Ильгиз Зайниев: «Исповедаться трудно даже самому себе» 

Интервью режиссёра самого необычного кукольного спектакля 

Фото: vk.com/ekiyat

Фото: vk.com/ekiyat

Совсем недавно стало известно о старте съемок художественного фильма по роману Евгения Водолазкина «Авиатор». Экранизация бестселлера долго буксовала, пережила смену режиссера. Кресло Данилы Козловского, который планировал снимать ранее, занял  Егор Кончаловский. 

По словам владельцев кинотеатров, романы Водолазкина просятся на экран. И не только на экран, подумали в Татарстане и опередили кинематограф постановкой в кукольном театре. Яркий, глубокий, созданный уникальным художественным языком спектакль прогремел в июне  прошлого года. Корреспонденту «Стола» посчастливилось побывать на этой постановке, а потом расспросить о режиссерских находках художественного руководителя Татарского государственного театра кукол «Экият» Ильгиза Зайниева. 

Руководитель Татарского государственного театра кукол «Экият» Ильгиз Зайниев. Фото: puppet-show.ru
Руководитель Татарского государственного театра кукол «Экият» Ильгиз Зайниев. Фото: puppet-show.ru

О чем для вас этот спектакль?

– Как обычно бывает в большой литературе, здесь очень много разных пластов. Однако основной мы определили для себя тему греха, раскаяния и расплаты. Этот спектакль о том, что очень сложно исповедаться даже самому себе, чтобы из этого мира уйти чистым. Главный герой истории, Иннокентий Платонов, на протяжении нескольких часов пытается покаяться, в какой-то момент начинает врать себе, недоговаривает, однако не признавшись в содеянном не может спокойно оставить этот мир. 

– Раскроем секрет для тех, кто не смотрел спектакль, образ главного героя выполнен изо льда. Как вы работали с ледяной куклой? Поскольку в финале спектакля она тает, каждый показ на сцене зритель видит нового Платонова? 

– Когда я впервые прочитал роман в 2016 году, сразу понял, что хочу поставить его в театре. Однако долго не удавалось придумать образ главного персонажа. Когда решил, что кукла должна быть ледяная, появился вопрос – как это сделать технически. Было несколько проб прежде чем мы пришли к нынешнему Иннокентию Платонову. Сейчас заготавливаем специально отлитые силиконовые формы, и на каждый спектакль замораживаем несколько дублей на всякий случай: вдруг жидкость разольется. При создании образа перед командой стояли две задачи: сделать так, чтобы куклы хватило до конца спектакля, чтобы она не растаяла раньше времени, и, наоборот, чтобы растаяла буквально за 2–3 минуты. Однако, оказалось, что лед выдерживает всю постановку. Он медленно тает во время спектакля, а в финале под воздействием тепловой пушки активно плавится. Мы выносим воздухонагреватель открыто. Он специально сделан в виде двигателя самолета, наверное, вы видели.   

Фото: vk.com/ekiyat
Фото: vk.com/ekiyat

 

– Я больше смотрела на саму куклу. Удивительно, но в процессе спектакля очень проникаешься к ледяному персонажу, у которого даже четко прорисованного лица нет. Насколько я поняла, это единственный почти обезличенный герой. У остальных марионеток легко читаются глаза, губы. 

– Там есть какие-то черты лица, однако так как эта кукла ледяная, вероятно, не так заметно. Но это не белое пятно. Просто понятно, что Платонов от других визуально должен отличаться. Он не такой как все: ни мертвый, ни живой. Он подвешен между двумя мирами: началом века, когда был молодым, и 90-ми, где оказался после заморозки в Соловецком лагере. Зато в такой позиции он может посмотреть на обе эпохи другими глазами. Всегда тяжелее оценивать обстановку изнутри. Когда отстраняешься, многие вещи становятся выпуклее. 

– В спектакле есть две сцены, в которых мы видим взаимодействие человека с куклой. Трогательный момент в больнице, когда герой приходит к своей состарившейся возлюбленной, и эпизод в котором главные герои наряжают елку. Почему было принято такое решение? 

– Живой человек для кукол – метафора в другую сторону. Если в театре драмы на сцену выйдет кукла – она превратится в символ. Здесь все с точностью наоборот. Однако этот сильный прием нужно очень вдумчиво использовать, чтобы он сработал. Как бы это парадоксально ни звучало, живые руки рядом с куклами стали образом, как мне кажется. Благодаря этому появилась трогательность и проникновенность. В другой сцене, где герои наряжают елку, раскрывается тема любви, а прикосновения становятся символом чего-то очень естественного и настоящего. Руки передают шарики, касаются друг друга. Это трепетно.  

Фото: vk.com/ekiyat
Фото: vk.com/ekiyat

– Спектакль не всегда легко смотреть, потому что во многих сценах действие разворачивается как бы на втором плане. Мы вглядываемся в действие, словно подсматриваем. Это чем-то похоже на документальное кино.  

– Эффект подглядывания, скрытой камеры, безусловно, влияет на зрителя. Хотелось передать впечатления от прочтения романа. Читателю Евгения Водолазкина полноценно понять историю мешает незнание фактов, а здесь буквально – ящики и коробки. Невозможность смотреть беспрепятственно вызывает у зрителя больше интереса. Психологическое ощущение – непонятно, можно ли вообще на это смотреть, есть ли у нас право, не слишком ли что-то личное происходит в глубине сцены. Мы надеялись на такой эффект. 

– Вы упомянули камеру. Кстати, ее вы тоже активно используете в спектакле. Порой актеры превращаются в настоящих видеооператоров. Таким образом возникает некая кинематографичность спектакля. Почему вы привлекаете в постановку кинематограф? 

– Это некая хроника. Главный герой Платонов пытается вспомнить реальность. Любая запись, фотография – это фиксация. Если вы смотрели на экран, видели, что стоящая на сцене игрушечная машинка на видео кажется более настоящей. Парадокс в том, что на кадрах реальность видится более реальной, чем на самом деле. Благодаря этому возникает ощущение, что для того, чтобы что-то оживить, его нужно зафиксировать. 

– Так часто говорят документалисты. 

– Я это не знал, делал по наитию, по ощущениям. Кажется, эффект удался.  

Фото: vk.com/ekiyat
Фото: vk.com/ekiyat

– Кстати, сцена с игрушечной машинкой. В ней мы буквально видим, как идет дождь. Вообще, в спектакле много отсылок к звукам, ощущениям. Мне кажется, была бы возможность, были бы запахи. Как вы пришли к такому решению? 

– Вероятно, удалось это передать, потому что вы, человек со стороны, отмечаете это. Мне очень приятно. Был большой вопрос, как работать со второй частью романа. Кто читал книгу понял, что мы больше взяли из первой половины, в которой описываются основные события. Существенная доля второй части романа строится на звуках.  Герои втроем начинают записывать то, чего не было на самом деле. Они придумывают какие-то росинки, звуки, запахи. Удивительное свойство человеческой памяти - ощущения вызывают в нас воспоминания. В театральной постановке это трудно реализовать. Однако, в сцене, где герой дает интервью журналисту, говорит: «Слова-то можно вернуть, а вот цоканье копыт, еще что-то - нет». Это про него, про Платонова, он живет запахами, звуками, ощущает через них мир. Нам было сложно показать это физически, но мы попытались сохранить в атмосфере.

– Расскажите про музыку. Как мне кажется, музыкальное оформление играет большую роль в спектакле. Возможно, оно больше чем просто оформление.  

– Музыку написал мой большой друг, один из лучших татарских композиторов Эльмир Низамов. Мы с ним очень много работаем, поэтому понимаем друг друга буквально без слов. Эльмиру хватает буквально пары образов, чтобы понять, что необходимо. Все, что вы слышали в спектакле было написано изначально, мы даже ничего не правили - настолько он угадал с первых нот. Вместе с этим композитором мы сделали уже около 20 спектаклей. 

– То есть у вас сложившийся творческий дуэт. А как создается музыка для кукольного спектакля? Что появляется в самом начале: история с музыкальным оформлением, куклы или все вместе?  

– Все идет параллельно. Механизм зависит от конкретной истории: где-то сначала рождается музыка, где-то куклы. Часто не знаешь, с какого конца начать: что-то получилось с художником, что-то с композитором, и принимаешься связывать разные цеха, чтобы люди тебя поняли. С Эльмиром у нас вообще удивительная история. Однажды он писал музыку к моему спектаклю (я еще драматург) до появления пьесы. А я, вдохновляясь его творчеством, работал над текстом. 

– Сколько шла работа над спектаклем «Авиатор»? 

– Моя работа шла шесть лет, не прерывалась. Я на самом деле постоянно вспоминал о романе, жил этим произведением. Сам же период создания постановки, с момента, когда начали – 2–3 месяца примерно. 

Фото: vk.com/ekiyat
Фото: vk.com/ekiyat

– Почему вас так сильно впечатлило произведение? Есть какая-то семейная история?

– Даже уже не помню. Вероятно, качество романа... На моей памяти это единственное произведение на тему репрессий 37-го года, где героя отправляют в лагерь действительно за дело. Обычно невиновного этапируют по доносу, а здесь персонаж на самом деле виноват. Когда я прочитал книгу, такой подход мне показался неординарным, интересным. То время, эпоху, автор описал через звуки, сомнения. Он сделал историю намного сильнее, чем если бы просто встал на сторону жертвы. Работая над постановкой, мы пришли к тому, что тема 37-го года и вовсе отошла на второй план. Здесь главное – тема греха, раскаяния, как я уже говорил. А это могло произойти в любой период истории. 

– Получается, в романе Водолазкина и в вашем спектакле нет ни положительных, ни отрицательных персонажей. Даже доносчик показан в позиции жертвы, когда он вынужден воровать колбасу из-за невозможности ее достать в магазине. 

– Конечно, это живые люди, не амплуа злодея, героя или любовника. Здесь все и герои, и любовники, и жертвы, и палачи одновременно. Благодаря этому они как раз живые. 

Фото: vk.com/ekiyat
Фото: vk.com/ekiyat

– Вы говорите, что это живые люди. Парадоксально, ведь изображают их марионетки. Как мне кажется, этот роман – достаточно сложная история для кукольного театра. 

– Для театра кукол нет невозможного. Считается, что кукла не выдерживает текст. Что имеется в виду? Принято, что кукла должна прыгать, скакать по сцене и изъясняться короткими фразами, ей не дают объемный текст. Здесь же - длинные монологи. Но вы же смотрели спектакль. Выдерживает кукла текст? 

– Да, выдерживает. Наверное, вопрос техники. 

– Мне тоже так кажется. Мы стараемся ломать стереотипы, чтобы к театру кукол относились как к настоящему серьезному искусству, а не как к детскому развлекательному направлению. Притом, что, безусловно, у нас существует определенный план по детским спектаклям, постановкам, обладающим коммерческим потенциалом. Мне понадобилось несколько лет, чтобы заслужить право поставить что-то настолько глубокое, пусть даже не на большой сцене. 

Фото: vk.com/ekiyat
Фото: vk.com/ekiyat

– Однако, судя по билетам, которые оказалось не так просто достать, спектакль имеет успех у зрителей. 

– Мы обнаружили в Казани большую читательскую аудиторию Евгения Водолазкина. Это очень приятно. Оказывается, люди любят его. Я знал, что такая ситуация по России в целом, но в отношении нашего региона был приятно удивлен. 

– Я читала, что вы были на фестивале. Гастролируете по другим городам с этим спектаклем? 

– Мы были с «Авиатором» в Рязани, на «Рязанских смотринах». Это один из крупнейших фестивалей театров кукол. Мы там играли три раза, хотя должны были только два. Еще один показ пришлось провести дополнительно по просьбам. Сейчас мы с этим спектаклем участвуем в «Золотой маске», а дальше посмотрим. Недавно звонили из Казахстана, приглашали нас. 

– Любой ли зритель сможет прийти на спектакль? Все-таки это достаточно интеллектуальный формат. 

– Мне кажется, любому зрителю будет интересно. По крайней мере, к нам приходили и те, кто не читал роман, и те, кто нечасто ходит в театр, и те, кто никогда раньше не смотрел кукольные спектакли. Все понимают, воспринимают. Мы пытаемся рассказывать историю так, чтобы любой человек ушел из театра с определенными мыслями и ощущениями. 

#театр #театр кукол #Евгений Водолазкин #Авиатор #репрессии

 


 

 

Читайте также