерапевтов, коучей и барист – без работы они не останутся.
Про ограниченность удовольствия что-то понятно. Всякое удовольствие однажды становится обыденностью, приедается. Каждое обновление удовольствия требует всё больших усилий, и ты привыкаешь то к одному, то к другому – осчастливить себя становится всё труднее.
Скажу ещё, как в моей жизни установка на гедонизм конфликтует с совестью. Я работаю учителем в обычной школе. Однажды я понял, что чем меньше у меня учебных часов в школе и меньше учеников, тем лучше я могу научить их английскому языку. Но чем больше часов – тем больше денег. Когда у меня было 36 часов в неделю – это был определённый уровень дохода. Потом по некоторым причинам у меня стало 18 часов, и я очень почувствовал изменение своего уровня жизни.
Князь Болконский
Юлия Балакшина, доктор филологических наук, профессор высшей школы (Санкт-Петербург)
Юлия Балакшина. Фото: sfi.ru– Когда я училась в школе, то очень часто сравнивала себя с героинями и героями русской литературы. Может, и у вас такое было?
…Она влюблялася в обманы
И Ричардсона, и Руссо.
Я, конечно, не в Руссо. Мы спорили с подружкой, на кого больше хочется в жизни быть похожей: на Наташу Ростову или на Марию Болконскую? Наташа такая непосредственная, живая, а Мария – философичная, глубокая, умеющая думать о жизни. И мне было трудно выбрать. Казалось, что со временем это желание ориентироваться на какие-то литературные образцы пройдёт. Но чем больше я думаю о своей жизни и жизни своих коллег, которые преподают русскую литературу, тем больше я понимаю, что мы просто живём теми жизненными установками, которые нам внушаются текстами русской классики. Мы идём на работу, а работа у нас – рассказать студентам, например, про «Маленькие трагедии» Пушкина. Мы встаём утром и думаем: какое счастье. Понятно, что это определяет наш строй мысли, мы всё время об этом думаем. Я в какой-то момент так сформулировала для себя этот «главный комплекс русской литературы». Есть неразрешимые противоречия бытия. Человеку приходится сталкиваться с такими жизненными ситуациями, когда и то нехорошо, и это нехорошо. И ты должен прожить тяжесть этого неразрешимого противоречия, принять его на себя. В этом твоё благородство, в этом твоя высота. Как, например, Лиза Калитина из «Дворянского гнезда», которая любит Лаврецкого, но она не может переступить через свои нравственные ценности и идёт в монастырь. Понятно, что её жизнь в этом монастыре будет сломлена. Но надо нести эту трагичность своей жизни.
Эта ориентация на какие-то литературные и – шире – культурные образы и образцы не является особенностью преподавателей литературы. Есть замечательные воспоминания прошедшей адские круги ГУЛАГа Евфросинии Керсновской «Сколько стоит человек». Евфросинья Антоновна рассказывает, как её вызывают на допрос, требуют, чтобы она подписала самооговор, и обещают, что за это её быстрее выпустят. И она думает, а как бы на её месте поступил Атос. Внутренний образ, образец можно взять из художественной литературы, из кинематографа, из философии, просто из жизни какого-то человека, которая так нас поразила, что мы на неё внутренне ориентируемся.
Полагаю, что есть такая этическая система, условно названная нами «князь Болконский». Помните, как во время Шенграбенского сражения князю Андрею Болконскому надо поехать предупредить капитана Тушина, чтобы срочно вывозить с поля боя пушки. Несколько адъютантов до него не доехали туда, в самый эпицентр сражения, потому что это очень страшно. И он едет, видит лошадь, у которой что-то оторвано, слышит свист пуль, ядер. И написано: «“Я не могу бояться”, подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи». Он боится, но у него есть эта установка: я не могу бояться, потому что воспитан в семье старого князя Болконского. Он ориентируется на целую культурную традицию своего рода. У каждого из нас есть внутренний ориентир, на который мы вольно или невольно, сознательно или несознательно опираемся, совершая свой жизненный выбор.
Вебер
Анна Алиева, кандидат социологических наук, заместитель декана религиоведческого факультета СФИ (Москва)
Анна Алиева. Фото: sfi.ru– Я по первому образованию социолог, поэтому и обратилась к Веберу. У Макса Вебера было очень интересное размышление об этике в современном обществе. Оно косвенно связано со Львом Толстым: Вебер обращался в том числе к его произведениям. В начале XX века Толстого переводили на немецкий в промышленных масштабах, ссылаться на него считалось хорошим тоном. И Вебер очень хорошо сформулировал два типа этики – этику долга и этику ответственности, противопоставив их в своей знаменитой речи «Политика как призвание и профессия» в январе 1919 года в Мюнхене перед представителями «Союза свободного студенчества».
В качестве отправной точки для этики долга он выбрал Христа, Нагорную проповедь и вообще всё, что написано в Евангелии, – например, то, что ты подставляешь другую щеку, когда тебя бьют. Он говорит про высшие ценности жизни, свободы, достоинства, воплощённые в определённом поведении людей. На тебя напали в тёмной подворотне, а ты не убиваешь человека, который на тебя напал. И если с тобой семья, страдает и она вместе с тобой. Ты доверяешь высшей силе, которая позаботится об этой ситуации, а ты должен быть верен своим принципам.
Противоположный полюс – этика ответственности, которой руководствуются политики. Политик никогда не может следовать этике долга, потому что он должен заботиться о жизни и благополучии людей и вынужден принимать решения, которые кому-то делают хорошо, кому-то – плохо. Это такая рациональная этика, когда в результате твоего решения могут погибнуть тысячи людей, но если ты не примешь это решение, ты не защитишь свою страну и погибнут другие тысячи, которые доверили тебе свои жизни. Придерживаясь этики ответственности, ты рассчитываешь только на себя.
То есть в рамках этики долга человек не отвечает за последствия своих решений, а передаёт эту ответственность высшей силе. А в рамках этики ответственности отвечает только сам, как-будто в жизни нет места ни случайности, ни чуду.
Можно ещё спуститься на уровень нашей повседневности. Например, ты вступаешь в брак, но муж или жена оказались нелюбимыми. Что ж тебе мучиться с ними всё время? И ты, исходя из ответственности за свою жизнь, рационально принимаешь решение о разводе и ищешь себе другой вариант. Этика долга, конечно, исключает развод. Человек, который ею руководствуется, верит, что этим миром управляет не только и столько его довольно ограниченный рационализм, а высшая сила. Толстой называл такую этику этикой любви. Возможно, это даже жёстче звучит, чем этика долга.
Бедренная кость
Евгения Литвиненко, исполнительный директор благотворительного фонда «Жить вместе» (Москва)
Евгения Литвиненко. Фото из личного архива– Один современный антрополог задал своим студентам вопрос: «Что является первым признаком цивилизации?». Ответы были: первые орудия труда, осмысленное погребение умерших, речь, наскальные рисунки. «Сросшаяся бедренная кость», – сказала преподаватель. Это первый признак зарождения цивилизации. Если подобное происходит с животным, оно умирает, потому что не может передвигаться, чтобы добывать еду, защититься или убежать в случае опасности. Кость срастается, когда кто-то оттащил тебя в безопасное место, кормил, охранял, заботился о тебе!
Я совершенно счастливый человек, потому что работаю в благотворительном фонде и общаюсь с людьми, которые приняли решение потратить свою жизнь – своё время, силы и средства – не на себя. Люди идут на это сознательно, потому, что для них важен другой человек. Часто всё начинается с личной истории. Например, в семье рождается больной ребёнок – и мама понимает, что нет такой системы, которая по-человечески поможет в беде. Она начинает сама, потом понимает, что надо с кем-то объединяться, помогая друг другу. Так начинаются очень многие благотворительные фонды.
Такая ориентированность жизни не на себя, а на другого, – это мощный этический выбор, на котором люди строят всю свою жизнь. Сейчас больше всего сборов на больных людей и на животных, потому что истории о них эмоционально достаточно трогательны, люди готовы на это жертвовать. Хотя если смотреть более дальновидно, то глобально ситуацию меняют пожертвования другого рода, которые приводят к более системным изменениям – на уровне собственно этики, ценностей, ответственности. То есть это внутренние изменения установок людей в обществе.
Для таких изменений существуют разные инструменты, в которых пожертвования, краудфандинг и другие составляют лишь часть. Один из таких инструментов – различные премии, цель которых – повлиять на образ мышления, показать обществу какие-то ценностные образцы, примеры личного или социального действия, задавая собственные критерии отбора, часто не очевидные для обыденного и массового сознания.
Наша премия «Жить вместе» – одна из попыток действовать именно так. Мы специально ищем и номинируем особый тип сообществ – людей, которые объединяются вместе, чтобы сделать что-то важное для других: в социальной сфере, в сфере материальной или духовной культуры, исторической и семейной памяти.
Мой любимый проект – «Двери с помоек», прекрасные ребята из Санкт-Петербурга. Они не могли смотреть спокойно, как люди выбрасывают двери из старых квартир и старинных парадных, ставя взамен пластиковые или металлические. Они потихонечку эти двери прибирали и научились их профессионально реставрировать. Сообщество растёт, они уже не только старинным дверям дают новую жизнь, но и наличникам. Конечно, эти люди ущемляют себя в чём-то, они могли бы получать много денег за такой квалифицированный труд, но им оказалось важнее восстанавливать историческое лицо своего города. В этом же ряду можно вспомнить «Том Сойер Фест» – целое волонтёрское движение в нашей стране, восстанавливающее старинные дома в разных городах, но, по сути, меняющее что-то в самих людях.
У нас в фонде есть ещё одна программа, она называется «Маршрут помощи», там работают социальные координаторы. Тут я делаю большое усилие, чтобы не рассказывать о самой этой удивительной новой профессии, какие прекрасные это люди, которые не просто занимаются помощью другим, но возвращают людям веру в себя и в других. Простое знакомство с ними меня меняет. Наши социальные координаторы всё время мне говорили: понимаешь, Женя, мы не только про базовые потребности человека, мы ещё про достоинство человека. Я никак не могла понять, о чём они говорят, пока не услышала один пример. В хорошем платном доме престарелых у них есть подопечная, которую все называли тётей Машей. И только наш социальный координатор стала принципиально называть ее «Мария Константиновна». И все сотрудники этого дома говорили: «Зачем так? Надо по-свойски: тетя Маша, тетя Люда, тетя Даша…». А Ксения (социальный координатор) говорит: «Понимаете, человек прожил долгую жизнь, много чего успел, надо помочь ему это извлечь, открыть заново для нас». Как выяснилось, эта тетя Маша была преподавателем литературы, писала прекрасные стихи. В какой-то момент приехали её родственники и для всей палаты читали её стихи. И народ был просто поражён: «Тетя Маша… Ничего себе!»
В какой-то момент я поняла, что тоже стала видеть людей, которым нужна помощь. Просто помогать найти дорогу в Москве или в МФЦ заполнить заявление дедушке, который потерял паспорт. То есть я сначал пробегала мимо, а потом как-то подумала: вот Аня не прошла бы мимо этого дедушки. И оказалось, что увидеть другого – большое дело. Поднять глаза – это половина дела. Но после этого и полюбить чужого постороннего человека становится уже не так сложно.
